- Куда сбежал? - Я повернулся к Франческо.

- Недалеко, Ваше Сиятельство. Мои люди быстро его нашли. Он в Ньюпорте, в гостинице.

- В какой именно?

- Там одна. Зачем больше в городишке с полутора тысячами жителей? Вот если бы он в Бристоле прятался, то пришлось бы побегать. А сейчас можно упокоить его в любой момент, только прикажите.

- Не спеши, еще раз тебе говорю. Думаешь, он по глупости прячется там, где затеряться невозможно?

- Я почти незнаком с ним, Eccelenza: не знаю, насколько он умен.

- Весьма и весьма. Полагаю, не дурнее нас с тобой. Была у меня мысль его приблизить, для деликатных коммерческих дел... Разумеется, сам Гришка не знал об этих планах. Даже хорошо, что он предал сейчас - потом вреда было бы гораздо больше. Видать, недооцененным себя считал. Те, кто за ним следит, итальянцы или местные?

Франческо едва заметно поморщился: мало, что хозяин оскорбляет подозрениями в скудоумии, так еще заставляет раскрывать свои тайны в присутствии других вассалов. Тем не менее, верность пересилила.

- Местные. Парни с юга были бы слишком заметны.

- И все же я думаю, он их уже распознал. Или не он...

- А кто?

- Помнишь, ты после путешествия на Восток рассказывал, как индийские вельможи охотятся на тигра с козленком? Привязывают скотину на полянке, а сами с заряженными ружьями садятся в засаду. Тебе сей изменник, скрывающийся там, где каждый человек на виду, не напоминает жертвенного козла?

- Так что же делать? Неужели Вы его простите?!

- Нет, конечно. Но действовать прямолинейно и предсказуемо было бы наихудшим выбором. Наши партнеры, английские совладельцы Уилбуртауна, поставили своего управляющего. Значит ли это, что им больше нечего желать?

Я уставился на Евстафьева с Онучиным. Приказчики переглянулись; теперь заговорил молчавший прежде Иван:

- Их интерес - отнять нашу часть. Без малого половина паев остается в руках Вашего Сиятельства и прочих, кто стоял у начала сего дела. Покамест британцы не могут ни регламент компании изменить, ни дополнительный выпуск бумаг учинить, чтобы лишить нас влияния. Как они будут дальше атаковать - ума не приложу. Это меня и беспокоит.

- Правильно, что беспокоит. Но почему бы им просто не выкупить наши доли? Я бы продал. По разумной цене, конечно.

- Они-то захотят получить по неразумной! Лучше всего - даром.

- Верно мыслишь. А как им это сделать?

- Вы знаете, как?! Не томите, Ваше Сиятельство!

- Ну, самая верная метода - то, что французы именуют 'chantage'. В нашем случае наивыгоднейший способ действий для них заключается в том, чтобы вызвать противника на действия, наказуемые по закону, и потом угрожать разоблачением. Если самого графа запятнать не удастся, то хорошо бы подловить его людей - тех, коими он дорожит. Гришкина смерть еще одним для них хороша...

- Чем же?

- Следующие ему тридцать серебреников, полагаю, только обещаны, но не даны. Если же даны, то не в полном объеме. Поскольку он не дурак и высоко мнит о себе, то и награду, наверно, запросил весьма солидную. Немалая выгода - избавиться от обязанности оную выплачивать. Его наверняка обнадежили защитой, однако исполнять сие навряд ли собираются. Более того... Франческо!

- Да, Eccelenza?

- Прикажи-ка своим людям присматривать за нашим иудой, чтобы никто другой его не прибил. Сочетание выгод получается такое, что компаньоны вполне могут поторопить события. Вызвать подозрения против нас, якобы желающих мести. А потом нанять лжесвидетелей, чтоб меч Фемиды рубанул, кого им нужно. Что, Миша, смотришь с недоверием?

- Неужто леди Феодосия способна на такую низость?!

- Леди Феодосия? Конечно, нет! Но вот ее служители... Низость - для низших! Знаешь, как это бывает? Королева скажет: 'Хочу владеть этим городом. У меня на него бесспорные права; кроме того, я буду умеренной и милосердной правительницей'. И прикажет генералу оный завоевать. Генерал скажет: 'Завоюю этот город и проложу себе путь к славе. Но для успеха надо, чтобы штурм поддержали изнутри'. И вызовет начальника шпионов. И так далее. Цепочка длинная; у начала ее можно не задумываться, что там на другом конце. Королеве неинтересны скучные подробности: кто кого предал, кому выстрелили в спину, сколько горожанок изнасиловали при штурме, скольким младенцам размозжили головы или выпустили кишки... Она даже разгневается, если вдруг о чем-то подобном услышит. Поэтому ей и не доложат. Она никогда не свяжет свое желание владеть городом и милосердно им править с мерзостями и жестокостями войны. Таков общий принцип благородного сословия: когда поставленные цели требуют неблагородных методов, вся грязь перекладывается на нижестоящих.

- А Вы, Ваше Сиятельство? Разве перелагаете на служителей подобные вещи? Или я чего-то не знаю?

- Дерзишь, братец. Я стараюсь действовать честно и без чрезмерных зверств. Как на войне, так и в коммерции. Не всегда удается... Что ж, такова жизнь. Нельзя быть слишком рыцарственным, если противник использует подлые приемы.

- Простите, ради Бога. Совсем не имел в виду Вас задеть. Просто для себя... Хочется провести нравственную черту, которую заступать непозволительно.

- Да ты у меня философ! Делай, что приказываю - не ошибешься. Для начала, составь реестр, кто из работников в день переворота стоял на нашей стороне, кто на вражеской, кто колебался или вовсе не участвовал. Потом... Думаю, в самые ближайшие дни Эткинс и Пранкар закинут удочку насчет выкупа моей доли. По дешевке, разумеется.

- И что Вы ответите?

- Не спеши. Нельзя заранее знать, какие карты на руках у партнера. Могу только сказать, что дело не будет легким и быстрым. В наихудшем случае - вытрясу с них отступного, сколько получится, заберу всех верных людей и переведу в другое место. Работа найдется. Но, скорее всего...

- Что, Ваше Сиятельство?

- У нас достаточно возможностей для контратаки. Долговой груз на компании большой. Пока что процентные выплаты покрываются с легкостью, но может возникнуть ситуация, когда прибыль резко упадет...Или же такую ситуацию можно создать. Уронив акции, вызвать разочарование английских вкладчиков и рознь между ними; расколоть их единый строй, учинить панику и скупить утраченную долю через подставных лиц... Не прямо сейчас, нет. Сейчас они настороже. Нужно затянуть конфликт и дождаться подходящей политической конъюнктуры. Девять десятых корабельного железа идет отсюда на французские и голландские верфи. При втягивании Британии в нынешнюю войну, вероятность чего достаточно велика, сбыт упадет катастрофически.

- Но тогда... А сумеем ли мы справиться с этим упадком, вернув себе компанию?

- Вот почему следует все хорошенько обдумать, а потом уже действовать: расчетливо и осторожно. Как ты сам заметил, чтобы вместо прибыльного дела не получить руины. И еще. Совсем не случайно отъем завода произошел именно сейчас. Год... Нет, уже почти полтора тому назад... Помните, что в Петербурге стряслось?

- Торговый трактат между Британией и Россией разумеете?

- Слава Богу, не совсем тупые. Именно его! Подписали оный посол Георг Форбс и канцлер Остерман, да не по канцлерову разумению. Три года он вел переговоры, сначала с Клавдием Рондо, а потом - с Форбсом, однако дело к концу не шло. Почему, спросите? Из-за безмерной наглости англичан, желавших получить право транзитной торговли сквозь Россию с Персией. Нет, Остерман соглашался - но при условии, что русские купцы взамен получат право торговли с британскими колониями в Новом Свете...

- Да под такую привилегию негоцианты бы тысячами со всей Европы в русское подданство набежали...

- Конечно. Ну, и еще там были разногласия по поводу ввозных пошлин - только это уже о том, английское или прусское сукно пойдет на мундиры русской армии, раз уж своего не хватает. Так вот, бодались они безо всякого продвижения, пока сэр Георг не нашел подхода к самой императрице - а через кого сие делается?

- Бирон?

- Разумеется. Через Бирона; его не объедешь. И посыпались указания канцлеру, в чем уступить британцам... Вышло, что во всем. Даже путь в Персию им открыли, что вообще неслыханно. А Форбса императрица, когда уезжал, звала в свою службу. В генерал-адмиралы русского флота. Он, правда, отказался. Пятнадцатью годами раньше у него был неудачный опыт, когда отец нынешнего короля послал его к союзнику, императору Карлу Шестому, строить корабли на Адриатическом море. Сам-то цесарь хотел... Но цесарский двор нежеланного пришельца разжевал и выплюнул. Уехал с позором, ровно ничего не сделав. Видно, с тех пор служить на чужбине и зарекся.