- Погоди-ка. С кем "Савватия" можно спутать, кроме его систершипов? Чего глаза прячешь?! Или Лука не всё мне рассказал, что творил в прошлую мою опалу? Ты был тогда на "Святом Януарии", так что выкладывай.

- Да я не ведаю, о чем он говорил Вашему Сиятельству, о чем - нет. А что и знал, так забыл.

- Память девичья? "Не помню, кому дала"? Брешешь, голубчик. Ты как раз перед тем в штурманы из учеников вышел. Первое плавание в новом чине - да и не помнишь?! Были у него стычки с голландцами?

- Серьезных - не было. Пару раз брал с ихних судов откуп за оборону от турок...

- О которой они отнюдь не просили. Это вам вымогать деньги с купцов казалось легко и весело; а купцам... Точно в те разы ван Винкеля не встречали? Что задумался? Мало я учил, что посеянное тобою зло к тебе же и вернется?!

- Не в этом дело, Александр Иваныч. Из разговоров понял: они уверены, что мы опять в Ост-Индию собрались..

- Один хрен, без благовидного предлога напасть бы не решились. Это тебе не дикие алжерийцы. Мы платим за ваши с Лукою старые грехи.

Я огляделся кругом. Тесная штурманская каюта "Савватия", очищенная от имущества прежних обитателей. Тонкий солнечный лучик пробивается через щель закрытого порта. За дверью топчется и сопит кто-то тяжелый.

- Двое сторожат. Солдаты. Сказать, чтобы позвали начальство?

- Погоди, Тихон. Дай в себя прийти. Матросы наши где?

- Заперты в трюме. Убитых нет: несколько поломанных рук, да разбитых голов. Как Ваше Сиятельство с ног сбили, я велел прекратить сопротивление. Или надо было драться?

- Бесполезно. Ты правильно распорядился. Сообщаться с людьми позволяют?

- Нет. Сразу постарались, чтоб голову команды от тела отделить.

- Выблядки Сатаны! Свою б отделил, чтоб не болела. Ш-ш-ш, вроде голос знакомый!

Прислушались. Но прежде, чем вспомнили голос, его обладатель сам вперся в каюту, выглядывая с торжеством и опаской из-за широкой спины краснорожего голландца.

- Возгряев, сука! Дурак я, что не утопил тебя в Темзе!

- Отменно правильно ваша милость себя характеризует. Деньги где?!

- В ...! - Повернулся от холуя к новому его хозяину. - Капитен? Ик виль эн приват гешпрек.

Маленькие свинячьи глазки моряка свирепо блеснули - и бывший тайный канцелярист, заткнувшись на полуслове, упятился вон из каюты. Тихон, взглянув на меня, тоже пригнулся и нырнул в низковатую дверь. Его там приняли, взявши за локти. Чья-то рука просунулась внутрь, поставила табурет и убралась обратно. Расположившись по-хозяйски, ван Винкель уперся в меня своими бледно-голубыми гляделками и на вполне сносном французском вопросил:

- Так где вы прячете награбленное, граф?

Вот интересно, он и впрямь верит, что граф Читтанов занялся морским разбоем, или прикидывается? Очевидно одно: не найдя ожидаемых сокровищ, капитан станет искать виноватых. При этом, в зеркало посмотреть... Нет, нет! Такое не в природе человеческой! Похоже, я поспешил счесть себя самым большим дураком на этом судне. За сей титул развернулась нешуточная борьба.

- Вас обманули, хеер.

Любуясь игрой багровых тонов на лице собеседника, я принял самую вальяжную позу из доступных сидящему на полу и продолжил:

- Господин, который подбил вас на столь опрометчивый поступок, вероятно уверял, что "Савватий" направляется в Ост-Индию и, следственно, набит серебром. Можно одним выстрелом убить двух зайцев: самому стать богатым человеком и Компании оказать любезность, устранив опасного соперника. Ну, а что касается неувязок с законом - большие деньги и тут помогли бы справиться. Главное, солдаты и матросы с "Платтенбурга", набив карманы чужими талерами, уверовали бы в преступность прежнего владельца сих монет крепче, нежели в чудеса Христовы. На любом суде они с искренним убеждением показали бы что угодно: что граф Читтанов пират, что он кушает христианских младенцев на завтрак, что они просто вынуждены были его ограбить, дабы защитить свою жизнь и вверенное "семнадцатью господами" имущество.

Капитан молчит. Недвижен, как скифский каменный идол на степном кургане. Растерян или просто задумался? Бесцветный взгляд ничего не выражает. Все равно, пока слушает - надо говорить! Посеять сомнения означает спастись. Переведя дух, усиливаю нажим:

- А без денег вам нечем крыть. Даже голландский колониальный суд, сколь бы он ни был снисходителен к верному слуге Компании, потребует доказательств моей преступности, которых нет и взять негде. Надо же блюсти приличия перед лицом европейских держав. Что португальский король обидится за учиненное в его владениях самоуправство - это пустяк, но ведь англичане и французы тоже не станут молчать! Совсем не потому, что испытывают теплые чувства ко мне: просто, если вы дадите им такую прекрасную возможность вымазать голландских соперников дерьмом, они ее ни в коем случае не упустят! Вас самих представят пиратами, и господам в Амстердаме придется дезавуировать действия своего капитана. Я и мои люди приложим все усилия, чтобы так и случилось. Если же вывести нас из игры, не останавливаясь перед погублением двадцати семи христианских душ, то задумайтесь: вправе ли вы надеяться на молчание и верность своих матросов? Капитан не может исправлять должность так, чтобы никого из команды не обидеть...

- Hou je bek dicht, ouwe sok! Заткнись, старый чулок! Я иду на Кап, а там пусть губернатор решает, что с вами делать!

Моя речь явно привела ван Винкеля во гнев: вскочив с необыкновенной для такой туши легкостью, он яростно пнул безвинный табурет, вышел вон и от души хлопнул дверью. Черт с ним, пусть ругается. Главное, непосредственная угроза миновала. А что теперь будет с Возгряевым - так этого аспида ничуть не жалко. Что заслужил, то и будет.

К моему удивлению, злокозненный интриган легко отделался. Уже на следующий день, шествуя под конвоем в гальюн, я узрил его на палубе средь компанейских солдат, всего лишь с лиловым синяком под глазом и с умеренным недостатком в зубах. Воистину, голландский капитан до самых кишок проникся мудростью Писания: "блажен, кто и скоты милует"!

Впрочем, ост-индское мягкосердечие отнюдь не распространялось на меня и моих людей, оставшихся в строгом заточении даже по выходе обоих кораблей в море. Не испытывая недостатка в служителях, ван Винкель назначил на "Савватия" призовую партию для управления судном и капральство солдат для охранения пленных. Дисциплину наемники Компании блюли не слишком строго, и постепенно мне удалось разговорить некоторых из них. Противника надо знать - иначе проиграешь.

Как выяснилось, "Платтенбург" отплыл с острова Тессель месяца полтора назад, вместе с другими восемью судами, имея назначением Батавию. Шторм в Бискайском заливе раскидал караван, однако никого это не смутило: в таких случаях ост-индцы добирались в Капштадт мелкими группами и поодиночке, там давали отдых командам, чинились, поджидали друг друга, - и отправлялись далее на восток. Зайдя на остров Сантьягу для пополнения запасов воды, капитан услышал о графе Читтано, непонятно зачем болтающемся со своим кораблем в архипелаге. Звук этого имени разбередил старые обиды. Действительно, лет десять назад голландец, бывши в Медитеррании, имел случай испытать на себе сомнительные приемы Луки Капрани. Теперь, обладая подавляющим превосходством, он не удержался от искушения взять реванш - тем более, среди свеженабранных солдат нашелся русский, аттестовавший себя бывшим доверенным слугою графа. Сей переметчик упирал на справедливость возмездия, соблазнял легкостью дела и сказочными богатствами. Кто же знал, что там нечего брать, кроме горсточки серебра из скудной корабельной казны...

День шел за днем, неделя за неделей. Подгоняемый свежим трейдвиндом, "Савватий" резво бежал курсом зюйд-вест. В полосе штилей довелось поскучать, изнывая от нестерпимого зноя. Дождавшись, наконец, ветерка, пошли на зюйд: по моему расчету, корабль уже был ближе к Америке, чем к Африке, и значительно южнее экватора. "Платтенбург" все время держался рядом, на дистанции верного пушечного выстрела. Если даже взять верх над призовой командой, как потом уйти от погони?