Итак, прихватив с собой посох, карманный термосканер, бластерный пистолет и еще одно — старую реликвию, которая недавно сама прыгнула ей в руку, минуя выставленную капканом ладонь темного рыцаря, — Рей простилась с другом и двинулась выше в гору, то и дело сверяясь с показаниями прибора. Вскоре высокая фигура вуки растаяла вдали, и девушку окружили джунгли — невиданной высоты растения, шорохи птиц и приглушенное жужжание насекомых, ощущение влаги, от которого чешется нос — настоящее зеленое болото, лишь кое-где прореженное каменистыми выступами. Девушка шла, пробуя землю кончиком посоха всякий раз прежде, чем поставить ногу.

Вереница плоских, почти стертых временем ступеней, сросшихся с каменной поверхностью горы, явилась ее взгляду, как только джунгли немного отступили, и за кустами дикорастущего папоротника показался блеск океана, россыпь драгоценных лучей. Трудно сказать, сколько лет назад — сотен, или, быть может, тысяч лет — руки неизвестных вытесали эти ступени; тем более, Рей не решилась бы гадать, с какой целью они тут расположены. Их полоса терялась где-то в вышине, не позволяя увидеть конечной точки пути. Тайна, которую, очевидно, не позволено разгадать никому из ныне живущих. И все же, даже не глядя на показания сканера, девушка знала, словно кто-то незримый подсказывал на ухо, что ей нужно пройти туда, наверх.

Доверившись странному зову, она начала подниматься.

Подъем оказался крутым. Ступени были небольшими, местами вовсе разрушенными. Рей пришлось наклониться вперед, мучительно сгорбив спину, и то и дело подавлять в себе страх свалиться вниз. Солнце пекло ей голову. От влажного воздуха ей, не привыкшей к такому, становилось тяжело и горько дышать — и все труднее, чем выше она поднималась. Усталость неизбежно накатывала, кусая болью мышцы в ногах и предплечьях. И все же, упрямая мусорщица не отступала от цели.

Наконец, ее вывело на небольшую поляну на широком скалистом выступе. Под ногами росла мелкая трава. Поодаль располагались какие-то каменистые строения, глядящие на девушку пустыми глазницами расщелин. Вероятно, никто не решился бы утверждать на месте Рей, принадлежали ли эти самые сооружения к творениям разумной воли, или же являлись целиком природным явлением. Внутри шевелились какие-то мелкие твари.

Вдруг приглушенный шепот из недр души, который вел ее все это время, взорвался беззвучным взволнованным криком. Рей обернулась, поглядев назад себя. И увидела того, кого искала.

Поодаль, между кромкой зарослей и обрывом, за которым простиралась лишь гладь океана, расположилась мужская фигура в тунике и широком плаще.

Обитатель острова почувствовал на себе ее взгляд и, не торопясь, обернулся. Он поднял руки и сбросил с головы капюшон, являя взору замершей девушки лицо, полной морщин, с осевшей на нем мукой непонятной тревоги и огромными, глазами, похожими на глаза Леи, хотя у этого мужчины они были прозрачно-серыми.

Подрагивающими руками, Рей достала из заплечной сумки световой меч, который был мечом Люка Скайуокера, и, приблизившись к мужчине на несколько шагов — ровно столько, сколько позволила внезапная ее робость, — протянула реликвию законному владельцу. Она бессознательно вложила в этот жест все то, что хотела и должна была сказать ему. Просьба, мольба явственно читались в ее глазах; и тяжелый взгляд джедая отвечал ей скорбью.

Люк, не спеша, подошел и принял тяжелую рукоять. Странно, он почти не глядел на свое фамильное достояние, словно оно никоим образом его не интересовало. Он продолжал изучать глазами девушку — пришелицу, чье появление так неожиданно нарушило над его отшельничество.

— Кто ты? — глухо спросил мужчина.

Смущенная его вниманием, Рей отвернулась.

— Я — никто.

Ответ неопределенный, равно как и вопрос. Ведь фраза «кто ты?» может носить множество скрытых значений.

***

Они говорили до конца дня, и потом еще почти целую ночь, обсуждая недавние события, промелькнувшие на лике жизни прямо перед глазами Рей. И единственная причина, которая побуждала девушку рассказывать, не стесняясь, не тупя взор, это, быть может, то, что в глубине души она еще склонна была считать происходящее не более, чем чудным сновидением. Люк видя ее такую очаровательную, такую истинно детскую неуверенность, старался говорить с нею тепло и приветливо. Но то, о чем повествовал ее голос, вызывало у джедая печаль.

Нет, известие о гибели Хана вовсе не стало для него неожиданностью. Через колебания Силы оно донеслось до него, как и до Леи, точно в тот момент, когда тонкий алый луч поразил его друга. Не сомневался Скайуокер, к своему стыду и ужасу, и в имени убийцы. Он хорошо знал правила, по которым принято играть на Темной стороне, где жизни родных людей — это разменные карты. И потому сейчас, сидя на небольшой каменном валуне в пещере, которая много лет служила ему домом, Люк то и дело сутулил плечи и хмурился, не глядя на девочку, которая, разумеется, не сознавала всей его вины.

Но сама эта девочка интересовала и беспокоила его куда сильнее. Она не стала утаивать от него внезапное пробуждение в ней великой Силы, которое Скайуокер счел не иначе, как вызовом судьбы. Вызовом, направленным, прежде всего, ему, добровольному изгнаннику, который теперь должен был сделать именно то, чего прежде поклялся никогда больше не делать. Конечно, на это и рассчитывала Лея, присылая сюда наивное, несведущее дитя, отмеченное тайной печатью.

Рядом трещали горящие ветви. Пламя бросало зловещий отсвет на лицо почтенного и сурового пожилого мужчины, так что Рей избегала глядеть на него.

— И какой же помощи сестра ожидает от меня? — осведомился, тяжело вздохнув, последний джедай.

Вопрос изумил девушку, считавшую до сего момента, что это очевидно.

— Генерал уверена, что без вас, без поддержки великой Силы Сопротивлению не удастся одержать победу.

— Она хочет, чтобы я повторил то, что уже проделал однажды, — Люк покачал головой. — В ее понимании угроза Первого Ордена тесно связана с предательством Бена. Лея полагает, что, возвратив ей сына, я нанесу врагу удар такой же силы, как когда-то. Но теперь не то время. Это — другая война, и она не моя и не ее.

— Почему вы так говорите? — в звонком детском голосе прозвучала почти досада. — Первый Орден ищет вас и однажды найдет. Тогда вам, как и всем, останется или сражаться с ними, или погибнуть.

— Что ж, — усмехнулся Скайуокер. Обида собеседницы показалась ему забавной. — Я готов к смерти. Моя жизнь здесь давно стала бесцельной. Мои знания загнали меня сюда, на самый край жизни, и я долгие годы занимаюсь лишь тем, что гляжу в пустоту.

— Вы — последняя надежда галактики.

— Ошибаешься. Я едва не стал ее погибелью. Это ведь я вскормил своими знаниями новое чудовище, которое теперь терзает Силу злодействами.

Рей насупилась, обиженно прикусив губу, и замолчала. Люк продолжил глядеть в огонь.

Лишь минуту спустя девушка неожиданно спросила:

— Вы верите, что ваш племянник еще может одуматься?

Люк прикрыл глаза, делая вид, что в них попали искры.

— Можно ли заново отрастить отрубленную ногу, или руку? Любой, угодивший в сети Тьмы — все равно, что калека; изуродованное, изувеченное существо. Даже если приделать протез, он не заменит живую плоть.

Говоря так, он чувствовал, как прошлое в хранилище его памяти возмущенно возопило.

— Так вот, — продолжала Рей, — Кайло Рен сейчас вместе с матерью. Ради него она покинула Сопротивление; ради него готова рискнуть собственной жизнью и даже исходом войны. Чтобы попытаться вернуть к Свету того, кого вы только что назвали безнадежным калекой. Если не ради победы, не во имя высокой цели, то ради нее, ради вашей сестры летите со мной. Так вы, по крайней мере, убережете ее от глупостей.

— Уберечь Лею от глупостей? — снова усмешка. — Думаю, ты плохо знаешь генерала Органу, если говоришь такое.

Рей все явственнее видела: что касается упрямства, близнецы-Скайуокеры стоят друг друга.

— Скоро рассвет, — Люк, приподняв голову, взглянул за каменные выступы, где виднелся край стремительно светлеющего неба. — Давай-ка, я заварю тебе кафа.