Лея инстинктивно отшатнулась от него. Иматт в этот момент представлялся ей, в первую очередь, человеком сомневающимся, а стало быть, являющим для нее, либо для ее сына некую опасность. Она боялась вопросов подобного толка — вероятно, потому, что ответы на них казались ей, именно ей, слишком очевидными.

Калуан осторожно, но требовательно перехватил ее запястье.

— Не нужно убегать, ваше высочество, — ему было известно, что подобного обращения Лея терпеть не могла даже в пору своей юности, когда мир ее царственных приемных родителей еще не погиб. — Сколько лет мы знакомы с вами? Три десятка? Или того больше? Но о том, что у вас имеется взрослый отпрыск, к тому же, со столь необыкновенными способностями и… кхм… склонностями, я сегодня слышу впервые. И коль скоро экипаж «Радужного шторма» единодушно обещался покрывать его, то извольте хотя бы разъяснить, что к чему. Лея… — Его голос успел потеплеть прежде, чем она, повинуясь праведному возмущению, ответила дерзостью. — Тебе все равно придется рассказывать об этом. Если не мне сейчас, то завтра По или Хартер. Каждый из нас имеет право знать эту историю. Так прошу, не отталкивай меня.

Лея, угадав, наконец, что чувства ее друга в этот момент как нельзя лучше сочетаются с ее собственным настроением, оттаяла. Она опустила голову ему на грудь и, прикрыв глаза, беззвучно зарыдала. Да, Калуан был прав — предстоящего разговора не избежать. Ей оставалось быть благодарной уже за то, что друг попытался добиться милосердной приватности, не вынуждая ее открывать эту кровоточащую часть своей души сразу всем.

Ни разу не видевший прежде ее слез Иматт изумленно взирал на такое типичное для женщин, однако вовсе не свойственное генералу Органе проявление чувств.

Так продолжалось долго, около минуты. Затем генерал, приподняв вспухшие веки, горько вздохнула:

— Это моя вина. Всегда, когда ребенок сбивается с пути, в этом виноваты, прежде всего, родители, — она пропустила вздох, трагически поморщившись. — Бену было около восьми лет, когда мы осознали его чувствительность к Силе, причем, выдающуюся. Он начал рассказывать о своих странных видениях, которые напоминали мне память прошлого — те старые картинки, что хранились в памяти R2, — и о том, что он может управлять Силой не хуже «дяди Люка». Он и в самом деле выучился приемам телекинеза — тогда еще только самым простым.

— И что же с того?

— А то, что подобному нельзя обучиться просто так, самому. Тогда я впервые заподозрила, что у моего сына может быть тайный учитель. Но кто? Бен был домашним мальчиком, даже в школе у него так и не появилось ни одного друга. Он тяжело сходился с людьми и редко подпускал к себе чужих. Я спросила совета у Люка, а тот… он высказал предположение, от которого у меня волосы на голове зашевелились. Будто некто вторгся в сознание Бена с неизвестными целями. Мне сделалось жутко. Я не знала, как поступить. Хан был в отъезде, к тому же, он не имел привычки сообщать, когда намерен вернуться. Одним словом, мне поневоле пришлось все решить в одиночку. Я спешно отослала Бена на Явин IV, в Новую академию джедаев. Я надеялась, что, став учеником Люка, мой сын будет в безопасности.

— Это вполне разумное решение. Разве мальчик, обнаруживший в себе способности к Силе, не мечтал обучаться на джедая? Все мои школьные друзья воображали себя рыцарями со световыми мечами, и это во времена Империи, когда орден джедаев был предан анафеме. В восьмилетнем возрасте я сам дорого бы отдал, чтобы оказаться на месте Бена.

Лея с грустной улыбкой на губах покачала головой. Майор Иматт — человек крепкой и даже отчасти грубоватой выделки. В юности неказистый, быковато-выносливый; теперь же смягчившиеся с возрастом черты лица и звездная седина, покрывшая голову, придавали ему сходство с пророком. Снискавший уважение, в основном, благодаря твердости характера и личных принципов. Верный, храбрый. И совершенно нечуткий. У него никогда не было семьи. Не было и детей. Разве мог он представить, каково приходится ребенку, всецело привязанному к родителям, скромному, нелюдимому, оказаться вдали от привычных условий?

— Только сейчас, по прошествии времени я могу в полной мере вообразить себе тогдашнее состояние Бена. Дома ему была предоставлена полная свобода. Толпа услужливых дроидов-сиделок, целая комната игрушек, при одном виде которых у любого мальчишки его возраста закружило бы голову — не удивительно, ведь его родители покупали эти безделицы, чтобы компенсировать в глазах ребенка свое частое отсутствие. К его услугам все, что только душа пожелает. И вот, его отправляют за сотни световых лет от дома, в монастырь посреди первобытных джунглей, заставляя отречься от любых связей, запрещая ему свидания с матерью. Люк особо настаивал на этом, говоря, что у джедаев не должно быть личных привязанностей, и что всякий раз, когда это правило нарушалось — а такие случаи бывали, наше с братом появление на свет тому подтверждение, — это не влекло за собой ничего хорошего. И мне, и Бену пришлось смириться с разлукой. Я убеждала себя, что поступаю правильно. Временами я говорила себе те же слова, которые сейчас произнес ты, друг мой: «любой на его месте был бы счастлив». Любой, но только не Бен. Он чувствовал себя забытым, преданным, брошенным. Его лишили самого необходимого в жизни — лишили насильно, не спросив у него согласия. Могу ли я теперь его осуждать?

Иматт, однако, все еще не мог уложить в голове, что юноша, который, так или иначе, жил под твердой опекой сперва родителей, а после — умудренного дяди, носившего титул гранд-мастера джедаев, внезапно стал безжалостным убийцей, напрочь отрекшись от своей семьи, от урожденного имени. И почему? Только лишь по причине того, что мать, исходя из его же интересов, решила отправить его на Явин? Подобная история в глазах майора, который сам вырос в суровых реалиях имперского режима, звучала, мягко говоря, натянуто.

Свои сомнения он тотчас высказал старому другу, по привычке не особо выбирая выражения (хотя генерал была хорошо знакома с его солдатской грубостью, и даже находила ее отчасти забавной): «Если твой мальчишка зациклился на собственных переживаниях, не видя своего блага в твоем поступке, это значит лишь, что ты воспитала его изнеженным маменькиным сынком. И не стоит снимать с него вину за то, что он творил на протяжении минувших лет».

Лея печально вздохнула.

— Если бы все было так просто. Но знаешь, главная беда Бена всегда была в том, что он родился слишком похожим на свою глупую, истеричную мать. В его душе с ранних лет спал вулкан. Восхитительно сильная воля вкупе с нездоровой, взрывной, эгоистичной натурой. Мой сын, как и я — суть, комок обнаженных проводов, неприкрытых нервных окончаний. Раньше я не понимала этого сходства между нами, не желала его замечать. Мне было проще закрыть глаза и повторять себе, что мальчику всего лишь нужна твердая мужская рука. А Хана вечно носило где-то. Я обвиняла отца в том, что его сын со злости крушит обстановку в доме, что он становится временами совершенно неуправляемым. Снова и снова я утверждала, что Хан не уделяет Бену должного внимания. Хотя сама сутками пропадала в сенате. Но чувств Бена не обмануть. Он всякий раз так бурно радовался моему приходу, так искренне и счастливо улыбался! То же самое и с отцом. Чем реже наш сын видел Хана, тем радостнее воспринимал эти встречи. А потом, когда тот вновь улетал на своем ветхом корыте, которое я в то время готова была возненавидеть, Бен безвылазно сидел в своей комнате, не желая разговаривать ни с кем.

Лея с выражением горькой иронии на лице развела руками.

— Странно, что я уже тогда не отгадала в нем чувствительность к Силе, ведь это было очевидно. Он всегда безошибочно определял, когда мне плохо, когда я приходила домой уставшей или раздраженной. Он знал наперед, что я уже близко, и караулил у дверей до самого моего появления. Наверное, мне просто не хотелось думать, что у нас с Ханом растет необычный ребенок. Ведь кто-кто, а я не понаслышке знала, какие искушения и опасности таят в себе пути Силы. Понимаешь, Калуан? Уже тогда я неосознанно предавала его своей умышленной, упрямой слепотой. Своим отвращением от его истинной сути. Я понимала, какую ответственность накладывает на родителей их одаренное дитя, тем более, с таким взрывным, непокорным нравом, как у Бена. Я не была готова к такой ответственности.