Отреагировать на неприятные известия каким бы то ни было образом Хакс не успел.

Один из перехватчиков приблизился к шаттлу, едва не пересекая зону действия дефлекторного щита. И тут же взорвался на глазах у всего командного мостика. «Ипсилон» затрясло. Несколько крупных обломков, отброшенные взрывной волной, врезались в боковую часть корпуса, оставив кое-где существенные вмятины. Хакс бросился к панели управления, крича пилотам, чтобы они немедленно разворачивали корабль, хотя те и без его приказов делали все, что только могли в максимальной спешке.

Секунду спустя «Радужный шторм» растворился в гиперпространстве.

Пилот единственного уцелевшего перехватчика констатировал практически полную потерю мощности, в связи с чем, по примеру своего товарища, запросил разрешения на аварийную посадку.

Видя, что операция проиграна, хотя и проиграна достойно — ровно настолько, насколько поражение в целом можно считать почетным, и насколько достойной может быть победа, предпосылки к которой изначально являлись несомненными, — генерал распорядился отступать. В первые же мгновения сигналы дружественных СИДов исчезли с радаров, оставив лишь те корабли, которые по причине поломки были вынуждены задержаться на опустевшем Ди’Куаре.

Хакс приказал пилотам вывести шаттл на орбиту одной из соседних планет. Он опасался переходить на сверхсветовую, оставляя без помощи своих людей, которые могли повторить печальный удел Рена. Впрочем, по его разумению, бунтовщики едва ли станут задерживаться ради перспективы прихватить с собой в качестве пленников пару обычных пилотов, тогда как главной их целью является поскорее убраться восвояси.

В последовавшей около часа спустя беседе с главной базой Первого Ордена Дофельд Митака обещал выступить навстречу изрядно потрепанной эскадрилье на тяжелом крейсере «Хищник», выделенном ему специально для этой цели, чтобы подобрать пострадавшие корабли и, в первую очередь, шаттл генерала. Мятежников к тому времени, разумеется, и след простыл.

Еще через полчаса стандартного времени на связь вышел лично Верховный лидер. Хакс, собрав остатки самообладания, отчитался о ходе минувшего боя.

Сноук выслушал его с крайним вниманием, после чего уточнил, сколько было кораблей у противника, и как Сопротивление отреагировало на выставленное Первым Орденом требование возвратить им пленника. Выслушав ответ, Верховный покивал головой с выражением истинного довольства, которое на изуродованном лице Сноука всегда казалось Хаксу почти сверхъестественным. Генерал счел самым приемлемым толкованием подобной реакции что-то вроде: «Да, да, похоже, что Кайло и впрямь у них, и что они всерьез рассчитывают совладать с его мощью».

— Вы отлично справились, генерал, — заключил Сноук.

Эта фраза заставила Хакса растеряться. Ведь он не сумел выполнить ни единой поставленной перед ним задачи — ни освободить Рена, ни проследить за руководством Сопротивления (поскольку ограниченный сигнал установленного на корвет маячка мало помогал делу).

— Но Верховный лидер…

Разумеется, генерал ценил похвалу в собственный адрес. Однако и ошибки свои умел разглядеть весьма трезво.

Конечно, можно было рассчитывать на вероятный «Тысячелетний сокол», но даже если этот корабль — и вправду тот, что и предполагал генерал, какая может быть гарантия, что старое кореллианское судно вновь не затеряется среди тупых дельцов, вроде Хана Соло?

Сноук оборвал его. На тонких, почти безжизненных губах Верховного была заметна полная скрытого смысла полуулыбка.

— Ни слова более, Хакс. Приезжайте сюда — и мы обсудим, какой награды вы достойны.

На этом связь оборвалась.

Хакс, пораженный, запоздало выразил согласие кивком головы, подумав лишь, что Верховный лидер обычно не склонен к иронии в разговоре с подчиненными. А если такие случаи все же происходили, то чутье, как бы то ни было, подсказывало генералу, что нынешний разговор едва ли можно к ним отнести.

========== V ==========

Комментарий к V

Спорная глава. Слишком безответственная, на грани OOC-ности Лея, Кайло с явными аутистическими чертами, эхо «Bloodline» и СОПЛИ. Много-много соплей. Я предупредила.)

Лея, восседая в кают-компании на борту «Радужного шторма» среди самых доверенных лиц, глухо, не сбиваясь, рассказывала.

Корвет несся на сверхсветовой, рассекая безмерную пустоту пространства, которым заполнена Вселенная между некоторыми островками бытия, и звезды проносились мимо так быстро, что их нельзя было разглядеть — а только полупрозрачные полосы света, своеобразный шлейф. Впрочем, подобное зрелище, кажущееся сногсшибательным поначалу, давно перестало впечатлять тех, кто пускался в гиперпространственное путешествие не в первый, и даже не в десятый раз.

Генерал Органа, вопреки собственным ожиданиям, очень скоро перестала сетовать на несвоевременное появление Хакса, который выдал ее тайну другим членам экипажа. Она понимала, что, не соверши молодой генерал того, что он совершил, ее невольное предательство — а, что ни говори, Лея, укрывая правду о сыне от ближайших друзей, тем самым предавала их первостепенные интересы и вынуждала неосознанно подставляться под удар — продлилось бы гораздо дольше. Посему, вмешательство Хакса можно было расценить скорее как счастливый случай, который дал толчок к началу того, что так или иначе должно было быть начато.

Окружившие ее люди сидели, не шелохнувшись, с ледяными лицами, опустив взгляды себе под ноги, и, казалось, не смогли бы сейчас связать и двух слов.

Большинство из них вовсе не имели понятия о материнстве генерала Органы. Иные слыхали, что в молодости она жила гражданским браком с прославленным героем Альянса повстанцев генералом Ханом Соло — и только. В сенате находились те, кто, не стесняясь, полоскал славное имя бывшей принцессы Альдераана, утверждая, будто бы она не решилась создать семью, в тайне исходя запретным порочным чувством к собственному брату-близнецу. Подобные пересуды закономерно родились из истины о родителях Леи, которую однажды сделалось невозможно утаивать от общественности, и некоторых воспоминаний приближенных сенатора, которые утверждали, будто в юности между Скайуокерами существовало взаимное, отнюдь не родственное тяготение.

Впрочем, эти разговоры принадлежали таким людям, как покойная канцлер Мон Мотма — добрым и бесхитростным, привыкшим глядеть на глупые поступки молодости через призму собственного жизненного опыта, с душевной снисходительностью и со слезами смеха на глазах. Говоря о возможном платоническом чувстве между юношей и девушкой, которые в ту пору еще и знать не знали о своей столь близкой кровной связи, они имели в виду лишь милое безумство, которому высшие силы так и не позволили вылиться в нечто, куда более значительное и плачевное. Что в этом может быть предосудительного? Никто из очевидцев не вкладывал в свои краткие, сквозь легкую смущенную улыбку, обмолвки никакого побочного смысла. Однако злые языки способны извратить все, что угодно. Один только намек на вероятное кровосмешение, постыдную страсть сенатора со столь безупречной репутацией, как Лея Органа, превратился в их интерпретации в такое, о чем приличным людям распространяться вовсе не следует.

Иными словами, личная жизнь главы Сопротивления долгие годы была укрыта за пологом из мифов и слухов, иной раз самых неприличных. Даже в рядах ее товарищей генерал тактично избегала откровенностей подобного рода, так что среди молодых людей, окружающих ее, вроде По Дэмерона, вроде погибшей на Хосниан-Прайм девочки Корри, которая была доверенным лицом Леи в сенате, вроде лейтенанта Конникс и других, бытовало негласное мнение, что Лея — одна из тех трагических личностей, чей женский потенциал так и не был реализован в достаточной мере. В глазах молодых людей она являлась матерью для каждого из членов Сопротивления, положившей свои интересы всецело на борьбу с деспотией. Не зря они имели привычку свободно именовать Лею символом, по сути, бесполым и не имеющим претензии ни на какие личностные чувства.