- Время покажет.

СГУ.

Лапину никто ещё не говорил о том, что может быть так паршиво, хотя, казалось бы, никаких объективных причин нет. Понять серьезность решения и вовремя остановиться – вот главное преимущество тех, кто берет взятки. Он был дилетантом и знал это. Однако жажда денег взяла верх. Преподавателям сроду не платили огромных гонораров, а труд должен оплачиваться в соответствии с физиологическими расходами организма работающего. Такую аксиому вывели задолго до того, как был поставлен первый диагноз одному из их колоссальной мировой братии – «нервное истощение».

Переиграть нельзя. Ничего не вернуть. Одно хорошо – он вернул деньги Бероеву. Не поздно ли? А, может, рано? Аскольд Лапин окончательно запутался в своих желаниях и в том, что и как повлияло на исход ситуации. Проблемы, как известно, имеют свойство разрастаться. А люди при осознании этого грустного факта имеют обыкновение уходить в затяжные депрессии. Одиноким хуже, чем остальным. Лапин относился к первому типу. Вроде, ходят легенды о том, что каждый сам решает: одинок он или же свободен. Свобода – понятие сложное и уж точно не линейное.

Профессор сидел без света, не открывая жалюзи и не включая стационарного телефона. Он курил. В деканате было тихо. Лапин любил тишину. Истинную тишину. Кроме стука собственного сердца никаких лишних звуков. Он думал. Правда, вместо мало-мальски полезных идей в голову лезла одна дребедень. Любая попытка сосредоточиться превращалась в пытку, при которой голова отказывалась работать. Постукивая ручкой по столешнице, Аскольд понял, что сейчас ему просто нужен друг. Друг. Или женщина. Перед глазами у него все ещё стояла Калягина. Кто знает, почему не сложилось. То ли от его глупости, то ли от её гордости. Только гордость-то показная. Нетрудно догадаться, что и она одинока как черная вдова. Черная. Или лучше сказать роковая. Аскольд Прокофьевич уважал Ирину за её решение. И злился на себя за то, что не остановил. Она больше не вернется. Она его презирает. И это уже навсегда…

Раздался стук в дверь. Лапин чуть не вскрикнул. Он испугался. И не знал, что делать. Стук повторился. Уже менее отчетливо.

- Да! – наконец решился Лапин.

- Можно?

Мужчина открыл рот – Ирина Валентиновна стояла на пороге его деканата.

- Конечно, проходите, – его голос дрогнул, а глаза зажглись, как у алкоголика, который увидел стопку с опохмелкой. – Ирина Валентиновна, я так рад вас видеть…

- Не тараторьте, – поспешно сказала Калягина. – Я и сама не до конца верю, что пришла снова. После всего, что случилось…

- Присаживайтесь, – Лапин тут же пододвинул ей стул, включил свет и закрыл дверь, чтоб в коридоре никто не подслушал.

- Спасибо, – она неуверенно присела на край.

- Я так много должен вам сказать.

- Правда? – её удивление было совершенно искренним и это немного оскорбило Лапина.

- Как же вы гадко обо мне думаете, однако.

- Я думаю, что вы слишком критичны, – Калягина не знала, как перевести разговор в другое русло.

- Мне очень жаль, что вы стали свидетелем моего безобразнейшего и низкого поступка, – декан филологического выпрямился и осмелился посмотреть актрисе в глаза. – Прошу прощения также за то…

- Наверное мне тоже есть за что извиниться, – она перебила его и поднялась.

Лапин замер около входной двери – он не знал куда себя деть.

- Нет, вам не нужно извиняться. Ваша позиция заслуживает только похвалы, и я выражаю вам мое искреннее почтение…

- Вы сейчас серьезно?

- Да, а что? – немного растерялся он.

- В тот вечер я наговорила много лишнего.

Аскольд помнил, что она произнесла и, конечно, помнил свои слова: «Я у тебя последний шанс? Верно?» и именно за них он готов был себя проклясть.

- В этом мы оба преуспели, к сожалению, – мужчина грустно улыбнулся. – Давайте просто забудем?

- А историю с взяткой тоже забудем? – прищурилась Калягина.

- Если вы об этом, то моя совесть ещё не успела захлебнуться в этой грязи.

- Что вы имеете в виду, Аскольд Прокофьевич?

- Я вернул деньги. Да, сейчас это выглядит так, словно я ищу оправдание, но поверьте, что моё раскаяние осознанно и искренне.

Женщина подошла к его столу и уселась прямо в кресло декана. Тихий шорох вывел Аскольда из оцепенения. Только сейчас ему стало понятно, что Калягина пришла не извиняться. И даже не за его раскаянием. Он сглотнул и почувствовал, как напрягся всем телом, это случилось абсолютно непредвиденно – сюда мог нагрянуть кто угодно – рабочий день в самом разгаре…

- Ирина, простите меня, но…

- Что такое? – она сидела в его кресле, закинув ногу на ногу, а её тонкие пальцы с яркими ногтями впивались в подлокотники. Это выглядело очень даже возбуждающе. – Дверь не закрыта? Разве?

- Дверь? – Лапин судорожно обернулся. – Закрыта, но…

- Ты такой нерешительный. Я думала, что всё будет проще.

Опять на «ты». Аскольд прикрыл на мгновение глаза и до боли стиснул челюсти. Он боялся, что это сон или ещё хуже – глюки.

- Да или нет?

- Ты о чем? – он решил не сопротивляться её напору и повернул ключ в замочной скважине дважды.

- Уже неважно, – Калягина смотрела прямо и не отводила глаз.

- Здесь? Ты уверена?

Шаг за шагом, он приближался к столу, на котором в скором времени разложит эту женщину. Черт. Это же пошло. Или нет?

- Много вопросов, Аскольд. Ближе к делу…

Пустая комната, где ни души;

Где мы одни – только я и ты.

Меня носило, разбирало, по сути, на части.

То неделимое, что зовется счастьем.

Ты дыши со мной и не надо слов;

И не надо думать, что такое любовь.

Слышать твоё сердце и не слушать разум.

Не оставлять на «потом», просто брать всё сразу…

- Отбросим сантименты?

- Конечно, – она улыбнулась. По телу декана прошла дрожь.

- Это похоть или…

- Это страсть, – женщина приподнялась и одним движением смела с письменного стола всё ненужное. – И не надо искать подвох. Ты же этого и хотел.

Хочешь, я уйду, но попроси остаться.

Мне во снах так мало твоего обмана.

Сердцу не понять – находить, терять.

Сложно отпустить, сложно всё забыть.

Пустая комната, где ни души.

Где мы одни, и смог и дым.

Казалось, что дышу – так мало мне тебя.

Казалось, что любовь – теперь это вода.

Давай оставим тревоги, просто взлетай,

В свободном полёте и в руках моих – тай!

Секунда за вечность даст ответ –

В любимом человеке есть ли свет?

Пустая комната среди холодных стен,

Горячих тел и постельных сцен.

И моя кукольная жизнь показалась серой.

Прости за то, что был в чём-то несмелым.

А мне бы рук твоих касание, твоего тепла.

Утонуть в глазах и осушить до дна.

Тенью стать твоей, просто быть нужней

Или отпустить, просто всё забыть?

Хотел ли Лапин именно этого? Пожалуй, не совсем. Но сейчас это не имело никакого значения. Если она предлагает то, в чем он особенно сейчас нуждается, то грех не воспользоваться.

Пустая комната, где ни души.

Где мы одни – только я и ты.

Ты – не сама по себе, в руках моих растаешь.

Сказать бы много, но мало понимающих.

Как я хочу быть рядом, в голове желание.

Душа застыла, застыла в ожидании.

Каждый вечер пуст, а в комнате простыло.

Хочу, чтобы я забыл! Хочу, чтоб отпустило.

Давай оставим тревоги, просто взлетай,

В свободном полёте и в руках моих – тай!

Секунда за вечность даст ответ –

В любимом человеке есть ли свет?*****

Бероев ждал Киру. Он не знал, во сколько именно заканчиваются у неё пары, но решил, что сегодня им нужно поговорить. Даже не так. Он скажет ей всё и поставит точку в этой херовой неразберихе. Она – баба и будет слушать с присущей слабому полу покорностью!

Из всех известных мне

Прекрасных небылиц,

Ты – самая красивая

Из стаи синих птиц.

На крыльях твоих – пыль,

В глазах – усталый блеск,