♦♦♦♦♦
— Но, путешествуя в поисках одного сокровища, он по воле чудачки-судьбы нашел сокровище совсем иного рода и иной силы. Название тому сокровищу – Сильмариллы. Чудесные камни, сотворенные неким давно погибшим мастером по имени Феанор, — Ниар, обойдя стороной группу гномов, бросила короткий взгляд на Анаэль. Сестрица, крайне переживавшая за судьбу подгорных жителей, тоскливо поглядывала на Траина. Сильно привязавшаяся к нему, младшая Миас боялась за жизнь старого воина. Красная Колдунья, памятуя об этом, старалась подбирать слова осторожно. — Мелькор в те годы был молод и полон сил. У него были замки, армии, верные друзья и соратники, способные отдать свои жизни за дело предводителя. Но он был одинок и несчастен, ведь истинной радости этому великому Вала никогда не довелось испытывать.
Замедлив шаг напротив молодых племянников Торина, Ниар прикрыла веки. Каждая новая фраза давалась тяжелее предыдущей. Застревая горькими комьями в горле, звуки норовили слететь с языка хрипом, а то и криком. Ангбандка сама не ощущала удовлетворения от достигнутого успеха: искоса поглядывая на вновь скованный воедино Гуртанг, принцесса испытывала далеко не подъем душевных сил. Сущность колдуньи отравляло омерзение. К самой себе, как ни странно.
— По умыслу злого рока тому, кого вы почитаете за Моргота, не была дарована искорка любви. Необычайно умный и смелый, видящий мир таким, каков он есть и находящий его прекрасным, истинный Владыка Белерианда, по сути, оказался сиротлив. Родные братья отвернулись от него. Отец проклял, а подчиненные возненавидели.
Сглотнув, Ниар устремила взор к морийскому потолку. Впрочем, ангбандка готова была уделить внимание даже рисунку пылинок под своими ногами – все, лишь бы не глядеть в глаза бывшим товарищам. Не зная, чем унять неистовствующую совесть, Красная Колдунья прищелкнула пальцами левой руки. Послышался тонкий стон, будто кто-то дернул за струну арфы, и в воздухе вспыхнули крохотные мотыльки животрепещущих огоньков. Желто-оранжевые, они подсветили прекрасные стены тронного зала, разлив над головами уруков море мягкого, теплого света.
— А Мелькору просто хотелось свободы. Вопреки тому, что говорят, этот строптивый Вала всегда боролся лишь за право выбора. Он не был узурпатором и никогда не посягал на место своего отца. Наверное, в своем извечном стремлении познать жизнь, Черный Властелин действительно истратил множество сил. И потому, увидев впервые Сильмариллы, он влюбился в их ослепительно чистое, поразительно живое сияние.
Ниар продолжала говорить, игнорируя легко читаемое омерзение на лицах эреборцев. Последние, осознав всю тяжесть предательства полюбившейся спутницы, хранили гробовое молчание. Чародейка решила, что расстраиваться из-за этого не будет. В конце концов, она получила то, к чему все это время стремилась.
— В этих камнях, освященных Вардой, хранился заветный свет Двух Древ Валар, — пошатнувшись, Ниар приказала себе замереть на месте. Перерождаясь, чародейка решила впервые за столетия изменить свой неказистый облик. Привыкнуть к новому телу оказалось непросто. Ватные ноги, дрожавшие от волнения, неверно чеканили широкий пружинистый шаг. — Как говорили древние, чудесные самоцветы являлись сосудами для первозданного слова Илуватара. В них заключалась судьба Арды и обладатель Сильмарилл, разумеется, имел право именоваться хозяином всего сущего. Считалось, что Мелькор похитил заветные камешки именно из-за могущества, которое они даровали своему обладателю. Однако, правда куда прозаичнее глупых толков. Мятежный Вала увидел в камнях спящую жизнь. И, недолго думая, решил пробудить ее.
Орки, слушавшие речь своей хозяйки, роптали на черном наречье. Каждому чернокровому с детских лет была известна сказка о трех Миас. Каждый урук, так или иначе, ведал историю своего народа. Теперь же, запертые в одном зале с тремя неизвестными колдунами, проклятые словом ненависти и зависти, орки начинали понимать, кто стоит перед ними. Ниар видела волнение в глазах верноподданных и одобряла его.
— Как известно, Феанор создал три Сильмарилла. Два камня, если верить словам бессмертных, были утеряны навеки. Другой же светит ныне на небосклоне, прокладывая путь мореходу по имени Эарендил. Сильмариллы покинули земли Дор-Даэделота уже много после того, как были украдены Мелькором прямо из-под носа бравых Валар. Так говорит молва и молве этой смертные склонны верить. Однако еще до того, как камни были отняты у Моргота, великий Владыка сумел их силу отразить в мире сущем и даровать этим силам разум и душу. Ибо известно, что камни – лишь твердая оболочка для внутреннего огня, первородного, основополагающего.
Ниар обернулась к сестре с братом. Оба слушали ее речь как никогда серьезно, как никогда сосредоточенно. На секунду чародейке захотелось сбежать из Мории: забыть о прошлом, начав жизнь с нового, совершенно чистого листа. Но мгновение слабости прошло, и Ниар продолжила свой сказ, зная, что поступает правильно.
— И трем этим силам Мелькор дал имя – Миас. И назвал он эти создания своими детьми, обязуясь учить их, защищать и помогать им. Обвиненный в том, что породил тьму, тот, кого считали вечным источником зла, создал единственно верный и справедливый огонь. Этот огонь рос, крепчал и набирался опыта, наблюдая за тем, как ширится и изменяется Арда. Пламя Сильмарилл, отъединённое от плоти камней отцовской любовью, со временем научилось говорить. Оно выбрало себе облик и, отдавая честь увиденной правде, ныне сражается на той стороне, которую считает безвинной. Три камня для трех древних имен. Анаэль. Талрис. И Ниар.
Ангбандка выдержала короткую паузу, давая слушателям возможность осознать только что произнесенные слова. Истина, высказанная вслух, даже принцессе показалась чудаковатой.
— Дети Мелькора росли быстро и резво всему обучались, — осипший голос зазвучал тревожно. Чуть опустив голову, Ниар коротко кашлянула: — Они не торопились вступать в бой и долгое время не сражались ни на чьей стороне, лишь вбирая в себя мудрость отца и других учителей. Миас наслаждались дарами Арды и ужасались тем братоубийственным войнам и междоусобицам, что так часто бушевали среди жителей Эннората. Дети, выросшие на суровых землях северного Белерианда, имели возможность лицезреть сущее в его истинном, реальном облике. И они поняли вскоре, что жизнь бесценна и свобода в ней является главной валютой.
Решившись, наконец, подойти к Торину, Ниар повела рукой в воздухе. Корона Дурина, ждущая своего момента на морийском троне, соскользнула с престола и поплыла по воздуху в ладони ангбандской принцессы. Схватив железный обруч, наследница Дор-Даэделота медленно зашагала к притихшему в тени Королю-под-Горой.
— С момента появления на свет и вплоть до настоящего мига мы старались оставаться честными, — призналась Ниар, слыша в своем голосе железные нотки. Воспоминания потоком хлынули из запертых комнат разума. Обида и злость прогнали прочь угрызения совести. Жалости чародейка больше не испытывала. — Мы никогда не убивали беспричинно и не нападали вероломно на тех, кто угрожал нам веками. Наверное, именно поэтому в тот год, когда пал Белерианд, мы не стали никому мстить. И вместо этого, затаив обиду, укрылись в тени, истинно уверовав в праведность отцовского дела. С тех пор минули тысячи лет. Мы стали сильнее, опытнее, хитрее. О нас успели забыть. Но мы ничего не забыли.
Широко шагнув вперед, Ниар возвысилась над Торином. Заглянув ему в глаза, улыбнулась. Гном, удивленный, уязвленный и униженный, взирал на свою возлюбленную с безумием во взгляде. Ярость и ненависть исказили чистое лицо Короля-под-Горой, раскрыв его пороки, выставив на свет природную тягу к убийству и скряжничеству. Прищурившись, Ниар порывисто села на одно колено, опустившись лицом к эреборцу. Подняв в руках заветную Корону, поднесла ее к голове Торина Дубощита.
— Я обещала Вам, Ваше Величество, что однажды расскажу всю правду о себе. Так вот она, моя правда. Мною было сказано о том, что я потеряла семью, родину и своих друзей. Как видите, я не покривила душой. И я действительно не враг Вам. В доказательство собственных слов позвольте вернуть Вашему роду ту Корону, за которую отдавали свои жизни дети Вала Аулэ.
