♦♦♦♦♦
Иллюзорная свобода творить жизнь такой, какой она на самом деле должна быть. Сила, проистекающая из глубин усопшего мироздания. Разум, жгучесть и бойкость которого граничит с безумством. Вот чем владели создания, с каковыми перепадало знаться Больгу. Все как один тщащиеся заполучить власть над Средиземьем, владыки дрались друг с другом, увлекая в мясорубку междоусобиц не только друзей и компаньонов, но и ни в чем неповинных детей Арды.
Орк впервые задумался о действиях своего повелителя в подобном ключе. Раньше чернокровому и в голову не приходило как-либо толковать решения Властелина. Встретившись с Ниар в Гундабаде, а позже с Феанором в Лихолесье, уруку пришлось в корне пересмотреть жизненные приоритеты. В стратегии Больг никогда не был силен: его не обучали размышлениям и держали вдали от тайных планов; сам он с героической стойкостью признавал факт собственного бессилия в искусстве тактических манипуляций. Видит свет, чернокровый и не стал бы вмешиваться в дела господствующих, если бы не расправа над собратьями, учиненная Красной Колдуньей.
Глядя на проступающие сквозь утреннюю дымку отроги Эред-Литуи, Больг остановился. Пытаясь перевести дыхание, уперся когтистыми лапами в колени. Понуро опустив голову, чернокровый облизал губы. Потрескавшиеся от недостатка воды, они теперь нарывали и сочились сукровицей. Моргнув, урук попытался вспомнить, когда прикасался к еде. Судя по всему, последний ужин он отведал еще на севере, до прихода Ниар в Королевство Гундабада. После приходилось довольствоваться только жжением в желудке да не проходящей жаждой.
Оглядевшись, Больг заприметил рядом с собой застоявшуюся лужицу воды. Прошедшие дожди щедро оросили темную почву Рованиона, и теперь небесная влага проступала на поверхность в виде росы, огромных луж и внезапно появившихся заводей. Довольно хмыкнув, чернокровый в развалку подошел к источнику. Усевшись подле, склонился над ровной гладью и погрузил разгоряченную голову в прохладу. От лужи плохо пахло, ее поверхность заволокло мелкой ряской, но Больга ничего не могло отпугнуть. Жадно глотая горьковатую воду, урук несколько минут кряду упивался зацветшей жидкостью. Удовлетворив же себя, устало оторвал уста от воды. Взгляд скользнул по расползавшейся ряби на ровном зеркале иссыхающего озерца.
С серебристой поверхности жидкого зеркала на него взирал уродливый кошмар, способный напугать даже самых дерзких вояк. Совершенно лысый, серокожий и безгубый некто тяжело дышал, щуря выцветшие водянистые глазки. Впалые глазницы обрамляли широкие надбровные дуги. Плоский лоб поперек пересекал тошнотворный шрам, зашитый впопыхах рвущимися нитями мешковины. Мелкий ряд черных зубов виднелся в дыре приоткрытого рта. Со щек струпьями свисала подгнивающая кожа. Больг сглотнул. Собственный вид вызвал у чернокрового ярый приступ тошноты. Согнувшись пополам, урук замычал, сомкнув челюсти. Обхватив голову руками, приказал себе успокоиться.
Вместо успокоения в душу окаянного вторглись совершенно чуждые ему образы. Мысленный взор озарила вспышка света, перешедшая в пламенную бурю. Сквозь этот пожар наружу пробился уже знакомый Больгу лик чистого по природе своей существа. Охваченный языками огня, укутанный ими, точно шелком, он становился четче и яснее. Танцующий абрис пульсировал, наливался светом и радужно лучился. Вскоре Больг уже смог различить на светящемся лице рубиновые глаза принцессы ангбандской. Раскинувшая руки, танцующая со стихией, она улыбалась и пела, призывая к себе своего неверного слугу, забывшего о существовании сил старых и могущественных…
— Ты думаешь о ней, не так ли? — приятный женский голос вывел орка из оцепенения. Заслышав обращение, урук подскочил на месте, взвившись на ноги с удивительной легкостью. Пошатнувшись, Больг начал мотать головой, выискивая глазами смелую хозяйку прелестного альта.
— Уверена, что так оно и есть, — загадочный голос утопал в безмолвии, становясь то тише, то громче. Сбитый с толку, чернокровый замер. Уже ничему не удивляясь, он отчего-то вспомнил о Феаноре. Хитрый эльф приставил к его горлу нож и принудил дать клятву верности, хранить которую Больг даже не собирался.
— Кто ты? Выйди на свет, — гаркнул урук в сумрак. Сжав кулаки, приготовился в случае чего обороняться. Дорога к Мордору и так оказалась чересчур длинной и чересчур опасной. Очередных подлостей Больг мог и не пережить.
— Я видела, как ты беседовал с бессмертным Королем, — вновь раздался бархатный голос. На этот раз чернокровый с легкостью понял, откуда он доносится. Повернув голову, замер, выжидая. Из мрака растущих вблизи кустов скользнула низенькая тень, принадлежащая явно молодой и очень красивой женщине. Выпрямившись, урук нахмурился. — Нолдо враг не только для Миас, но и для Саурона, Владыки Мордора. Он воспользуется тобой, а потом убьет, как взбесившегося пса.
— Уходи, пока участь эта не постигла и тебя, — зарычал Больг, не желая выслушивать моральную отповедь. Ранее сокрытая раскидистыми ветвями, женщина неспешно шагнула вперед. Голубоватый свет озарил ее лик и наполнил глубокие кубовые глаза сполохами возрождающейся ночи. Чернокрового отчего-то бросило в жар. Незнакомка оказалась гномкой.
— Боюсь, что такой жребий дважды вытянуть невозможно, — она улыбалась. Беззлобно, бесстрашно, бесстрастно. Холодная ярость плясала в ее глазах, но голос убаюкивал, а движения завораживали. Больг попятился назад, начиная понимать, с кем, а точнее с чем, говорит. Он был орком, но это не значит, что был глуп. — Я уже мертва, Больг, сын Азога, урука, захватившего Морию. Даже если ты очень хочешь, не сможешь причинить мне ни боли, ни страданий.
— Чего желаешь? Зачем пришла? — в голос чернокрового прокралась дрожь.
— Я хочу предложить тебе иную жизнь, урук, — проворковала гномка, и от произнесенных ею слов Больга окатило волной удушающего жара. — Ты говорил с Феанором и видел Ниар, принцессу Дор Даэделота. Полагаю, Саурон много рассказывал тебе как о Нолдо, так и о детях Моргота. Ты знаешь, на что способна Красная Колдунья и, уверена, ты слышал ее призыв. Наверное, он в сознании твоем отпечатался подобно выжженному тавро. И ты слышишь его до сих пор.
— Переходи к делу, призрак, — Больг перебил гномку, чувствуя трепет и слабость во всем теле. Грудную клетку будто переполнил горячий воздух. Расшалившееся сердце выбивало быстрый ритм марша. Тревога охватило сущность урука.
— Я хочу, чтобы ты прислушался к голосу Ниар, — гномка, сложив руки на груди, хищно улыбнулась. В ледяной стали ее глаз полыхнули искорки жестокости и тщеславия. — Я хочу, чтобы ты заглянул в себя и понял, насколько сильны связи между твоим народом и детьми Мелькора. Ты должен понять, какой путь избрать. Правильного и неправильного с определенных пор не существует вовсе. Однако могу обещать тебе, урук. Какой бы выбор ты ни сделал, победа останется за теми, кто до сих пор хранил верность землям Белерианда. В наследниках ангбандского трона сокрыты тайны, за которые Аман готов заплатить высокую цену. Определять ее придется нам. И так… Сколько стоит свобода?
♦♦♦♦♦
Сколько стоит свобода? Независимость? Чистота слова и духа? Балин считал, что эти ценности, вечные, как само мироздание, невозможно оценить. Вероятно, он ошибался. До сих пор он испытывал благоговение и гордость при взгляде на Торина. Однако кое-что изменилось в Короле за время путешествия и это что-то не вдохновляло старого гнома на подвиги.
— Что ты хочешь от меня, Балин? — суровый в лице, сын Траина резко повел рукой, будто отрицая своим жестом саму возможность разговора о Ниар. — Ты желаешь оставить ее здесь? Без оружия и защиты?
— Этого сделать я не предлагал, — тут же попытался оправдать свои слова старец. Кровоточащее сердце сжалось в ледяной комочек. Балин, прищурившись, опустил плечи. — Я просто попытался сказать тебе, что, возможно, нам не следует вести ее к Ривенделлу. Давай просто доведем девушку до ближайшего человеческого поселения, дадим пару золотых, а сами отправимся к Имладрису.