И Джеймс отреагировал. Нерешительно и судорожно, стараясь следовать движениям Хартли. Тот отвечал ему вдвойне. Джеймс почувствовал, как его тело отозвалось жаром в паху. Он знал, что возбудился только от этого. Бля, это было действительно так давно.

Отличная, великолепная идея, Хартли был гением, и Джеймс собирался сказать ему об этом, как только тот перестанет ласкать его своими мягкими, нежными губами…

Ладонь Хартли прикоснулась к его запястью, и Джеймс, не задумываясь, обхватил ее своей рукой. Хартли выдернул ладонь и, взяв Джеймса за запястье, потянул его руку себе между ног.

Страх. Возбуждение. Волнение. Смущение.

Хартли прижал его руку с своему паху, и Джеймс почувствовал под ладонью его твердый и горячий член. Он оторвался от губ Пайпера, не упустив его чувственный жалобный стон, который заставил Джеймса пожалеть об этом, но затем он начал поглаживать Хартли, не отрывая взгляда от его лица.

Хартли запрокинул голову, его шея обнажилась. Он порнографически застонал и закусил губу. Джеймс повернул руку, чтобы было удобнее, а Хартли… господи, он был бессовестно громким. Каждое легкое движение ладони вызывало у него стон поощрения. Джеймс прижал большой палец к основанию его члена, и звук, который при этом издал Хартли, заставил его почувствовать, как вдруг тесно стало в штанах.

Хартли был очень красивым. Джеймсу нравилось, как приоткрываются его губы, как он сжимает ногами его собственные бедра, как он откидывается назад, словно открываясь.

— Sei molto sensibile quando ti tocco. (Ты такой чувствительный, когда я тебя трогаю, — итал.)

Старая привычка говорить на итальянском во время секса взяла верх.

— Logicamente è passato troppo tempo (Вполне ожидаемо, ко мне давно никто не прикасался, — итал.), — тут же ответил Хартли.

Никто никогда прежде не разговаривал с ним в постели на итальянском. Он начал двигать рукой быстрее, ему совершенно не хотелось увязнуть в словах, которые ему пришлось бы переводить в уме. Не отрывая взгляда от губ Хартли — его мотивации, — он скользил ладонью по члену все быстрее и быстрее, слушая пронзительные стоны и пытаясь подстроиться под них.

Его ладонь стала гладкой от естественной смазки — самое странное ощущение, которое он когда-либо испытывал, но что-то удивительно живое и эротичное было в том, что в этом участвовал кто-то еще. От каждого движения руки Хартли содрогался и стонал.

— Baciami, — выдохнул он.

«Поцелуй меня», — перевел про себя Джеймс и сделал это без колебаний. Он впился в чужие губы, и для Хартли это, должно быть, стало переломным моментом. Он со всей силы сжал запястье Джеймса, и, черт, какой же стон вырвался из него, низкий, хриплый и чувственный, он выгнулся, подавшись бедрами вперед, и кончил.

Джеймс с сомнением посмотрел на свою руку, залитую спермой. Святое дерьмо, что он только что сделал? Зачем? Почему? Это было…

— Хорошо. — Хартли все еще тяжело дышал. Откинув со лба волосы, он добавил. — Прислонись к столу, я отсосу тебе.

Взгляд Джеймса упал на его губы. Губы, которые он все еще чувствовал на своих. Да. Вот, почему.

Джеймс двинулся к столу, с трудом удерживая равновесие. Хартли спрыгнул на пол и, засунув член в штаны, тут же опустился на колени, оказавшись лицом прямо перед пахом Джеймса.

Со внезапно охватившим его беспокойством, Джеймс дотянулся до стула и, убедившись, что крысы там нет, схватил свою куртку и плащ Хартли и бросил одежду рядом с ним.

— Подложи под колени, — ответил Джеймс на его немой вопрос.

Хартли странно посмотрел на него и, развязав шнурки, стащил с него ботинки, а затем потянул его штаны вниз.

Джеймс не стал протестовать, все что он сейчас чувствовал — прохладу, охватившую его полувозбужденный член и некое облегчение.

— Succhiami il cazzo. (Соси мой член, — итал.).

Это единственное, что пришло ему в голову.

Хартли в ответ закатил глаза.

Бля, это действительно происходило. Джеймс не знал, продержится ли он хотя бы минуту. Он вцепился в столешницу и опустил глаза на губы Хартли, как загипнотизированный. Ожидание убивало его.

Протянув руку, Хартли погладил его по груди, затем его гибкие пальцы прошлись по внутренней стороне бедра, словно Джеймс был каким-то музыкальным инструментом, а Хартли опытным настройщиком. Джеймсу нравилось это, но ужасно хотелось большего.

Хартли удобнее устроился между ног Джеймса. Это было невероятно красиво. Наблюдая за ним, Джеймс вдруг подумал о том, что Хартли был самым чувственным партнером, из всех, что у него были.

Обеими руками медленно изучив член Джеймса, Хартли поднес его к губам и мягко накрыл ими кончик. Джеймс тут же дернулся бедрами вперед, но тот остановил его, резко удержав ладонями.

— Прости, — пробормотал Джеймс.

Хартли, не выпуская кончика члена изо рта, закатил глаза. Как он мог быть таким самоуверенным с чужим членом во рту? Все-таки Хартли был самым интересным человеком, которые только попадались Джеймсу за всю его жизнь. Хотя… вероятно, Джеймс был несколько… предвзят.

Положив одну руку на бедро Джеймса, Хартли принялся медленно и сильно сосать его член. Джеймс судорожно выдохнул, дрожь прокатилась по его спине. Другой рукой Хартли помогал себе, держа член за основание и лаская мошонку.

Джеймс уставился в потолок, закрыл глаза и позволил себе отдаться ощущениям. Рот Хартли был волшебным, горячим и тесным. Его язык быстро скользил вдоль щели, опускался ниже, и в следующий момент уже ласкал чувствительную уздечку.

Дыхание Джеймса тут же сбилось, он покачнулся. Забыв, как дышать, он мог только бессвязно бормотать:

— Бля… Харт… просто… бля, да… Пайп… продолжай это… ч-черт… ох, бля…

Точечные движения Хартли не прекращались ни на мгновение. Его рот медленно впускал член, с каждым разом он заглатывал все больше, обволакивая Джеймса этим тесным, великолепным жаром, а его язык продолжал тереть самое чувствительное место.

Черт, Хартли действительно не врал на свой счет. У Джеймса в жизни было не так уж много минетов, но, как выяснилось, была огромная разница между девчонкой, не заинтересованно делающей это в основном лишь потому, что Джеймс мило уговорил ее, обещая украсть для нее какую-нибудь побрякушку, и Хартли, который буквально сам попросил его об этом. Хартли отсасывал ему жадно, нетерпеливо, он хотел делать это, и его красивые карие глаза внимательно следили за каждой реакцией Джеймса.

Джеймс не мог поверить, что у него получилось продержаться так долго. Хартли работал ртом до определенного момента, легко и быстро, а Джеймс ловил губами воздух, задыхаясь в бессловесной мольбе. Затем Хартли отстранился и начал ласкать член рукой, в стремительном и жестком темпе, не останавливаясь ни на секунду, пока Джеймс не почувствовал, как все его тело наполняется теплом. Он дернулся и кончил на плащ, лежащий у него под ногами.

На мгновение все вокруг вдруг приобрело резкие очертания. Тени на лице Хартли, темные стены вокруг, клаустрофобически тесный офис, в котором они скрывались. Джеймс был ошеломлен, но энергия постепенно покидала его, и вялость накатывала волнами.

Он ощущал какое-то оцепенение, не в силах произнести ни слова. Хартли потянул его за ремень от стола, и он послушно, почти автоматически повиновался.

Они молча улеглись на полу, Джеймс отстраненно рассматривал Хартли, пытаясь понять, что чувствует. Смущение? Или удовлетворение? Его зрение было на удивление четким, но все тело… он был словно пьяный.

— Нам нужно поспать, — наконец подал голос Хартли.

Джеймс кивнул, и через несколько минут после того, как погас фонарик, он уснул, машинально прижав Хартли к своей груди.

***

Джеймс действительно не хотел утром вот так исчезать. Ему просто нужно было разобраться в себе. То, что произошло между ним и Хартли, было намного лучше, чем он вообще ожидал, и в голове у него творилась сумятица. Хотя, его член был совершенно другого мнения.

Он быстро поднялся, на выходе случайно ударился мизинцем о дверь и, чертыхаясь, выскочил наружу. Наверное, он оставил о себе не лучшее мнение у едва проснувшегося и зевающего парня, который накануне вечером заснул в его объятиях.