Дело яснее дня, и Миланэ, вздохнув, успокоилась. Фрея сама зовёт её, и это отлично.

Жаль только, что беседа не случится прямо сегодня.

Нужно ждать завтрашний день.

Но Миланэ умеет ждать.

«Я наброшусь на неё, я выпрошу её повлиять на кого угодно, хоть самого Императора, чтобы Амон стал свободным», — смотрела Миланэ в окно, где поверх низких крыш стелилось светлое, бесконечное, равнодушное небо.

Вечерело.

Миланэ в последний раз посмотрелась в зеркало, потушила свечи и спустилась вниз.

Одеяния Ашаи-Китрах намеренно далеки от скромности и прочих благоразумий; они изначально явились как фетиш, призванный волновать, впечатлять, выделять из фона. В Ашаи-Китрах живут страсти Сунгов, точнее, они изображают их, и нет ничего удивительного в намеренной соблазнительности образа Ашаи. Так было издревле, так есть и так, верно, будет до скончания сестринства.

«А этот день когда-нибудь наступит», — размышляла Миланэ, осматривая лапы в прихожей и ожидая Раттану. — «Всему приходит конец».

В среде Ашаи, тем не менее, принято, что всякая из них может соблюдать в одеяниях некоторые традиции своего прайда. И вот Миланэ, урождённая чистокровная андарианка (по крайней мере, все так думают), надлежащая старинному прайду Андари, не могла одеться так, как облачится, скажем, хустрианская Ашаи, с их неизменными глубокими вырезами и фривольными детальками. Но хустрианская никогда не возьмёт и венца с перьями, не подведёт так глаза тентушью, никогда не посмотрит столь меланхолично, никогда не примет сего образа сдержанного благородства.

Ей совсем не хотелось посещать ужин у Тансарра. Тем не менее, это необходимо. Во-первых, это вопрос уважения к патрону, да и вообще её обязательство как Ашаи рода. Во-вторых, Миланэ желала выяснить, нет ли у него нужных знакомств (а они наверняка есть), которые могли бы помочь с освобождением Амона.

Ужин собрал значительно больше голов, чем она предполагала увидеть, и больше напоминал пир. Собралось около пяти десятков львов и львиц; приходилось улыбаться, слушать, сидеть недалеко от патрона, рассказать несколько поучительных историй (почти что традиция: если на застолье есть Ашаи-Китрах, у неё должны быть в запасе несколько рассказов), обсудить засилье дхааров в западных провинциях и раздать какие-то пустяковые советы о поддержании здоровья. Очень удивилась отсутствию других Ашаи, и этим удивлением даже поделилась с патроном. Ответ был прост: он не водит знакомств в их кругах (и очень надеется, что Миланэ поможет устранить это упущение), а Ашаи рода гостей на такие встречи, как правило, не приходят.

Миланэ ждала, терпеливо ждала нужного момента, когда сможет побеседовать с патроном хотя бы чуть; но она, чуткая ко всяким нюансам и моментам, как всякая самка, поняла, что сегодня ничего не выйдет. Поэтому начала обращать внимание на то, кто именно находился на ужине; самыми видными оказались несколько друзей-сенаторов, помощник главы Регулата науки, искусств и веры, и лев из Имперского казначейства, занимающий высокий и малопонятный пост. И в какой-то момент почувствовала свою бессильность — она не могла ничего поделать.

Печально.

— Я уезжаю на днях в Андарию. Приглашаю мою Ашаи в поездку, — вывел патрон из мыслей неожиданным предложением.

Миланэ, отодвинув тарелку, глубоко вздохнула. Решение надо принять молниеносно, и правильное решение.

«Нет. Конечно, нет. Некогда».

— Мне очень жаль, мой патрон. Я прошу дать возможность отказаться. Здесь у меня ещё много обязательств и дел; видит ли сир, именно таких, которые возникают на новом месте… Впрочем, если я необходима, то я буду там, где этого требуют интересы патрона.

Тансарр засмеялся, откинувшись в кресле:

— Что ты, — стучал он когтями по столу, уже неплохо принявший на душу, — там надо уладить мелкие дела. Подумал, захочешь родные земли увидать. Тогда оставайся… присмотришь за моими. За Сингой особенно. Да, сынок?

Тот улыбнулся и пробормотал нечто невнятно-нейтральное.

Синга сидел напротив Миланэ; будь он порезвее, то смог бы занять место прямо возле неё, а то, что он желал этого, можно ощутить и без всякой эмпатии. Но место напротив давало ему одно преимущество: он мог сидеть и есть её глазами. Что и делал. Весь вечер он глядел на неё, сопровождал взглядом, когда она уходила; это поселяло неудобство и некую смуту в душе. Миланэ намеренно избегала встречи взглядов, хотя общалась со Сингой, шутила и оказывала столько же внимания, сколь и другим гостям.

Вечер удался, все довольны, Миланэ отбыла своё; уходила она, безусловно, позже всех гостей, далеко-далеко за полночь. Она мило попрощалась с Ксаалой, поблагодарила Тансарра за прекрасно проведенное время, вышла под колоннаду парадного входа и приготовилась отъезжать, вся в завтрашнем дне, как вдруг ощутила прикосновение к ладони.

— Милани…

— Синга, перестань. Ты ведь знаешь, — она освободилась от плена.

— Я ничего не знаю, — он снова попытался встретить её ладонь, но безуспешно.

— Мы с тобой говорили, — она пыталась сказать строго, но вышло совсем не так.

— Слова тут бессильны.

Она направду не знала, что с ним делать. Оказалось, что вовсе не в её характере просто взять и отвадить прочь, а особенно, если лев не вызывает неприятия.

— У тебя кто-то есть?

Вопрос явно не из ревности; точнее, не столько от неё, сколько от непонимания: почему ты так отвергает меня?

— Синга! Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь, — молвила Миланэ, грустно кивнула и уехала домой.

Несмотря на целый день, наполненный множеством дел, Миланэ ничуть не устала. Ночью спала плохо: вставала часто, смотрела в окно, рисовала на нём узоры, ходила по комнате, пробовала читать книгу, но быстро бросила. Вспомнилась Арасси, и это довело до плача. Вконец измученная этой неопределённостью, она ждала сегодняшнего вечера; сегодня она будет знать, когда и как ей помогут Вестающие. Они обещали. Они должны.

— А если не помогут? — задавала себе вопрос в пустоту.

Взяв пласис, веер и венец, дочь Андарии ушла на этот вечер под открытым небом.

Вход по приглашению, вежливые стражи на входе.

Чувствовалась там совершенно лишней, чуждой, испытывая то самое ощущение, когда тебе надо отбыть-отмучить какое-то торжество, хотя музыка была прекрасной, еда вкусной, воспитанницы фансиналла танцевали с различными кавалерами фромал и повсюду можно было найти прекрасную светскую беседу.

— Милани! Рада тебя видеть! Знакомьтесь: Ваалу-Миланэ, подруга по дисципларию и прекрасная Ашаи!

Её нашла подруга Эмансина. Миланэ совсем забыла, что она имеет служение в фансиналле, да и вообще запамятовала о её существовании, поэтому появление этой Ашаи схватило ну совсем врасплох. Но оказалось весьма кстати: Эманси стала мостом между нею и другими, вообще разбила одиночество, хоть и не уняла тревог.

Тем не менее, Миланэ спешила встретиться в Фреей. Ей хотелось определённости здесь и сейчас.

— Эманси, а Вестающие здесь есть?

— Что? — удивилась та, чуть навострив ушки и хмельно улыбаясь. — А! Может и есть. Не знаю, не видела. Они на улицу ночью выходить не любят, запрутся в отдельной каморке и ведут там свееетские беседки, — смешно кривлялась Эманси. — Куда им до нас, приземлённых.

— Я серьёзно спрашиваю.

— Может быть, Милани. Пойди, может, спроси список гостей, — с иронией молвила та.

— А это не ты мне прислала приглашение на вечер? — Миланэ отставила кубок на поднос рядом проходившей служанки, и сделала это неудачно — кубок упал. Но Миланэ даже внимания не обратила.

Такое вполне могло быть. Она могла принять приглашение Эманси за приглашение Вестающих. Вроде мелочь, но на самом деле — почти катастрофа.

— Пффф, — смешно и немного пошло прыснула Эманси, — кажется, Миланиши, тебе хватит вина. Нет, не я. Думала, у тебя дел много, ты пока только обживаешься в Марне…