Он обнял её, уткнулся носом в бедро и так лежал, закрыв глаза.

— Утонул супружец Сари. С небольшой помощью. Как ни старались его спрятать и спасти — всё равно я нашёл. Милани, теперь ты знаешь мою главную тайну.

Приложила руку к сердцу, хоть он и не видел.

— Она будет сожжена со мной, — спокойным, тихим голосом молвила Миланэ.

— Я не был уверен, что он повинен в смерти Сари. Я убил его… больше из ревности. Теперь знаю это наверняка, и мне спокойнее.

Она молчала.

— Не думай, что я тебе не доверяю, потому пытался скрыться. Нет, мне кое-кто помог, и я поклялся, что никому и никогда…

Амон попытался подняться, но Миланэ не позволила, зная о его бесконечной усталости:

— Понимаю.

Повиновавшись, он дальше уткнулся в её бедро носом.

— Прости меня, Миланэ… Я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, Амон.

— Тебе не страшно лежать рядом с убийцей?

— А тебе? — ответила вопросом Миланэ, пронзив его взглядом.

Он не ответил.

Терпеливое ожидание. Ашаи к нему привычны с детства. Так и она ждала, пока её лев заснёт, словно маленькое дитя; наконец, Амон уснул, и Миланэ очень осторожно освободилась от его плена, и села на краешке кровати, вздохнув, облокотившись на колени и сжав лапы вместе.

Всё это было странно, немного безумно. Комната пребывала в страстном, живом бардаке: по полу и постели разбросалась их одежда, в углу возле комода (почему в углу?) валялась сирна, а на самом комоде лежало «Снохождение», совершенно беспечно освобожденное от чёрной ткани, что подевалась неизвестно куда. Когда она успела его развернуть и зачем — Миланэ совершенно не помнила, и это даже пугало.

Она никогда не влюблялась так сильно. Никогда не влюблялась так быстро. Она — по нутру небыстрая на доверчивость — никому не доверялась с такой мгновенной слепотой. Никто с нею не поступал, так Амон. Он спас её. Он умел слушать, он умел рассказывать. Он был необычным и с тайной. И никто не делал ей столь великих подарков, как Амон.

«Опасно, необычно, так дико, волнующе…», — стояла она посреди комнаты в раздумье, держа поднятую с пола сирну. — «Я не должна рисковать, не могу рисковать, пусть он заберёт «Снохождение», пусть вернёт на место… А там я как-нибудь сама… Чутьё да выведет на тропу».

Взглянула на него, спящего. Лучи солнца сквозь занавески мягко освещали его спину, а в воздухе стали видны искрящиеся пылинки.

«Но тогда обидится… Скажет мне, что я глупая трусиха, не знающая своих желаний, ибо зачем тогда начинала всё безобразие? Кроме того, как я могу просто так отдать то, что столько искала? Судьба сделала дар — не отбрасывай его. Ваал мой, даже два дара», — Миланэ ещё раз поглядела на Амона, и ей захотелось как-нибудь позаботиться о нём, потому укрыла его лёгкой наволочкой, хотя и так было тепло.

Да. Щедрая судьба. Два дара враз. Сюрреально.

Миланэ подошла к «Снохождению» на комоде. Большая книга, весьма-весьма. Она несколько раз провела ладонью по обложке, смахивая несуществующую пыль. Хотелось открыть его тут же и враз, но Миланэ оказалась поражёна тем самым чувством, которое возникает, если в руки попадает ценная и важная вещь: хочется отложить знакомство, оттянуть удовольствие, усладиться им полностью наедине и полностью готовой. Завернув книгу Малиэль в кусок ткани с игриво-южным цветочным узором и спрятав в комод, Миланэ спустилась вниз и указала Раттане приготовить то ли завтрак, то ли обед. Она не стала играть в непроницаемость, и сама повела львицу-дхаари наверх, в спальню, чтобы показать ей Амона издалека, как будто некое украденное сокровище.

— Он пришёл ко мне ночью, Раттана.

— Я-то думала, что происходит. Думала — воры.

— Только никому нельзя знать, что он у меня. Могу на тебя положиться, Раттана?

— Да, сиятельная. Да.

Потом Миланэ оставила возле Амона целый кувшин лимонной воды, немного привела мысли с вещами в порядок. Первым делом, наконец, ушла помыться, потому что он набезобразничал с нею как надо. Миланэ думала о нём, когда окатывалась ведром с тёплой водой, и глаза непроизвольно закрывались, рот открывался в негой истоме, ловя струйки воды, она стройнилась и выгибалась. Как любовник, заключила она, он очень хорош, наверняка познал, немного взревновала она, не одну дочерь Сунгов. Прихорошившись и одевшись как следует — даже подвела тентушью глаза для него — Миланэ уселась в столовой, не зная, что с собой делать. Поездку можно и нужно отложить на завтра — ещё успеется. На улицу выходить не стоит. Патрона беспокоить — тоже. За какое-то дело всерьёз браться невозможно, ибо завтра уезжать, проходить Приятие; а не так просто над чем-то усердствовать, если у тебя «Снохождение» в комоде, спящий Амон в постели, ты опоздала на дилижанс, а у тебя Приятие на носу.

Спать совершенно не хотелось, и это было удивительно.

Чтобы чуть отвлечься и дождаться, пока Амон проснется, она уселась в столовой и начала читать книгу учёного Марсалия «О Триаде Сунгов». Её она купила, когда ходила книжным лавкам в поисках «Снохождения»; некогда её порекомендовала Арасси, как весьма занятную, хотя сама она — смешно — книгу не читала. В свою очередь, Арасси её посоветовал кто-то из «своих», то бишь тех, кто отличались лояльностью ко всякому порочному чтиву.

Миланэ понятия не имела, что может быть в этой книге. Триаду Сунгов мог упомнить любой львёныш, что отучился пару классов: Тиамат, Ваал, Нахейм. Соответственно, книга с таким общим названием могла уместить очень многое: об этом написано столько, что можно сложить целый дом из бумаги. Как говорится, Ваал — это дух, а с помощью крыльев — Нахейма и Тиамата — Он взмывает ввысь.

Принялась знакомиться, бегло и без большого усердия.

«О Триаде Сунгов», 804 г. Э. И.

Марсалий оказался малоизвестным современным учёным, который весьма много и плодотворно сотрудничал с Айнансгардом, по большей части — как переводчик с древнего и самых распространённых северных языков, в некоторой мере — как историк. Целую главу он рассыпался в благодарностях сестринству Айнсансгарда, которое любезно предоставило возможность без хлопот работать в дисципларии, а посему они такие, такие и растакие. Миланэ усмехнулась: неглуп этот Марсалий, всё правильно — сёстры, как любые львицы, падки на похвалу и комплименты. Впрочем, есть и повод для такого: сестры Айнансгарда наиболее благосклонно относятся к изысканиям любых учёных, сами очень уважают изучение небосвода, то бишь астрономию, не так давно — лет пятьдесят назад — позволили изучать на себе феномен игнимары, отчего многие учёные словно с цепи сорвались; правда, особых результатов пока нет. Огонь, ну и огонь. На руках появляется. Откуда — непонятно. Немного горячее, чем огонь на дровах. Цвета разные. Всё вопреки натурфилософии.

Дальнейшие главы были заполнены сухой, просто пустынной академичностью, и это оказалось скучно. Обычное вступительное слово о величии-важности Триады. Обзор различных взглядов на неё в хронологии. Особенности восприятия и понимания этой Триады разными прайдами Империи. Далее, по идее, должно быть интереснее: восприятие Триады не-Сунгами и наличие идей, схожих с этой, у остальных прайдов. По сути, главное внимание уделялось Северу, но и здесь ждало небольшое разочарование: Миланэ казалось, что поездки по Северу можно превратить в увлекательнейший рассказ, а тут получился сухой песок. Ох уж эти самцы, с их страстью к разуму. Да что тот разум? Лишь малая часть…

Она было собралась закрыть книжку, прекратив беглое перелистывание и посчитав, что её обманули, как тут вместо голых описаний и фактов пошли размышления. И выводы.

…Сообразно с вышеизложенными фактами, которые я усердно и непрерывно собирал на протяжении десяти и пяти лет, можно с большой долей уверенности заключить, что основоположное понятие Тиамата знакомо культурам северных не-Сунгов. Мнение о том, что не-Сунгам столь отвлечённые метафизические понятия совершенно незнакомы, явно несостоятельно; также этими фактами я хочу упразднить общепринятое мнение, что подобные «метафизические факты» полностью недоступны разуму не-Сунгов по причине ограниченности и низкой степени развития.