Она смотрела на него, не мигая. Крокодилы тоже смотрят, не мигая, подумалось Этьену.

– Я проверю, что можно сделать, – тихо ответил Этьен, заставляя себя выдерживать ее взгляд.

– Не «можно», Этьен. За «можно» я могу обратиться к гадалке в нищем квартале. Мне нужно «я сделаю». Я могу на тебя рассчитывать? – радостно улыбнулась Тесса.

Этьен хмыкнул, пожал плечами, кивнул головой.

Около полуночи он шел к двери своей квартиры. Стоял у нее, пригубливал вино, ждал Коринта, поднимавшегося в лифте.

Тот вошел неторопливо, улыбаясь довольно, был полувозбужден.

– Мамуля была особенно сурова с тобой сегодня, – произнес он.

– Как только ты не кончил прямо там, рядом с ней, – хмыкнул Этьен и отставил бокал. Дверь закрылась, Коринт сделал один шаг навстречу ему; Этьен бережно снял очки с его носа, обхватил голову ладонями, поцеловал. – До чего тебе нравится, когда она возит меня мордой по асфальту, – пробормотал он.

Коринт ухмылялся, расстегивал свою рубашку.

– Я обожаю, как ты возишь меня мордой по простыням после мамулиных экзерсисов. Гадкий, гадкий Этьен, – ухмылялся он.

– Рад услужить, – тихо засмеялся Этьен. – Но когда-нибудь я соберусь и выпорю тебя по твоей прелестной поджарой заднице так, что ты четыре недели не сможешь сидеть в мамулином присутствии.

Коринт предвкушающе засмеялся.

Едва ли Этьен Симайди Танья собрался бы с духом и совершил такой решительный поступок. Скорее уж Коринт его выпорет.

Но через пару часов Этьен сидел на кровати, Коринт лежал и лениво потягивался.

– Так чего там с Тессой случилось, что она была столь сурова? – полюбопытствовал Этьен.

– Кроме поездки в Лондон к самому главному «Астерранину»? – вяло отозвался Коринт. Приподнявшись на локте, он заглянул Этьену в лицо. – Он ей неслабо хвост накрутил. Они хотят сохранить статус-кво в Африке, а с Дейкстра это невозможно. Переговоры с ним лопнули, как мыльный пузырь. Нигерия тянет до выборов. Пока работы там ведутся, но на основании сомнительной лицензии. Иными словами, под мамулей раскаляется трон. Если ей не удастся эта комбинация, то о местечке в Лондоне можно будет забыть.

Этьен задумчиво покачал головой и погладил его по плечу. Его рука задержалась на спине Коринта, Этьен нагнулся, чтобы поцеловать его.

– Интересно, а что ты расскажешь Тессе? – неожиданно спросил он. Коринт весело рассмеялся.

– Ничего, за что тебе следует опасаться, дорогой, – беспечно отозвался он.

========== Часть 8 ==========

После категорического «нет» Берт все ждал, что Горрен прикажет: «Отправляться! И не сметь противоречить!». Такая решительность с его стороны не удивила бы: Горрен был способен на очень жесткие разговоры, это с Бертом он прикидывался ангелом. С крашеными волосами, черт побери. Берт не мог не ухмыляться гнустно, когда думал об этом: до чего странные формы может принимать тщеславие в разных людях. Сибе Винк, лейтенант, с которым он познакомился и время от времени приглашал посидеть в баре, – тот носил перстень с печаткой. Младший сын двоюродного племянника какого-то королька из Западной Африки, не хрен собачий. Когда Сибе сообщил ему, Берт уставился на него круглыми глазами.

– И что? – растерянно спросил он. – То есть здорово, конечно, я говорю с особой королевской крови. Но, Сибе, при всем уважении к твоей родословной, я не очень хорошо понимаю, что это может значить.

Сибе Винк выглядел оскорбленным. И это шло ему, стервецу. Нижняя часть его лица отчетливо утяжелялась, ноздри изгибались очень эффектно и характерно-крупные губы становились особенно рельефными, соблазнительно, вызывающе выпуклыми.

Берт закатил глаза.

– Ты забываешь, что я из Европы, – меланхолично сообщил он. – При желании я могу рассказать о моем родстве до третьего колена, а если заплатить бабки знающим людям, так они раскопают сведения о предках аж до семнадцатого века. Но это не значит практически ничего. Даже если вдруг выяснится, что я сын или там внук какого-нибудь великого герцога, я не смогу воспользоваться этим знанием. Никак. Собственно, даже для шантажа. Поэтому сделай скидку на мое воспитание и объясни, отчего это такое великое дело – твое родство с провинциальным корольком.

– Ха! – не удержался Сибе Винк и широко улыбнулся. – Есть ли люди, способные сердиться на тебя?

– Сколько угодно, – не задумываясь, ответил Берт. – И позволь полюбопытствовать, с чего ты перестал относить себя к ним?

Сибе Винк весело засмеялся, откидывая голову назад, широко открывая рот, словно хвастался безупречно-белыми и идеально ровными зубами.

– Я беспомощен перед твоим обаянием, – отсмеявшись, развел он руками.

Берт, посмеивавшийся до этого, подмигнул и отозвался:

– У тебя должен быть иммунитет на чужое обаяние, потому что твоего хоть отбавляй.

– Ха! – Сибе поднял бровь и прищурился. Посмотрел внимательно, изучающе, но ничего больше не сказал.

– Так мы начали говорить о родстве и о том, что значит быть дальним родственником западно-африканского короля в общеафриканской Лиге.

– Не дальним! – тут же вскинулся Сибе Винк. – Если бы моя мать не была из белых, а мой отец был ближе к деду, а дед чуть подсуетился, когда умер его брат, у которого рождались одни девки, то я мог быть одним из первоочередных наследников.

– И что? – скучно поинтересовался Берт.

Сибе подумал.

– И ничего, – честно признался он. – Но думать об этом приятно.

– Дай я тоже подумаю. У твоего деда наверняка единственный на всю деревню каменный дом и даже есть машина. Возможно, сокровищница состоит из пяти килограммов золотых украшений невысокой пробы, ну и гарем. И ты будешь говорить мне, что лейтенантом в гвардии Лиги быть хуже, чем очень дальним родственником короля в какой-то глуши?

Берт пожал плечами и поднял бокал с пивом.

– Но перстень симпатичный, – кивнул он в сторону руки Сибе, лежавшей на столе.

Тот с самодовольным видом посмотрел на мизинец с кольцом.

– Одно время на землях прадеда копошились геологи. Рассчитывали открыть месторждения изумрудов, – неожиданно начал рассказывать Сибе. – Кое-чего нашли. Но очень мало, чтобы заинтересовать хоть кого-то приличного. Прадед тогда прогнал их и конфисковал оборудование. Одно время с двоюродным дедом велись переговоры, чтобы выкупить северные территории, где они граничат с национальным парком, но он все искал изумруды.

– И как?

– Не нашел. Это кольцо я купил, когда отслужил тринадцать месяцев, – Сибе положил руку на стол, позволяя Берту еще раз полюбоваться им – и рукой. С длинными, изящными пальцами, заканчивавшимися крупными, ухоженными ногтями, все как один правильной формы.

– Тринадцать? – Берт поднял брови и страдальчески улыбнулся, приготовившись выслушивать очередную мистическую историю о значимости именно этого числа. Но Сибе пояснил:

– Ну да, год и один месяц. Когда стало ясно и очевидно, что меня не выкинут. Ты же не думаешь, что попасть в лигейскую гвардию так просто?

Берт покачал головой и посерьезнел. Что такое жесткий отбор, он знал по своей шкуре – очень хорошо. Слишком даже.

– А удержаться в ней еще сложней. Потому что когда мы служили в учебных частях, за нас несли личную ответственность все, включая руководство. Они и тряслись над нами. Но когда мы стали гвардейцами, мы стали боевой силой.

Сибе сжал руку в кулак и поднял ее.

– А боевая сила должна вступать в бой, быть эффектной в бою, – глубоким, неторопливым, гипнотизирующим голосом продолжал он. – Никто не согласится терпеть боевого офицера, если он не эффективен. И это значит идти вперед, рисковать своей жизнью, исполняя приказ.

Берт приоткрыл рот, зачарованный драмой в представлении Сибе Винка.

– Нифига себе ты грузишь, – завороженно сказал он.

Сибе буравил его недобрым взглядом секунды две, затем трагично приложил ладонь ко лбу.

– Ты плебей, Франк. Бестолковый и циничный плебей. – Вскинув голову, уведомил он Берта.

Берт пожал плечами и виновато улыбнулся. Отпив пива, он спросил: