Лут снова пришел в себя. Мы сидели втроем и пытались воссоздать картину того, что могло произойти снаружи. Этот замысел был уже изначально обречен на неудачу: не было ни малейшей причины сомневаться в достоверности утверждений Лута. Он настаивал на своих фантастических сообщениях. Но ведь могло происходить только реальное.

— Я видел человека в зеленом скафандре так хорошо, насколько позволяет видеть этот туман. Это был вовсе не фантом, потому что я дотронулся до него. Он тоже двигался. Мне показалось — впрочем, я не могу сказать это с уверенностью, — что он будто согнулся под тяжестью. Потом он повернулся прочь от меня, и при этом повороте я увидел за стеклом его шлема ужасную пустоту… Я еще поищу снаружи, кто это там шляется, зеленый, как Кой. Может, я найду его.

— Я иду с тобой, — услышал я собственный голос. Слова опережали решение, потому что мне было не по себе. Ривин как руководитель был привязан к станции. А у кого хватит нервов пустить Лута одного в его прогулку? Ривин согласился на это не сразу. Но согласился. Когда обсуждались тактические вопросы, Лут заупрямился, не желая брать с собой оружие.

— Для такой штуки я слишком боязлив, — сказал он без тени иронии. — Как только она оказывается у меня в руках, то уже действует, когда становится горячо, но только не тогда, когда нужно. А я хочу остаться человеком с высокой моралью.

Снаружи нас поглотил теплый молочный пар. От чрезмерного ли напряжения, от слов ли Коя о природе этого тумана, но я чувствовал физические прикосновения, ощупывание этим конденсатом, словно он проникал в мой скафандр.

Лут брел вперед ощупью испытанным способом, держась за туго натянутый трос. Но тут вдруг канат передо мной ослаб и шлепнулся о землю. Я тотчас остановился. Лут оказал лишь: «Смотри хорошенько, и назад тоже!» Он оказал это спокойно и продолжал свой путь.

Мы поделили свои задачи. Перед Лутом лежало свободное поле. Он зондировал радаром, с интервалами — так как мы обходились переносными источниками энергии. Я нес инфракрасный излучатель, на котором могучая фигура Лута, несмотря на расстояние всего каких-то десяти метров, обрисовывалась лишь приблизительно. Тем не менее у меня появилось ощущение, что туман становится реже. Однако я больше чем когда-либо не доверял своему чувству. Ривин ежеминутно запрашивал о признаках азотных бурь. Как будто они ставят о себе в известность! Еще все было спокойно. Чем больше пытался я сосредоточить внимание на преобразователе изображения, тем чаще ускользали чувства и мысли от осознанного желания. Сколько еще придется нам топтать своими подошвами этот сырой микромир на поверхности? Я подумал также о маленьких шариках. Могли ли они в большей массе на меньшей территории вызвать свечение, привлекшее нас сюда?

Потом все пошло в диком темпе, без моего вмешательства — как в слишком быстро прогоняемом спектакле театра марионеток.

На экране ИР-преобразователя изображений появился портрет Лута, но словно двойной. Фантом Коя!

Я еще предупреждал Лута о странном явлении, когда на экране обозначилась исходящая от того чужого существа горизонтальная линия. Я провел по ней излучателем. Она оканчивалась во второй фигуре. Итак, пара, как мы сами. Лут, я и в промежутке трос. Тем временем там обозначилась уже вторая пара, поменьше. Вероятно, расположенная дальше.

— Всего шесть, — сказал Лут.

Мы мгновенно остановились. У меня в ушах запульсировала кровь.

— Дистанции шестнадцать, двадцать пять и сорок метров, — продолжал Лут с невероятным спокойствием. — Иди вперед чуть налево и держи трос как струну.

Я понял. Лут хотел, чтобы те оказались перед нами, а станция за спиной. Он информировал Ривина, который ни о чем не решался спрашивать, и быстро сообщил дистанцию, которую мог измерить только он.

Теперь мы стояли близко друг подле друга. Ближайшая к нам пара беззвучно сохраняла прежнее расстояние, замерев, более удаленная приближалась. Через несколько мгновений они тоже были здесь, и теперь все держались примерно в пятнадцати метрах от нас. На таком расстоянии туман был все еще непроницаем для зрения. Прибор ИР указывал лишь на тени, походившие на человеческие силуэты. Сигналы радара не поддавались расшифровке.

Кем они могли быть? Я облизал губы, радуясь, что сухость во рту исчезла.

— Я пойду туда, — коротко бросил Луг. — Трави трос, остальное как договорились.

Он беззвучно погрузился в испарения. Но его мужеству не сопутствовала и доля успеха. Затаив дыхание, я слышал только доносившиеся редкие неразборчивые шумы от его микрофона. Неожиданно он снова вынырнул передо мной. На этот раз он продвинулся от силы на два метра — объяснил он мне и одновременно Ривину, — но трое из фигур были точно зелеными. При каждом последующем приближении они отходили, причем все копировали его движения.

Последнее замечание Луга показалось мне мало достоверным. Однако, прежде чем я успел возразить, Ривин запросил, не видим ли мы какую-нибудь возможность потеснить чужеземцев поближе к станции, в зону действия сильных телеустановок, чтобы он мог схватить их в видоискатель.

— Отлично! — ответил Лут.

Мы обошли группу странных обитателей планеты, так что они по изображению наших приборов стояли теперь между нами и станцией, и стали наступать на них.

И тут настал тревожный момент, когда трое из фигур выросли из тумана высоко надо мной, став видимыми. Тесно друг подле друга, застыв недвижимо, рукой подать; двое из них, без сомнения, зеленого цвета. Я мог бы поклясться — это был Кой, удвоенный, что ли. В стороне в испарениях растворялись очертания остальных.

Лут жестом показал мне, чтобы я остановился. Он осторожно подвигался к ним ближе. Поколебавшись, предложил им открытую ладонь свободной левой руки. Они вытянули правые руки. Он поднял левую над головой. Тут они все подняли правые руки. Он согнул колени — те тоже присели. Они немо подражали всем его движениям, автоматически точно, как зеркала.

Лут поманил меня. Говорить он был тоже не в состоянии. Он продемонстрировал, как те отступали, как только он приближался к ним.

Таким манером мы шаг за шагом буксировали всю группу к станции, не без труда, так как тех было шестеро, а нам было нелегко одновременно ко всем приближаться в равной степени близко.

Я проклинал туман. Он стеснял наше зрение, но не любознательность. Раздраженно пытался «пронизать» глазами испарения, но различал все хуже. Потом мы почувствовали, что облака чада стали быстро уплотняться. В несколько минут мы были полностью закутаны в матовое одеяло, словно в наших шлемах стекла поменяли на молочные.

Лута вызывал Ривин. До станции не больше ста метров, сказал он. Он выпустил чистый ведущий луч, но мы больше были заняты существами, которых мы потеряли. Мы как можно более систематично обследовали место нашей стоянки. На экране ИР мне бросился в глаза холмик, который поднялся от поверхности на высоту табуретки. Я сориентировал туда Лута. Когда я сам подошел туда, он был уже на месте. Молча он показал рукой вниз. Над грунтом возвышался комель из мутной слизистой массы. Блестящие струи молочной субстанции медленно стекали по нему, увлекая за собой комки твердой консистенции. По бокам то и дело надувались капли, которые затем беззвучно лопались. Можно было хорошо видеть, что образование, распадавшееся здесь, было когда-то зеленого цвета. Туман, как в насмешку, редел… Мы нашли их всех недалеко друг от друга в одинаковом состоянии растворения…

…Позднее, уже в кабине, в присутствии Ривина Луг сказал:

— Кое-что стало хоть яснее: почему первый зеленый, которого я встретил, согнулся словно под тяжестью. Он подражал мне, когда я нес Коя и Тристана. Точно так же, как сейчас они копировали нас. Остальное — почти все — остается непостижимым. Но никто не убедит меня в том, что наша «слепота», когда они погибали, была случайной. Будто кто-то хотел помешать тому, чтобы мы о них узнали что-нибудь. Куда вдруг подевались бури?…

103/ФЕЕмио.2/VIIIа.