«Не обидь меня, стрекозушка…» Не обидь меня, стрекозушка, Психея. Не забрось… Кто как не я твоим песенкам гнезда совьёт из шалфея да мяты, да чёрной полыни?! Не забудь меня, вдовушка, синица. Разлюби, да не забывай – сбросят эльфы на зиму крылышки – соберу тебе урожай. Одурачь меня, слово медовое, схорони под кленовым листом, но оставь всем, кого я любил неусердно, мои крылья, вкус ветра, запах полыни… «Нынче осень…» Нынче осень так вальяжна, Будто нету ей конца! Клёнов ржавые плюмажи Всё мелькают у лица. И смущённую улыбку Прячет юный век в глазах, Новой правды воздух зыбкий Поглощая второпях. Звёзд колючих бормотанье, И под ними – как в бреду – На заветное свиданье Я опять во сне иду… Я встречаюсь сам с собою – Разминуться тороплюсь. То ли время нынче злое, То ли сам себя боюсь. То ли жизнь поторопилась Написать такой сюжет, Где играет божья милость, А меня в той пьесе нет. «Я прикормил с ладони…» Я прикормил с ладони эту осень. В её зрачке не страшно утонуть, Но плещется пока на мачтах сосен, Мой парус обветшалый, Млечный путь. Хоть и живу пугливыми словами, Не верю женщинам, газетам и врачам, На ощупь мыслю, пью вино с врагами, Но тайну смысла придаю вещам! Зубрю «не быть» лукавую науку, – Дилемма Гамлета мне кажется смешной: Из рабства лени прорастут от скуки И счастье ремесла, и мудрости покой. Век прохожу у жизни в недомерках, – За радость скромную туманно говорить Овеществленья липкая поверка Меня заставит по счетам платить. И пусть я пасынок общественного блуда, Щенячьей радостью душа моя горда: Что не способна сноровисто, как Иуда, Чужой судьбой обогатиться без труда. Осенний этюд Сегодня воздух был прозрачнее алмаза: Густеть не торопился он, покуда Художница, подросток большеглазый В осеннем парке сокрушалась над этюдом. Там дворник брёл с лицом Хемингуэя, Метлой неспешно разгребая листья. Он был чужим на этой акварели, И потому не поддавался кисти. А тут – американцы из посольства – Галдящей стайкой двигались с обеда. Их вздорный щебет и самодовольство Так вовсе отвлекали от сюжета. А поравнявшись с дворником усталым, Они оглядывались после удивлённо, И к мнению пришли, что этот малый Кого-то им напомнил отдалённо. Поэту
О, как ты беден в тщетности своей словами передать витийство цвета: глазастый изумруд шального лета и золота расплав перед рассветом, и охру скромную веснушчатых полей. Останься верным бедности своей! Повадки сводницы люби в своей судьбе: она сведёт тебя с вечернею звездою, с надеждой, ключевой водою, с листом кленовым, счастьем и бедою, чтоб обернулось всё пережитое глазами детскими пытливыми к тебе… Характер сводницы ты чти в своей судьбе. Да будет как земля душа твоя проста, что неповинна в зле и в благодати, но всякий раз становится крылатой любою лептой, равно как утратой. Так птица пред землёй не виновата, что ей протягивают руки небеса. День уходит Мельтешеньем занавесок, суматохой звуков день уходит как довесок утренних окурков. Будет завтра. Подмигнувши глазиком мускатным, день со мною бить баклуши станет виновато. Маленький, но гордый, глупенький, но смелый, я поля его кроссвордов разгадать сумел бы. Мельтешеньем занавесок, суматохой звуков День уходит в арабесках трепетных рисунков. Кем я только не был за любви краюшку, Да за каплю неба… Впрочем, всё – баклушки. День уходит в суматохе, в славной кутерьме. И куда мне, крохе? Что ему ко мне?.. «Я начал книгу…» Я начал книгу жизнь тому назад, И вот уже пора поставить точку, И скорым поездом к концу подходит строчка, И вот уж отправление гудят. Я эту станцию покину навсегда, Чтобы вовек сюда не возвращаться, – С самим собой чтоб вдруг не повстречаться, Да повидать иные города. А кто сюда приедет в первый раз, Где, что, да как – не спрашивайте совета. Вопросы ваши, – ваши и ответы. А я уехал. Вот и весь рассказ. «Хоть ласкаешь ты губы…» Хоть ласкаешь ты губы звуками, Не гнушайся подёнщины, друг. Окружен ты лихими пичугами И обласкан святыми пьянчугами, Ко двору – не к добру без заслуг? Без заслуг, без хлопот, без башки Мы любимых могли хоронить, Потому как иные божки Звали нас на свои большаки. А и надо ли было спешить?.. Собери своих песенок взвод, Угости их, чем в доме найдёшь, – Хлебом ли, старым пасхальным яйцом… Ты себя не убьёшь. И меня не убьёшь. Просто выпьем – и дело с концом. |
