А. Колпаков. Голубая Цефеида
Научно-фантастический рассказ
Рисунки В. Грибко.
Андрей Чешенко упорно смотрел на снеговые вершины хребта Черского, облитые розовым светом заходящего солнца. Таня тихо подошла к нему и беспокойно заглянула в глаза:
— Ты чем-то озабочен?
Андрей хмуро и как-то виновато улыбнулся.
— Сегодня я был в Секторе Межзвездных Проблем. Астронавты Южноамериканского Космоцентра рассказывали поразительные вещи… Они только что вернулись из путешествия к планетам Голубой Цефеиды. Туда снаряжается новая экспедиция!..
Он внезапно умолк и быстро отошел к окну. Перед ним расстилался Северо-Восточный Космоцентр. С наступлением ночи город утонул в сиянии огней; разноцветный свет дрожащими волнами стекал с колоссальных конструкций эстакады.
— Когда… состоится вылет?..
От волнения и нахлынувшего предчувствия у Татьяны стеснило дыхание.
— Через три месяца, — глухо ответил Андрей и опустил голову. Потом добавил — Мне поручено возглавить экспедицию…
Таня порывисто отвернулась к окну, до боли закусила губы. Не потому, что предстоящая разлука обрекала ее на одиночество, нет! Ведь за стенами Дворца Семьи, где они жили, раскинулась великая родина человечества, Земля-сад, Всемирное Братство Свободных Тружеников, где каждый ищущий обретал радость, дружбу, утешение, понимание. Люди пятого тысячелетия Эры Октября неизмеримо высоко поднялись по лестнице бесконечного совершенствования, научились понимать сердце человека, друга и товарища по труду; они крепко держали в руках знамя всеобщего счастья и дружбы. Нет, она не чувствовала бы себя одинокой в Новом Светлом Мире.
И все же… ее пугал космос со своим беспредельным коварством. Кроме того, ей хотелось. немного простого земного счастья. Всего два года прошло с тех пор, как Андрей вернулся из последней экспедиции. И вот опять его неугомонная душа стремится в космос. Она искоса взглянула на задумавшегося Андрея.
«Останься! Не уходи!..» Эти слова рвались из сердца Татьяны, но она молчала. Гордый разум женщины нового мира напоминал ей о долге подруги астронавта перед человечеством, о том, что нельзя расслаблять волю друга, которая должна быть так же несгибаема в борьбе с грозными силами космоса, как был несгибаем дух великих борцов за Светлый Мир в прошлой истории людей.
И, пересилив себя, с ласковой улыбкой, открытым взглядом и глухой болью в сердце она промолвила:
— Я понимаю… и горжусь тобой, Андрей. Знаю, что это важно и необходимо… буду ждать тебя…
Андрей долго смотрел ей в глаза, но Татьяна громадным усилием воли выдержала и это испытание.
* * *
Накануне отлета они провели несколько утренних часов в Парке Астронавтов. Обнявшись, они стояли на той самой площадке у вершины горы, на которой стоял Андрей двести лет тому назад, незадолго до путешествия к звезде Гамма Кассиопеи… Как и тогда, величественно молчали горы: для них эти два века, уложившиеся для Андрея и его друзей в три года «собственного времени» звездолета, были подобны легкому дуновению ветерка с просторов Океана Времени. И Космоцентр все так же лежал внизу, в долине, знакомый и незнакомый, более прекрасный, но все такой же родной. Он еще выше поднялся по склонам гор, дальше шагнул вниз по долине. Колоссальная эстакада по-прежнему стремилась к вершине ближайшего пика. Но эстакада изменила свой облик: тяжелые километровые опоры исчезли, уступив место тончайшим колоннам из мезовещества[1]; они были незаметны на расстоянии, и Андрею казалось, что эстакада, с которой через несколько часов взлетит «Россия», реет в воздухе, точно птица. На миг в его сердце шевельнулась смутная. тревога. Ему захотелось спуститься вниз, где приветливо шелестели сады, кольцом обступившие Дворец Семьи. Мир Земли был так прекрасен!..
Внезапно у него возникло беспричинное чувство утраты: сердце стукнуло, прошептало: «Останься… На этот раз ты не вернешься на Землю». Но разум успокоил его: «Не верь!» Андрей крепче обнял Татьяну. В его голосе звучала скрытая грусть, когда он выразил сожаление, что у них нет детей.
Татьяна приоткрыла рот, но вовремя сдержалась: она чуть не призналась, что его желание осуществится: у них будет сын (так сказал ей контрольный биоробот во Дворце Молодых Матерей)…
Их фигуры резко выделялись на фоне сверкающего в лучах утреннего солнца неба. Казалось, это была живая скульптурная группа, олицетворяющая жизнь, дружбу, любовь…
Наступила минута расставания. Родные и близкие членов экипажа «России» стали покидать овальную «летающую платформу», которая должна была вознести астронавтов на полотно эстакады, к люку корабля.
Не раздалось ни одного стона, никто из отлетающих не проронил слезы. Жены, матери, отцы, братья и сестры космонавтов медленно отступали за барьер; взмахи разноцветных платков, улыбки или гордое спокойствие на лицах, пальцы, сжатые над головой в дружеском рукопожатии… Оркестры приглушенно играли симфонию «Радость Познания» — гимн Покорителей космоса. Величайшей бестактностью людей Нового Мира было бы нарушить душевное спокойствие уходящих в космос жестами горестного прощания, гримасой плача, звуками рыданий. Кроме того, наиболее близкие астронавтам люди — жены, матери, отцы — могли, по недавно введенному в действие закону Тружеников Земли, погрузиться в чудесное анабиозное небытие, чтобы встретить своих сынов и братьев в далеком будущем. Взоры провожающих время от времени останавливались на сфероиде Мавзолея Ожидания, как называли в Космоцентре анабиозную усыпальницу, выстроенную в центре города. Жены астронавтов, если они еще не имели детей, «усыплялись» в Мавзолее Ожидания, где сотни лет пролетали для них, как мгновение, пока мужья не возвращались и не «пробуждали» их.
Татьяна наконец высвободила свои пальцы из рук Андрея. Она была бледна, но улыбалась.
— … Я буду ждать твоего возвращения в Мавзолее. И первым, что я хочу увидеть через несколько веков, будет твое лицо… Ведь иначе не может быть? Ведь так? Неужели возможно иное?
— Все может быть… Но об этом не думай…
Они молча, с немым вопросом в глазах смотрели друг на друга.
— Ты прав, — чуть слышно сказала Татьяна, — ты прав… Иди!
Андрей сделал шаг к ней, протянул руки. Татьяна отступила, на ее бледном улыбающемся лице отразилась внутренняя борьба.
— Иди… — прошептала она, задыхаясь. — До свидания в грядущих веках!
Она еще раз судорожно сжала его руки.
Андрей хотел что-то сказать, но лишь решительно взмахнул рукой. У него не хватало слов.
Председатель Высшего Совета по освоению космоса — молодой человек с сократовским лбом — обнял и трижды поцеловал Андрея. Он не пошевельнулся, не проронил ни слова, пока «летающая платформа» плавно и очень медленно поднимала их на двухсотметровую высоту. Внизу плескался океан восторженных криков и приветствий. Неистовствовали оркестры. На вершинах окрестных гор громоподобно ухнули звуковые «пушки». Тридцать восемь раз — по числу отлетающих космонавтов! Это был традиционный салют в честь уходящих к звездам.
Андрей неотступно смотрел на Татьяну, оставшуюся внизу. Ее фигура а голубом платье уменьшалась с каждой секундой.
Татьяна теперь уже не сдерживалась. Крупные слезы текли по ее лицу, в то время как глаза жадно следили за фигурами космонавтов, исчезающих в черном зеве люка корабля. Прежде чем войти в звездолет, Андрей помахал ей рукой. Возможно, это был и не он: Татьяна не могла рассмотреть лица космонавтов, а костюмы на всех были одинаковые. Приглушенный звон закрывшегося люка больно отозвался в ее сердце.