Он пинком заставил Мерфи раздвинуть ноги и поднял кепку повыше.

— Что ты там говорил насчет потомства? Клянусь, когда эти парни займутся твоим хозяйством, ты будешь умолять меня, чтобы я отрезал его к чертям.

Мерфи выдавил усмешку и, как сумел, подмигнул солдату:

— Давай, милый. Не волнуйся: это — не единственное мое достоинство. Даже если ты его отрежешь, я все равно останусь мужиком. А вот ты уже вряд ли когда-нибудь им станешь.

Кепка наклонилась и жуки посыпались на его тело, попадая преимущественно в область паха. Мерфи заорал во всю глотку, но в следующий момент увидел как что-то мелькнуло в воздухе и солдат упал, сраженный попавшей в голову стрелой. А еще через мгновение упал второй.

Кто-то подскочил к нему и смахнул жуков, сказав на ходу:

— Продолжай орать.

И Мерфи послушно продолжил. Это было легко, тем более, что несколько жуков все-таки успели впиться в его тело.

***

Алисия едва не загнала лошадь до полусмерти, но ни разу не дала ей перейти на шаг. Она то неслась галопом, то переходила на рысь, то снова вспоминала лицо Элайзы в их последнюю встречу, и давала лошади шенкеля, принуждая нестись быстрее.

Группа сопровождения отстала, но ей было плевать. Она боялась опоздать, боялась увидеть то, чего уже никогда не сможет пережить, то, с чем уже никогда не сможет жить дальше.

У бывшего лагеря небесных спешилась и, отпустив лошадь, принялась искать следы. Следов было много: армейские ботинки, гражданские мокасины, и большого размера, и маленького. Самые свежие уходили в одну сторону — к бункеру.

Алисия вынула из-за спины меч и поспешила вперед. На пути ей попались несколько мертвых, и она снесла им головы, не остановившись ни на секунду. Лезвие меча покрылось бурой кровью и гнилью.

Она вспомнила, как впервые встретилась с Элайзой недалеко отсюда. Она тогда велела привести ее на бывшую детскую площадку и натравить на нее мертвецов: хотелось посмотреть, какой будет девчонка в деле, стоит ли вообще с ней разговаривать. Кто мог знать тогда, что все вот так получится? Кто мог знать, что один взгляд, брошенный на покрытое кровью трупов лицо, и она, Алисия, не сможет смотреть, не сможет продолжать смотреть, а выскочит на помощь, на ходу вытаскивая из ножен мачете.

— Я не дам тебе умереть, — прошептала она, приближаясь к бункеру. — Клянусь, я не позволю тебе умереть.

Впереди показалась дверь. Она была закрыта, и Алисия рванулась к ней, держа наготове меч. Но кто-то бросился ей наперерез, повалил на землю и зажал, вырывающуюся. Она закричала, но напавший заткнул ей рот ладонью, и она укусила эту ладонь, ощущая на губах привкус живой крови.

— Остановись, — услышала она полный злости мужской голос. — Это я, Маркус. Успокойся.

Она выплюнула изо рта его руку, и он откатился, зажав пальцами рану.

— Какого черта? — спросила она быстро. — Какого дьявола ты меня остановил?

— Иди сюда, — велел он тихо. — Надо придумать план, а потом уже лезть туда. Иначе ты просто погибнешь и не сумеешь ее спасти.

Алисия посмотрела на него и оскалила зубы.

— Она там? Она жива?

— Да. Пока да.

***

Элайза лежала, свернувшись в клубок и закрыв глаза. Ей не было больно, не было холодно, она словно перестала чувствовать собственное тело, и чувства испытывать она перестала тоже.

Она слышала, как рядом Офелия обсуждает что-то с Блейком, слышала, как стонет Рейвен, но ей было все равно.

Во рту все еще оставался привкус крови, и этот привкус был единственным, что пока еще связывало ее с этим миром. С миром, в котором она больше не хотела находиться.

— Я все потеряла, — мысли в голове как будто вертелись отдельно от нее, она словно наблюдала за ними со стороны. — У меня отняли маму, отняли Финна, а теперь отняли и все остальное.

Она знала, что Рейвен, Вик и Джаспер тоже умрут, и радовалась этому. Если все воспоминания, которые приходят в ее голову, это реальность, то, возможно, люди и впрямь проживают несколько жизней? И кто знает — возможно, следующая жизнь будет лучше? Она родится где-то в другом месте, в другое время, там, где сможет снова встретить Алисию — живую, настоящую, не изломанную. Там, где они действительно смогут быть вместе.

Что-то ей подсказывало — может, обрывки воспоминаний, а, может, глубинная память, что в прошлой жизни у них ничего не вышло. Почему-то в голову не приходили воспоминания о вечерах у костра вдвоем, и о купаниях голышом в озерах, и о тихих ночах, проведенных под одним одеялом. Все, что она вспоминала, было насквозь пропитано болью, кровью и страхом. И — любовью.

Любовь. Она зацепилась за это слово, лежа на холодном полу бункера, вцепилась в него руками и ногами, всеми силами, всеми оставшимися душевными силами и волей. Сказала себе: «Но ведь любовь была», и поняла, что сказанное и есть правда.

Несмотря на кровь, несмотря на боль, несмотря на сомнения и миллионы невозможностей, несмотря на сопротивление и страх, любовь была, и оставалась внутри нее, внутри них, каждый день, каждую минуту.

И когда она поняла это, в голову пришло еще одно воспоминание. Короткое, похожее на вспышку, в котором они держали друг друга за руки, и смотрели в глаза, и отчаянное «я люблю тебя» встречалось с «и я люблю тебя тоже». И горькое «я не смогу без тебя» успокаивалось об «мы встретимся снова». И «не уходи» обрывалось нежным и твердым «я найду тебя в любом времени и любой жизни».

— Лекса, — прошептала Элайза разбитыми губами. — Лекса…

Она вспомнила мужество и силу, вспомнила готовность защитить ее любой ценой, вспомнила смущение и нежность, и мимолетные взгляды, будто говорящие: «Я здесь. Я подожду». Она вспомнила суровые черты лица, становящиеся мягкими и ласковыми в ночной темноте, и вспомнила черную кровь, стекающую с пальцев, и яростное «Напал на нее — напал на меня», и нежное «Смерть — это еще не конец».

И если смерть не конец, то у них еще будет шанс. Если смерть не конец, то, возможно, в следующей жизни им повезет больше? Если смерть не конец, то, возможно, в следующей жизни они действительно смогут быть рядом друг с другом?

Элайза приоткрыла глаза. Она видела ноги Офелии чуть в стороне, и мужские ноги рядом с ней. И пистолет, лежащий у этих ног, забытый всеми, сверкающий вороненой сталью.

Она медленно поползла, стараясь не привлекать к себе внимания, и протянула руку, и, схватив пистолет за рукоятку, подтянула его к себе.

— Я не хочу такую жизнь, — подумала она, приставляя дуло пистолета к подбородку. — И если смерть не конец, я хочу, чтобы ты встретила меня там, за порогом. Чтобы обняла меня своими сильными руками и сказала, что любишь, и всегда любила, и будешь любить.

Она зажмурилась, последний раз представила себе лицо Алисии, последний раз мысленно заглянула в ее глаза, и нажала на спусковой крючок пистолета.

***

На Алисию было страшно смотреть: ее лицо было каменным, ледяным, а размазавшаяся вокруг губ кровь лишь добавляла ужаса. Маркус за руку тащил ее за собой: он понимал, что, если их увидят из бункера, то никого спасти они не смогут.

Он привел ее к кустам и затолкал внутрь, где их ждали остальные земляне. Они принялись склоняться, но она рыкнула и они прекратили. Здесь же, на полу, лежал спасенный и прикрытый чей-то рубашкой Мерфи. Он периодически орал, давая понять находящимся в бункере, что все в порядке и пытки продолжаются.

— Она там? — Алисия опустилась рядом с ним на колени. — Внутри? Она жива?

— Вроде да. Когда меня вытаскивали, в зале было где-то двадцать мужиков и твоя бывшая сучка.

Маркус видел, как вспыхнули яростью глаза Алисии при упоминании Офелии, и ему снова пришлось остановить ее, ухватив за плечо.

— Послушай, — сказал он, заглядывая в ее перекошенное от гнева лицо. — Послушай, Лекса. Сейчас ты должна быть командующей, ясно? Только командующая может спасти Кларк. Только трезво мыслящая командующая.

Он сам не знал, откуда все это взялось, — Лекса, и Кларк, и остальное. Но слова приходили сами собой, и — он знал — были правильными.