И я прошу тебя сейчас о том же, Лекса. Это — моя битва, мой бой. Позволь мне сделать то, что я должна. Позволь мне найти эту тварь и воздать ей по заслугам. За все: за мою мать, за Финна, за Монти, за всех, кого она убила, за всех, кого сделала живыми мертвецами, и за тебя, любовь моя.

Я сказала тебе однажды, и повторю снова: ты достойна большего. Ты достойна всего самого прекрасного, и я верю, что вместе мы сможем построить Новый мир, в котором это прекрасное станет возможным.

Семь дней, Лекса. О большем я не смею просить.

Знай: где бы я ни оказалась, ты всегда будешь в моем сердце. Я — твоя. Принадлежу только тебе. Сейчас и навсегда.

Элайза».

Алисия свернула письмо обратно в трубку и поняла, что у нее дрожат пальцы. В груди было одновременно больно и пусто, раньше она и представить не могла, что такое возможно.

Первым желанием было кликнуть Титуса и велеть седлать лошадь. Но «Семь дней, Лекса. О большем я не смею просить» билось в висках и заставляло медлить.

Все это было ужасно похоже на то, что уже было, было однажды, и так кошмарно закончилось. Алисия вспомнила, как ей сообщили, что Офелии нет в Люмене, вспомнила, как нашла короткую записку от нее. До сих пор она помнила каждое слово из этой записки.

«Моя королева, я ухожу, чтобы увидеться с отцом. Не пытайся меня искать: это бесполезно. Я вернусь, обещаю. Помни, что ты моя и будешь моей всегда»

Что ж, в каком-то смысле она сдержала слово.

Дьявол, Алисии так не хотелось сравнивать, и она ненавидела себя за то, что все равно делает это! Постоянно, каждую минуту, каждый взгляд, каждый жест, каждое слово и движение — она сравнивала, и ничего не могла с этим поделать.

«Любовь моя» и «Моя королева».

«Я принадлежу только тебе» и «Ты моя и будешь моей всегда».

«Дай мне семь дней» и «Не пытайся искать».

— Черт бы тебя побрал, Кларк, — сквозь зубы прошипела она. — Черт бы тебя побрал!

Она стремительно поднялась и вышла из комнаты, даже не замечая, как быстро двигается, с какой силой ударяет о пол подошвами сапог.

— Титуса ко мне! — крикнула, не заботясь, слышит ли ее хоть кто-то. — И соберите народ Люмена на площади. Я буду говорить с ними немедленно.

Обычно, когда проводилось общее собрание, Алисия выходила на балкон зала ассамблеи, а люди Люмена собирались внизу. Но на сей раз она не хотела смотреть сверху, и потому спустилась по лестнице, не обращая внимания на бегущего следом Титуса, и вышла на улицу, и остановилась на ступеньках.

Люди собирались быстро: кто-то бежал, кто-то кричал, призывая остальных, но Алисия не собиралась ждать.

— Люди Нового мира, — ее голос громом разнесся над площадью, и кругом воцарилась тишина. — Я знаю, что у каждого из вас есть вопросы. Вы боитесь, и я понимаю ваш страх. Многие из вас подчинились морской львице и теперь опасаются, что им не простят этот поступок. Сегодня я, командующая, говорю вам: каждый из вас прощен. Каждый из тех, кто думает, что он предал нас, больше не предатель.

Волна шума пронеслась над столпившимися людьми, но Алисия подняла руку и все стихло.

— Командующая, что вы делаете? — прошипел стоящий рядом Титус.

— Сегодня я говорю вам: те, кто не верит в нас, те, кто не верит в Новый мир, могут беспрепятственно покинуть Люмен. Их не станут преследовать и им не станут мстить. Мы стоим на пороге большой войны, и я хочу, чтобы в этой войне рядом со мной стояли только те, кто верит в то, что мы делаем.

— Командующая, — раздался голос кого-то из толпы. Кого-то, чьего лица Алисия не могла разглядеть. — С кем мы собираемся воевать? От кого мы будем защищать Люмен?

Титус, кажется, застонал сквозь зубы, но Алисия не обратила на это внимания.

— Морская львица все еще здесь, на побережье. И здесь, среди нас, остались ее люди. Те, кто освободил пленных, те, кто убил Спарка и его охрану.

Толпа заволновалась, послышались возмущенные крики и ропот. Алисия снова подняла руку.

— Люмен больше не станет сражаться с живыми, — сказала она громко. — Каждый из тех, кто подчиняется Офелии, каждый из тех, кто хочет уйти — может сделать это до полуночи. После этого мы закроем ворота и больше не станем смотреть на юг. Теперь мы обратим свои взгляды на север.

— На север? — снова спросил кто-то. — Но там мертвые! Там же миллионы мертвых!

— Верно, — согласилась Алисия. — Но этот мир принадлежит нам, а не им. Мы не пойдем в океан, чтобы сражаться с живыми. Мы пойдем на север, чтобы сразиться с мертвыми и показать им, кому принадлежит этот мир. Новый мир!

Толпа загудела, зашевелилась. Люди, опоздавшие к началу, спрашивали у стоящих впереди, что произошло, кто-то кричал, но слов было не разобрать.

— Мы пришли сюда пять лет назад, и превратили царство мертвых в города живых! — голос Алисии снова разнесся над площадью. — Мы построили то, что невозможно уничтожить, пока жив хотя бы один из нас! И сегодня, здесь, я говорю вам: мы больше не будем спасаться! Наша жизнь — не выживание. Наша жизнь — это война за то, что принадлежит нам!

Она говорила так громко и с такой силой, что люди стали покачиваться в такт ее голосу. Она увидела горящие глаза, увидела поднятые вверх руки, сжатые в кулаки.

— Хватит бояться мертвых! Сколько их мы уничтожили за эти пять лет? Кто может пересчитать? И в ближайшие годы мы уничтожим еще больше!

— Слава командующей! — закричал кто-то, и остальные подхватили. — Слава!

— Нет, — покачала головой Алисия, исподлобья глядя на них. — Слава народу Люмена! Слава народу Нового мира!

Один за другим собравшиеся преклоняли колени. Как будто волна прокатилась по площади, общая волна готовности сражаться и умирать за свой дом, за свою жизнь, за свое будущее.

И когда на площади не осталось ни одного стоящего человека, когда Титус рядом с ней тоже преклонил колено, Алисия шагнула вперед и сделала то же самое.

— Aut vincere, aut mori, — сказала она в окутавшей площадь тишине. — Победить или умереть.

***

— Командующая, что вы делаете? — Титус бежал за ней по коридору, но она не останавливаясь продолжала идти вперед. — Вы действительно собираетесь идти войной на мертвых? Но у нас есть более важные заботы!

Стражи у зала ассамблеи распахнули перед ней двери, и она вошла внутрь. Дошла до трона, но не стала садиться, а резко обернулась, глядя в лицо Титуса.

— Через два часа лидеры тринадцати кланов должны быть здесь, — сказала сквозь зубы. — Ты слышал, что я сказала: мы больше не станем сражаться с живыми.

— Но, командующая, это самоубийство!

Она скривила губы и нахмурилась.

— Знаешь, где сейчас Элайза, Титус? Она и ее люди отправились искать Офелию. Впятером. Знаешь, где Индра и Густус? Плывут к островам, надеясь выяснить, какого черта там происходит. Я больше не хочу сидеть на чертовом троне и отдавать приказы, Титус. Я больше не хочу, чтобы мои люди боялись обрушения баррикад или нападения Офелии. Мы освободим Лос-Анджелес или уничтожим его. И наши дети будут расти в безопасном мире.

Титус смотрел на нее, раскрыв рот.

— Отправь гонцов к лидерам кланов. Ассамблея начнется через два часа. И прикажи, чтобы сюда привели пленных. Я сама буду говорить с ними.

Он ушел, не сказав больше ни слова, а она подошла к карте и отодвинула ее, открывая множество рисунков, изображающих лица.

Это были люди, которые погибли во имя Нового мира, и она помнила каждого из них. Там была ее мать, и ее брат, и ее отчим, и другие, многие, многие другие, те, кто не побоялся взять в руки оружие и выйти на защиту: свою и своих близких.

Там же был рисунок, изображающий Офелию.

Алисия медленно отлепила его от стены и посмотрела, поднеся ближе к глазам.

— Ты говорила, что командующая должна быть жестокой. Ты говорила, что командующая должна нести смерть каждому, кто ослушается ее. Ты говорила, что новый мир можно построить только ценой большой крови.

Она разорвала рисунок на четыре части и уронила обрывки на пол.