Среди его лучших сюжетов - Пасхальный барашек. Барашек - излюбленный мотив в украшении обиходных вещей - в виде барашков делались фарфоровые масленки, копилки.

Одна из известных картин называется Барашек и пасхальный стол с летящими ангелами. Здесь на первом плане барашек пьет воду из ручья, сзади справа стоит стол с куличом и крашеными яйцами, левее - крест с распятием. На фоне темного леса с освещенными светлыми стволами деревьев можно разглядеть двух ангелов, нарисованных наподобие серафимов - только голова и крылышки, и просто птичек.

Барашек - Агнец Божий, символ Спасителя и искупительной жертвы. Ночной пейзаж не случаен: о Воскресении объявляют в пасхальную ночь. Пасхальный ягненок в другой картине изображен так же с атрибутами Пасхи, куличом и яйцами. В отличие от первой описанной картины художник здесь пятнами белого цвета, легко находящими одно на другое, передает пушистую фактуру шкурки ягненка. Тоже белым цветом, но по-другому работая кистью, Пиросмани изображает шерсть в картине Медведица со своими медвежатами (1917).

Барашек открывает вереницу анималистических образов у Пиросмани. Они появились не под влиянием посещения зверинцев, как полагал будущий писатель Паустовский. Эти звери - своеобразные портреты. В них чересчур много человеческого. Ладо Гудиашвили утверждал, что у животных на картинах Пиросмани глаза самого художника. Леонидзе в поэме, посвященной Пиросмани, обращался к нему: "Как ты жирафьим глазом / Передать умудрился тоску, / Что в глазах своих носишь сам?" (перевод Л. Пеньковского). Знаменитый Жираф писался во время пребывания художника в саду "Эльдорадо". Безумный взгляд этого диковинного зверя не зря интриговал зрителей и вдохновлял поэтов. Пиросманашвили изумительно рисовал краской прямо на холсте. Глаза жирафа написаны немногими движениями кисти, а их описание способно вылиться в целый поток слов и ассоциаций, нимало не приближающий нас к зрительному контакту с картиной.

Ортачальская красавица с веером

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Неслучайно Гудиашвили говорил, что у всех зверей на картинах глаза Пиросмани. Во всяком случае у них одни и те же глаза, будь то жираф, ослик, косуля, барашек или лань. Пиросмани не был скован анималистической точностью. Все его звери принадлежат к одной породе: выразительные глаза, черный нос, поднятые ушки или рога. Контрастный черный зрачок с бликом на белом глазном яблоке. Современная русская наивная художница Елена Волкова, создательница многих образов звериного царства, говорила, что пишет глаза своих животных, "пока не начнут смотреть". Вот и у Пиросмани они все "смотрят". В отличие от вывесок с бурдюками и окороками звери на картинах должны были по определению выглядеть "как живые".

Поэтому каждый олень, каждый барашек у Пиросмани - это живой взгляд.

Глаза - то, что всегда привлекает художника архаики, ребенка, наивного художника. В этих случаях очень важно общение создателя со своим произведением, а общение - это обмен взглядами. Поэтому смотрят на нас с картин те, кому в глаза смотрел добрым своим взором чуть хмельной Пиросманашвили. И в их зрачках будто отпечатался навеки его образ, его сила, его настроение. В архаике и в примитиве обычно лицо изображается фронтально, и во всяком случае фронтально изображаются прямо глядящие на нас глаза, хотя фронтально нарисованный глаз может сочетаться с профилем лица, как у древних египтян, или в картине Пиросмани Ортачальская красавица с веером.

Пиросмани приспособился изображать морды животных в трехчетвертном повороте. Поэтому один глаз зверя смотрит на нас прямо, а другой выступает из-подо лба и круглится яблоком в трехчетвертном абрисе.

Одни и те же приемы не мешают художнику создавать в образах зверья воплощения разных чувств.

Барашек - это невинность, покорность. Жираф - возбуждение. В картине Косуля на фоне пейзажа (1913) перед нами образ настороженности и удивления. Если судить по телевизионным фильмам из серии "В мире животных", то именно так застывают косули, услышав вызвавшее у них тревогу движение. Пиросманашвили, живший сто лет назад на Кавказе, где еще можно было увидеть настоящих косуль, возможно, писал по собственным впечатлениям. Но он не стремился дать картинку естественной природы. Косуля помещена на совершенно условном фоне. Слева - цветущий куст у подножия двух стволов, один из которых, собственно, не ствол, а пень. Справа - голубизна с белыми мазками, намекающая на облака в небе и горные вершины. Этот пень и ствол довольно часто встречаются на фоне картин Пиросманашвили.

Актриса Маргарита

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Можно предположить, что такой условно написанный фон использовали в фотоателье в качестве живописного задника. Условноромантические образы - замки, колонны, уголки парков, цветущие кусты, пруды и водопады изображались на живописных фонах в павильонах дешевых провинциальных фотографов вплоть до середины XX века. У дорогих фотографов стояли кожаные кресла и специальные высокие столики, на которые можно было элегантно опираться, позируя на фоне настоящей бархатной занавеси. А в скромной дощатой будке какого-нибудь привокзального фотомастера этих дорогих атрибутов благополучия не было, да и странно на их фоне выглядели бы два друга в косоворотках, картузах и сапогах или бородатый мужик с застенчивой женой в ситцевом платье. Таким заказчикам и нравились нарисованные живописные фоны. Фотография в общем-то еще не утратила привкуса магии и новизны, и те, кто отдавал свой облик вечности, застывали перед круглым глазом объектива на шее картонной гармошки, примыкавшей к громоздкому кубическому туловищу. Заканчивалось это чудище вместо хвоста черной тканью покрова, под которым прятал голову и плечи фотограф. Такие клиенты чувствовали, что проглоченные фотокамерой их облики оживут в иной, волшебной стране, и потому там были уместны живописные декорации, отвечающие их представлениям о прекрасном.

Ортачальская красавица

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Женщина с цветами и зонтом

Государственный музей искусств Грузии, Тбилиси

Среди наиболее известных картин Пиросманашвили, написанных по фотокарточкам, портреты Александра Гаранова (1906) и Ильи Зданевича (1913).

Александр Таранов стоит подбоченясь в черной черкеске, обутый в блестящие черные сапоги. Слева - тумба с декоративным растением, справа - зелень куста. Поверхность, на которой он стоит, тоже темная, а фон позади фигуры светло-голубой. У Гаранова розовые яркие губы, а над ними пушистые красивые усы. Лицо написано пластически объемно, с использованием теплого розоватого тона. От этого образ молодого жизнерадостного армянина кажется ясным и веселым.

Илья Зданевич в двубортном кителе стоит, положив руку на высокий пень, за ним лес, обозначенный стволами двух деревьев. У него узкое овальное лицо, глаза будто передают сосредоточенную внутреннюю работу мысли.

Пиросмани нуждался в фотокарточке как в посреднике между изменчивостью жизни и статикой картины. Многие его картины, изображающие характерные городские типы, - лекарь на ослике, муша (носильщик) с бурдюком, повар, дворник - возможно, тоже были инспирированы фотооткрытками с изображением представителей разных профессий или картинками в журналах и газетах. Вряд ли кто-то из этого пестрого люда согласился бы позировать художнику.

Фотография, открытка, репродукция дают редуцированное изображение.