Annotation

Новогодняя история, произошедшая в Петербурге не без толики волшебства...

Самарина Ольга Борисовна

Самарина Ольга Борисовна

Порог тридцатилетия. Новогодняя история

Порог тридцатилетия

Новогодняя история

Нет, ну вот зачем надо было так тупо психануть - она не понимала! 31 декабря, одиннадцатый час вечера, минус пятнадцать на улице, одна...

Без шапки. Без кошелька. Без телефона.

Видите ли, не понравилось ей, что Иван заигрывал с Римкой, а с ней - с его официальной прекраснодушной девушкой Катей (само совершенство плюс укладка волос к новогоднему вечеру за полторы тыЩЩи) - разговаривал сухо и раздраженно: мстил за то, что она отказалась идти с ним в его компанию. Теперь, после всего, что она там ему с Римкой наорала сгоряча, шанса "вернуться обратно" у нее уже нет никакого. Да и желания тоже нет. Есть только злость и какая-то беспросветная тоска.

Катя реально задубела: воротник пальто доходил лишь до середины ее отмерзших малиновых ушей, да еще эти вечные "ботиночки на тонкой подошве"... Она скрипела инеем по Банковскому мосту в пустом СПб. Однако, вымерли улицы, но не окна. Окна, витрины, балконы и эркеры - наоборот, сияли и сообщали, что у всех людей на Земле сегодня мир-дружба-жвачка-счастье-любовь-новый год!... У всех, кроме Кати. Золотокрылые Грифоны смотрели на нее со своих постаментов и гримасничали: "Ду-ррра!".

Неожиданно на противоположной стороне моста появился... Элвис. Элвис Пресли. В золоченом пиджаке со стразами и в перстнях на каждом пальце. Он тоже был без шапки. Это их роднило, однозначно. Элвиса носило по мосту из края в край. Увидев Катю, он икнул и запел своим бесподобным, чарующим голосом, почему-то по-русски: "Сегодня ночью-ю-ю ты встретишь свою любо-о-о-о-вь, детка-а-а!".

"Господи, только нафталинового Элвиса Пресли мне сегодня и не хватало!" - застонала Катя. Элвис пришарахался к ней, качнулся и повалился на девушку. Сильный коньячный дух ударил ей в лицо. Внутри Кати внезапно взорвалась какая-то бомба с яростью - яростью на всех: на "них", на себя, на тоску, на паршивый новый год и на этого идиотского пьяного Элвиса! "Отвали!" - рявкнула Катя и с силой оттолкнула Элвиса от себя. Он налетел спиной на перила моста, запрокинулся, потерял равновесие и тяжелым мешком рухнул под мост.

Катя ошалело шагнула к перилам. Заглянула под мост. "Твою же мааать!..."

Внизу, на куче снега, что был свален на лед канала, ничком лежал Элвис. Он сиял в свете фонаря всеми своими стразами, как новогодняя ёлка. Только волосы тусклые. Черные. А вокруг волос - красный ореол на белом снегу. Кровь. Ааааааа!!

"Мамочки мои, что же это за фигня такая со мной происходит?! Что же это за кошмар такой бесконечный, а?! Сейчас-сейчас... надо в кафе... скорую вызвать..." Катя хрипела-причитала вслух, заходилась на бегу. Изо рта ее, как из утюга, вылетали мощные порции пара. В переулке, мимо которого неслась Катя, стояла машина скорой помощи. Катя подергала двери - никого, и она рванула на угол, в кафе.

"У нас закрытое мероприятие", - отчеканила девица на входе. Катя захлебнулась: "Скорую! Срочно!". За туями в горшках, разукрашенных гирляндами, произошло шевеление. Из-за туй показался здоровенный веснушчатый детинушка в зеленой медицинской робе, напяливающий куртку. Следом вышла немолодая, худенькая докторица с фонендоскопом на шее, за ней - пожилой усатый мужик. "Пошли", - детинушка-медбрат положил руку Кате на плечо - "Повезло тебе: мы тут на вызове были".

Спуск к воде был недалеко, лед - крепкий, надежный. К Элвису они подошли вчетвером. Медбрат с водителем перевернули тело. Страшная его голова с прилипшими ко лбу волосами, вся в кровище, безжизненно откинулась. "Он что, умер?!" - в ужасе выдохнула Катя. "Мужчина, очнитесь! Ну же!" - строго выговаривала докторица, присев над Элвисом и игнорируя Катин ужас - "Петя, давай магнезию, потом в машине гемодез, и антимикробную салфетку на бровь прямо сейчас". "Да не бойтесь, девушка, пьяный он и бровь рассек - вон, напоролся", - медбрат Петя указал на перстень Элвиса в виде звезды. Ох, гора с плеч! Первый позитив за сегодня. Кате тут же подумалось, что все веснушчатые люди приветливы. По крайней мере, в её жизни встречались именно такие конопатые люди-добряки.

Водитель скорой подъехал вплотную к спуску. Оживший после магнезии и подпираемый Петей, докторицей и Катей со всех сторон, заплетающийся Элвис чудом загрузился в скорую. "Садитесь в машину, повезем зашивать ему бровь - очень глубокое рассечение", - бросила Кате суровая докторша и хлопнула дверью, усевшись рядом с водителем. Петя колдовал уже внутри с капельницей. Элвис мычал и даже пытался петь про детку и встреченную любовь. "Не оставаться же мне здесь одной, в этом ледяном аду - в машине хотя бы тепло!" - рассудила окоченевшая Катя и прытко впорхнула в скорую. Снаружи послышалась бойкая трескотня фейерверка, следом заухали взрывы. Золотокрылые Грифоны в сполохах света, словно ожили и подмигнули ей на прощанье.

Катя блаженствовала в тепле, пропуская мимо ушей звуки возни Пети с Элвисом. Жизненный тонус рос, вина Ивана таяла, планы отпраздновать с ним ее день рождения (через неделю стукнет тридцать!) разворачивались самые романтические. Мысли о грядущем тридцатилетии и неустроенной личной жизни будоражили мириады нейронов в ее мозгу, и мозг-умница выдавал озарения, что нефиг ей кочевряжиться. Всё, хватит мечтать об экспедиции на Шпицберген, хватит строить из себя талантливого орнитолога - бессребреника. Кушать хотят даже орнитологи. Иван - подходящий кормилец, зарабатывает. Два недостатка все же у него есть: слегка нервный и слегка скучноватый - так ведь устает. И ещё: он против её экспедиций, ну так какой же муж будет "за"? Муж... Да, пора замуж! Вот прощу его и начну намекать на свадьбу... Прямо после дня рождения!

Больница оказалась близко. Кате хотелось уже всё бросить и мчаться к Ивану, но было неудобно сбежать прямо из машины: медики со скорой приняли её за родственницу Элвиса.

Светло-зеленые стены, голубоватые лампы, безразличные деловитые медработники, снующие взад-вперед, погромыхивающая каталка и этот ужасный больничный запах (смесь горечи лекарств, пригорелой еды, нечистого туалета и каких-то антисептиков). Искусственная ёлка в дешевой мишуре пугала неуместностью. Тоска!... Катя вспомнила, как во втором классе лежала в больнице перед Новым годом. Всех выписали, в палате остались только она и взрослая прекрасная девушка Инга пятнадцати лет. У Инги был свой (не мамин!) лак для ногтей и духи в красивом флаконе. Когда Катя грустила по дому и плакала - Инга успокаивала ее и позволяла подушиться своими духами. А потом рисовала ей принцессу из мультфильма. Если бы не Инга, Катя, наверное, умерла бы в той больнице!

Катя медлила с уходом в ожидании неизвестно чего. Элвиса увели. "Вы с Коротковым Арсением Михалычем приехали? Возьмите вещи", - грузная медсестра с вычурной пергидрольной прической сунула Кате элвисовский павлиний костюм. Тяжелая позолоченная пряжка ремня грохнула об пол. "Телефон он не отдал, а кольца тут", - медсестра подала белую хирургическую бахилку, наполненную Элвисовыми перстнями - "десятая палата, третий этаж" - отчеканила она, развернула свой гигантский бюст в обратную от Кати сторону и удалилась.

Осторожно заглянув в десятую палату, Катя обнаружила там древнего деда и лысого мужика. Оба они спали. Элвиса нигде не было. Она положила его вещи на пустую кровать, бросила свое пальто на стул и вышла искать Элвиса. Медперсонал отсутствовал на посту, но из сестринской доносились возбужденные разговоры и хохот. Катя приоткрыла дверь: