Война осталась позади. По этому поводу была устроена шумная вечеринка, от участия в которой Хаббл не думал уклоняться, несмотря на данное отцу обещание не пробовать спиртного. Эта был первый случай, когда он злоупотребил алкоголем (или, может быть, второй, если учесть испанский херес), но и причина была веской. На следующий день из-за похмелья Эдвин ничего не мог вспомнить, но товарищи рассказали ему, что он блестяще выступил с длинной зажигательной речью. Хаббл ответил: «Хотел бы я это послушать».

Пожалуйста, приезжайте как можно скорее, потому что 100-дюймовый телескоп скоро поступит в обсерваторию, и это откроет много возможностей для работы.

Из письма Хейла Хабблу в связи с задержкой его приезда в обсерваторию Маунт-Вилсон

После перемирия добровольцы вернулись в США, но Хаббл воспользовался своим пребыванием в Европе, чтобы снова посетить Англию. И это было тем более поразительным, что в то же время сам директор обсерватории Маунт-Вилсон ждал его на работу.

Хаббл в костюме атлета в 1906 году во время учебы в Уитонской школе.

Артур Эддингтон, астроном, занятия которого по сферической астрономии посещал Хаббл. У них завязались долгие дружеские отношения.

Хаббл (второй ряд, второй слева) с друзьями в 1914 году.

Хаббл поехал в Кембридж, где в Тринити-колледже ему представилась прекрасная возможность увидеть подлинные бумаги Исаака Ньютона, причем не только его знаменитые «Начала», но и маленькую книжечку со списками ежедневных покупок. Он смог прислониться к яблоне, выращенной из того самого яблока, которое обессмертило Ньютона. Кроме того, как мы уже сказали, он смог присутствовать на занятиях Артура Эддингтона по сферической астрономии, занять место за High Table (Высоким столом), вдохнуть чистого воздуха колледжей, вновь восхититься необычными традициями Кембриджа, которые, как это ни парадоксально, во все времена помогали открывать новые страницы науки.

Хейл с нетерпением ждал возвращения Эдвина. Из-за обещания, данного им какому-то неизвестному Хабблу, ему уже пришлось отказать нескольким многообещающим астрономам, а новый сотрудник все не ехал и не ехал.

Перед началом работы Хаббл посетил Ликскую обсерваторию — он пришел туда в военной форме и представился: «Майор Хаббл». С тех пор в Ликсе все с некоторым ехидством говорили о нем только как о «майоре Хаббле». На его папке для ежедневной работы было написано: «Майор Эдвин П. Хаббл, 343-й пех.». Именно так, в военной форме, Хаббл прибыл в Маунт-Вилсон, где должна была решиться его судьба. Он говорил с претенциозным акцентом, не замечая иронических улыбок за спиной, особенно со стороны Шепли, родившегося, как и сам Хаббл, в Миссури.

Как можно догадаться, после начала Второй мировой войны майор Хаббл вновь был готов идти в битву. Ему исполнился 51 год, и он стал знаменитым ученым. Хотя война и называлась мировой и в ней участвовали разные страны, а от гитлеровской Германии нужно было защищать всю Европу, военный пыл Хаббла был направлен исключительно на спасение любимой Англии.

Он начал участвовать в радиопрограммах, вступая в дебаты с теми, кто считал, что США должны воздерживаться от вступления в войну. Чаще всего его оппонентами были представители антибританского комитета «Америка прежде всего» (American First Committee). Хаббл участвовал в милитаристских обществах, в которых заметную роль играл нобелевский лауреат из Чикаго Роберт Милликен. Эдвин произносил страстные речи в поддержку исключительно Англии, а не всей Европы, и когда ему указали на этот выраженный пробританский настрой, Хаббл ответил: «Естественно, я ведь выступаю за цивилизацию».

Такая активность и энергия обернулись появлением новых врагов. Ученый постоянно получал письма с угрозами, но позиция Хаббла и его жены не менялась, причем храбрость он проявлял не только на словах. Армия США нуждалась в помощи ученых. Хабблу предложили сотрудничество с Абердинским испытательным полигоном в Мэриленде, где имелся отдел внешней баллистики, решавший как военные, так и гражданские задачи. На этом полигоне ученый начал работать в должности подполковника, однако звание ему так и не присвоили. Как признавался сам Хаббл, первое, что он сделал после получения предложения, — нашел в словаре слово «баллистика».

Вначале он работал как ученый-консультант, а потом стал начальником отдела внешней баллистики. Хабблу предложили хорошую зарплату, превышающую его доход в Маунт-Вилсоне. Очевидно, он работал добросовестно, качественно, а может быть, даже безукоризненно. Все оружие, которое США использовали в войне, было изучено и опробовано в его отделе: обнаружение субмарин, таблицы выстрелов для танков, пушек, базук, ракет и многого другого — все было проанализировано с участием Хаббла. Ученый руководил отделом, где кроме военных работали математики, эксперты по вычислительным системам, физики, химики и так далее — все они были добровольцами, как и он сам. Майор Хаббл чувствовал себя в этой среде как рыба в воде.

Здесь и там Англия нам помогла. Как теперь мы можем помочь Англии?

Заявление Хаббла в начале Второй мировой войны в характерном для него англофильском духе

Скоро Абердинский полигон занял остров Снесути — более защищенное место, учитывая секретный характер работы. В центре Спесути находилась постройка XIX века — охотничий домик с привидениями, брошенный хозяевами. Эдвин не мог жить без Грейс, Грейс не могла жить без Эдвина, поэтому ему пришлось достать разрешение, чтобы отремонтировать и занять этот дом. Даже после ремонта он скорее напоминал большую хижину, но стал для Хабблов семейным гнездышком. Оно было мало похоже на их шикарный особняк, но именно здесь Эдвин и Грейс пережили самые романтические моменты в жизни. Удобств было мало, здесь же жила колония крыс, от постоянных испытаний и взрывов стены домика тряслись, а его окна шли трещинами. Однажды взрывная волна вырвала даже дверь в дом, но главным для супругов было то, что они вместе. Разлука, которую пришлось перенести Хабблам после начала работы Эдвина в Абердине, осталась позади.

Однажды, когда Хабблы уехали в Вашингтон, дом сгорел. Солдатам приказали починить его, и они так хорошо и быстро все переделали, что Грейс даже пожалела, что этот дом не сгорел раньше. Однако война закончилась, и им нужно было возвращаться к обычной жизни, в свой великолепный особняк и к работе в Маунт-Вилсон. Со слезами на глазах Хабблы прощались с хижиной, в которой пережили столько романтических минут. Жизнь в ней была трудной, но по-своему прекрасной. Можно представить себе, каким неустроенным был этот дом, если после войны его решили снести, потому что, по мнению военных, он не был приспособлен для жизни даже после ремонта.

Хотя Хаббл проявлял себя как явный «ястреб» в вопросах войны и мира, он, несмотря на оказываемое давление, не захотел участвовать в Манхэттенском проекте. Его публичное выступление после атомной бомбардировки Хиросимы, в котором он критиковал использование ядерного оружия, достойно уважения. По мнению Хаббла, необходимо было всеми силами избегать этого, например создав международное правительство и могущественную полицейскую структуру, иначе цивилизация могла уничтожить сама себя и вернуться в палеолит. Эйнштейн выражал похожее мнение: когда его спросили о том, каким будет оружие Третьей мировой войны, он ответил, что не знает об этом, но оружием четвертой станут камни и палки.

За руководство баллистической лабораторией Хаббла наградили медалью за заслуги перед обществом. Он так гордился этой наградой, что всегда прикреплял ее на костюм, выходя в свет.