Прокурор и рад бы вообще отказаться от обвинения, но он взглянул на Романова, который во всё время следствия бегал и только твердил: «Покарайте виновного! Покарайте виновного!», что он решил предъявить обвинение. А уж что суд решит – это уже не его забота.

Прокурор:… Вина подсудимого Копылова доказана полностью. Очень странно выглядит то, что свидетель молчал всё следствие, а потом «вдруг» решил высказаться. История о том, что муж запретил свидетельнице идти в суд, вообще кажется неправдоподобной. Скорее это на водит на мысль, что она была подкуплена. А возможно, что она вообще ничего не видела.

У Лёши упало сердце.

«Да что, слепые тут все, что ли? – подумал он. – Чего они тут доказали? Подкуплена! Кем? Кто подкуплен, тетя Рая? Да бесхитростнее человека я в жизни не встречал. А у мужа её действительно тяжелый характер»

Прокурор: … и назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на 7 лет.

«Как семь лет?! – кричала в душе Света. – Да что же это такое делается! За что? Неужели прокурор ничего не видит?»

Она готова была, сняв парик, побежать и упасть в ноги Романову. Всё готова была для него сделать, лишь бы Лёша был на свободе. Однако она знала, что он не примет такой жертвы.

Но пожелания прокурора – это ещё не окончательный приговор, тем более, что ещё не выступал адвокат.

Соломатин: Уважаемый суд, перед вами сидит человек, которого банально подставили. Зачем он (или они) это сделали? Скорее всего, чтобы отвести от себя подозрения. Г-н прокурор обвинил меня в том, что я подкупил свидетельницу Воронову. Это серьёзное обвинение, но оно не имеет под собой никакой почвы. Обвинение не предоставило ни одного доказательства причастности моего подзащитного к данному преступлению. Конечно, отпечатки пальцев – это серьёзная улика, но на домкрате и должны быть отпечатки Копылова, ведь это его рабочий инструмент. И мой подзащитный, и свидетель Плотников в один голос утверждают, что домкрат пропал из мастерской после ухода оттуда двух неизвестных им людей. Напрашивается только один вывод – домкрат был украден ими. И следствию надо было искать преступников во всех направлениях, я не зацикливаться на том, что это мог сделать только Копылов. Почему-то следствие не придало значение тому, что в нашем городе две автомастерские. О той, другой, находящейся возле Центрального рынка, я слышал всегда одно и то же – работники там паршивые, работу свою делают плохо, зато дерут втридорога. После их ремонта автомобилисты всегда отправляли свои машины в автомастерскую на Пушкинской улице и больше услугами первой мастерской не пользовались. Так что подумайте, кому было выгодно, чтобы Копылов оказался за решеткой. Ведь если его посадят, а больше автомехаников в округе нет, автомобилисты вынуждены будут везти свои машины на Центральный рынок. Всё это называется одним словом – конкуренция. Поэтому не лишнее будет проверить, что за люди там работают.

Судья: Слово предоставляется потерпевшему.

Романов: Ваша честь, у меня одна просьба – покарайте виновного. Пострадал мой сын. Я не очень-то любил его, но когда с ним случилась эта беда, я понял, наконец, что кроме него у меня никого нет. Подсудимого здесь многие хвалили, говорили, какой он хороший, а мой Стас… да, он не очень умный, а иногда ведёт себя просто как дурак, но он – мой единственный сын. Совсем недавно, ещё в прошлом году, я думал, что у меня есть ещё и дочь. Эту девочку родила одна женщина. Но она обманула меня. Я звал её замуж, а оказалось, что она уже давно замужем, и ребёнок был от её мужа, а не от меня. Она жила в моём доме, но потом исчезла, сбежала. Стас сейчас находится в коме, и неизвестно, когда он из неё выйдет и выйдет ли вообще. Если он умрёт, у меня не останется никого. Один на всём белом свете. Если Копылов виновен во всём этом, накажите его.

Судья: Подсудимый, встаньте. Вам предоставляется последнее слово.

Лёша: Ваша честь, я не совершал этого преступления. Валера тут правильно заметил, что бить домкратом по голове может только полный идиот. Если бы я был таким идиотом, я бы не ремонтировал машины самостоятельно уже в 14 лет! Спрашивается, зачем мне бить Стаса? Он мне дорогу не перебегал, никогда и ни в чем не мешал. Если бы я был никудышным работником, а он – первоклассным мастером, тогда бы это было понятно. Но дело-то обстоит как раз наоборот. Скорее уж Стас попытался бы меня ликвидировать, чтобы занять моё место, но у него мозгов на это не хватит. А те, кто напал на Стаса, тоже, по-видимому, умом не блистали, и орудием преступления выбрали первый попавшийся предмет, а первым попавшимся оказался наш домкрат. Вы думайте, что хотите, но я уверен, что сделать это могли только те двое неизвестных, побывавших в нашей мастерской в полдень 16 марта. Вы бы лучше их искали, а не зацикливались на мне. Я виноват лишь с том, что хорошо знаю своё дело. Господа автомобилисты, – он знал,– что многие их них находятся в зале, и потому обратился к ним, – вы, конечно, простите меня, но то, как вы поступаете, это уже перебор. У вас ведь тоже есть дои, семья. После рабочего дня вы все спешите к своим родным. Я, конечно, починю любую машину, но прекратите вы их привозить под вечер. И ведь всегда приходите с требованием немедленно отремонтировать автомобиль. Вы знаете, что я не могу вам отказать, и пользуетесь этим. Но я же не железный и мне тоже нужен отдых. Так было и 16 марта. Пришли двое клиентов, и они были очень злые. По всему видно, что пред этим они посетили мастерскую на рынке. Потом им сказали, что на Пушкинской есть хорошая мастерская и отличный автомеханик, который починит вам всё в два счета. Но не в пятницу же вечером! Я хотел поскорее уйти домой, так как очень устал, но мне не давали это сделать. Вначале клиенты, потом Стас. Когда он ушел, я вздохнул с облегчением, думая только об отдыхе. Но не тут-то было! Появился (или появились) неизвестные и ударили Стаса по голове моим домкратом. Единственное, чего мне не надо было делать – это выходить на шум. Но мне стало интересно (вот до чего любопытство доводит!), и я оказался здесь. Но Стаса я убивать не собирался.

После такого затянувшегося последнего слова судья удалился. Его возвращения все ждали с нетерпением.

–– Встать! Суд идёт! Провозглашается приговор!

У Светы заколотилось сердце.

–– Лёша! Лёша! Боже, помоги! Не допусти несправедливости!

–– Суд, рассмотрев уголовное дело по обвинению Копылова Алексея Петровича в покушении на убийство Романова Станислава Борисовича, приговорил… Копылова Алексея Петровича, обвиняемого по ст. 111, то есть в причинении тяжкого телесного повреждения…

«Ну почему они так тянут, – стонала Света у себя в уголке. – Неужели они не видят, что все измучены до предела? Конечно, они всё делают по правилам. Но, наверно, правила эти и созданы, чтобы мучить людей».

–– … в причинении тяжкого телесного повреждения, оправдать ввиду его непричастности к данному преступлению и освободить из-под стражи в зале суда. Признать за Копыловым Алексеем Петровичем право на реабилитацию. Уголовное дело вернуть на доследование.

«Оправдан! Оправдан! – сердце Светы готово было выскочить из груди. – Боже, какое счастье! Спасибо тебе, Боже!»

Она хотела сорваться с места, и забыв о Борисе, броситься к Лёше. И только присутствие Романова удерживало её.

«Оправдан! – ликовал Лёша. – Слава Богу! Я уже и не надеялся, что это когда-нибудь произойдёт. Срочно домой! Я так давно не видел Свету! Света, дети, мама… Какой бы она ни была, но она моя мама. Сева говорил, что она заболела. И немудрено, от таких-то переживаний».

–– Встаньте, оправданный. Вам понятен приговор?

–– Понятен. – ответил Лёша и подумал: «Вот такое понять можно».

–– Потерпевший, вам понятен приговор?

–– Да.

–– Вы вправе его обжаловать.

–– Конечно, я его обжалую.

–– Я кому-то обжалую! – крикнул кто-то из зала. – Ишь ты, нашелся! Хватит! Не отдадим мА вам нашего Лёшку!

–– Потише. – обратился судья. – А у вас, Копылов, очень много защитников. Суд окончен, все свободны.