Овчинников Георгий Фёдорович
Повесть в стихах: Чужая боль
От автора
Аэропорт. Всё хорошо.
Час регистрации прошёл;
шли пассажиры дружно, вместе;
и вот сижу уже я в кресле.
Шумит в салоне гул типичный,
снуёт повсюду люд приличный.
Сижу, в душе уют ценя;
по праву руку от меня
иллюминатор для обзора
и расширенья кругозора;
по леву руку, в кресло рядом
роскошной внешности особа
подсела важно, и мы оба
с ней обменялись бегло взглядом.
Меж тем, как лайнер сделав взлёт,
в свой мерный двинулся полёт,
у нас уже вовсю живая
велась беседа путевая.
Как по шаблону, как всегда:
улыбки, "здрасте", имена ...
Сперва чуть сдержанно, степенно,
потом попроще, постепенно,
приобретая вольный тон
и дружелюбный "обертон" -
полушутливый, полу строгий.
Среди попутчиков в дороге
подчас случается такое,
чтоб время скоротать пустое,
а нам, пронзая небеса,
лететь бок о бок три часа.
Вам передать весь разговор
я не берусь; тот милый вздор -
не стоит вашего вниманья.
А вот о чём с переживаньем
тогда поведала девица,
готов тем с вами поделиться.
Прочесть, появится желанье,
заинтригует? Что ж, изволь,
узнать на вкус: чужую боль,
страстей накал, паденье, взлёт ...
в котле отчаяний, невзгод,
питая сердце лишь надеждой,
понять в пучине той безбрежной,
к чему ответственность ведёт.
И это, может быть, поможет
(в суровый, трудный, важный час)
кому-нибудь, друзья, из вас,
поступок сделать верный тоже;
тому, возможно будет прок,
кто извлечёт себе урок.
А потому, прелюд недлинный
и обоюдный флирт невинный,
а также переход неброский
на спор о жизни философский,
всё пропущу, и прямо сразу
я перейду к её рассказу.
Исповедь
... "Приятно мне вниманье ваше.
Сейчас лечу на свадьбу к Даше,
на свадьбу к доченьке моей.
За свой успех, за жизнь - сполна,
я благодарна быть должна
лишь несомненно только ей.
Всё расскажу вам без вранья.
Я, "бизнес-леди". Без помех;
дела; свой офис - есть успех! -
(как шутят давние друзья.)
А было ж время, молвлю я,
что жизнь несносная моя
была мне крайне не мила.
Судьбина горькая вела
путём отчаяний и слёз;
давно пусть было, да всерьёз -
что помню будто как вчера.
Пришли они на склоне дня:
(пожалуй, так начать должна)
мой муж гражданский и она;
секрет в том не был для меня.
Любовница - какой секрет? -
меня моложе на семь лет.
Я знала, что Маринка эта
с ним закружила с того лета,
когда беременна была
как раз я девочкою нашей,
(что нарекла с рожденья Дашей.)
Случайно смс прочла
на телефоне у Антона,
там было вот что на беду:
"Мой милый, где ты? Очень жду!"
Не проронила даже стона,
лишь сердце кровью облилось,
я подавила в себе злость,
терпела молча - тихо так -
и не показывала виду
ни про неё, ни про обиду,
чтоб сохранить гражданский брак.
Он уезжал - мол, бизнес, дело ...
Всё отговорки да вилянья,
пустые звуки оправданья;
ему перечить я не смела.
Очаг хранила, как умела:
стирала, гладила, варила ...
и вкусно всячески кормила.
А он появится наутро,
поест, взболтнёт о том о сём
по телефону, а потом
уйдёт, сказав: "Пока, лахудра!"
Да дверью - хлоп - и всё на том.
О как же было одиноко!
Я не ждала от жизни много:
любимый чтобы был - и дети ...
Чего ж ещё желать на свете?
Хоть слёзы лей, хоть волком вой,
за все мучения и боль
поплакать некому в жилетку.
Пусть раз, пусть два ... пусть очень редко!
Излить бы жалобу кому
без роду-племени девице.
Да перед кем душой излиться?
И кто виной всему тому?
Мечта, о как ты сумасбродна;
с детдома вышла: "Всё, свободна!",
а жизнь, та быстро обломала;
о ней я ведала так мало,
считай, что ничего не знала;
бойка (добавить нечего),
как, если опрометчива.
Я ошибалась, те ошибки
разуверяли ход мой зыбкий,
но всё равно хранила я
в душе остаточек тепла;
надежда грела ожиданьем,
и всё же с малым опозданьем
явилась мне моя награда.
О как была безумно рада!
Когда вдруг встретила его
как раз Антона своего;
(немного старше, на три года)
мне ж двадцать пятый наступал -
тогда ходили мы в спортзал,
тогда не знали мы разброда.
Я вспоминаю с упоеньем
великолепные мгновенья!
И вечера что при свечах,
и милование в ночах;
как на руках меня носил,
как обнимал, превозносил.
Как созерцали мы восход;
как клялся он тогда в любви,
в кафе сидели визави,
гуляли парком без забот ...
Так было всё необычайно!
В душе уже мечтала тайно
о крепкой, праведной семье.
Тогда родить хотелось мне
Антону сына или дочь,
(молила Бога кажду ночь).
И вот свершилось чудо это;
о вкус бесценного секрета!
Его я трепетно хранила,
в душе лелеяла, ценила ...
Антону так и не сказала,
хотя и плод уж осязала,
наивно думая: "Ну что же!
Коль вправду любит, знать, простит;
сюрприз мой в зло не обратит,
и примет весть ещё дороже".
На что надеялась тогда я,
в мечтах заоблачных витая?
Его реакция была,
как в сердце острая игла.
Он возмутился ... было ж поздно! -
и что-то делать несерьёзно.
Я думала: "Наоборот,
рожу и в русло жизнь войдёт,
женой законной стану я
и будет полная семья -
и станем счастливы втроём!"
Судьба ж, стояла на своём ...
Да видно, быстро облетела
листва от древа той любви,
чуть брюхом я отяжелела,
он стал чрезмерно деловит.
А тут ещё такое дело
беременность текла сурово:
то токсикоз, то жор, то слабость,
и лишь восторженная радость,
что плод в порядке. (Мне ж, хреново.)
И сразу тут же повелось,
Антон стал дома редкий гость.
Обнять, хотелось бы, прижаться,
но он сбежит назло опять,
а мне томиться, плакать, ждать ...
И тут не трудно догадаться -
когда воспалены глаза,
отколь возьмётся тут краса?!
Я разучилась улыбаться.
И хуже, хуже с каждым днём,
как увезли меня в роддом ...
(Мне вспоминать-то очень горько!)
Муж обнаглел. С ума сошёл.
Свою зазнобушку привёл
в квартиру, не стыдясь нисколько;
соседка справиться тогда
к нему зашла участья ради,
а там, ОНА, в моём халате
из ванны вышла без стыда ...
Но это мелочи, поверьте! -
вослед, что было в круговерти.
Пришла я с дочкой на руках,
мой муж гражданский (вертопрах)
как будто злобы обожрался;
стал психовать, и даже дрался.
То приготовила не то;
то не помыла я авто;
не повернись и не вздохни;