Виден плащ из чьей-то шкуры, голова св седых кудрях,
Взгляд какой-то странный, бурый, тонет в розовых углях...
Говоривший и правда держал в руках спички - палочки, самую малость заряженные магией огня. Коснешься сухой коры - и тотчас вспыхнет огонь.
Круг камней тут тоже был, еще пару сотен лет назад устроенный кем-то заботливым. Гарут переложил гитару на плащ и всмотрелся в ночь. Там, за поваленным деревом, сидел мелкий гомлин, до ужаса боявшийся огня.
- На границе светотени ждет его, оскалив пасть,
Зверь, припавши на колени, принеся ночную власть.
Но пока боится света, как клинка боится враг,
Как серебряной монеты убоится вурдалак...
Гитара вновь заняла свое место у Гарута в руках, сыграла положенное и отправилась на плащ.
- Жаль, вина в схроне не было, - посетовал он. - А и так хорошо сидим, да?
Гомлин несогласно заворчал, но не ушел.
- С рассветом сам убежишь, - махнул Гарут рукой. Гитара, древнего вида и очень странной формы, снова легла под пальцы, как ластившийся зверек.
- Саламандры в искрах пляшут... И сейчес бы время сна -
Выпивает путник чашу серебристого вина,
Чтоб рука не уставала до утра кормить огонь,
Чтобы пламенем мелькала страх несущая ладонь...
Гомлин, казалось, окаменел, но было известно, что так он может пролежать довольно долго. И не заметишь - подумаешь, камень... Пока не развернется в когтистую тварь и не станет жевать все, что ни загребет.
- Что-то загрустили, да? Монаха бы сюда, он бы нарассказывал суеверий или притч. Хороший он человек, замордованный только своим же Создателем... - Гомлин молча выжидал. - Ну да ладно, доберется до Смута, ничего ему не сделается. Сун, брыда гун торн пиха-та-ажак!
Дерево, за которым пряталось чудище, вдруг заискрило, с громким треском разбрасывая вокруг то ли светлячков, то ли солнечные блики. Несколько попали в гомлина, и он, обиженно заревев, быстрым шагом скрылся в чаще.
- Завести бы такую зверушку себе, - пробормотал Гарут, уже засыпая. - В Рай-да-Лин Дал-Эш...
***
Осенний лес, что шел по обе стороны Имперского тракта, вновь радовал своей унылой угрюмостью, впрочем, не переставая быть прекрасный и гармоничным. Не раз и не два я останавливался, чтобы воздать хвалу Создателю за такие дивные виды.
Осанны из моих уст оглашали окрестности еще не раз. Попутно я выяснил, что могу двигаться достаточно быстро и без устали, даже ночью - нет, кошачьего зрения у меня не появилось, также не было способности летучей мыши видеть "на слух", однако, дорога - вот она, под ногами, колодцы - исправно появляются через полдня пути, а то и чаще, а сон мне вовсе и не требовался, как и привал. Тем не менее, я исправно воздавал должное стоянкам, обустроенным прежними путешественниками, иногда устраивая костры.
Но три дня я шел в полном одиночестве, порою поражаясь, как обескровила народ война. Разоренные селения не попадались, но угадывались за рощицами, в которые от тракта отходили накатанные дороги. Одна из деревень оказалась обитаемой, но не более, люди там жили... довольно дерганые.
- Иди себе далее восвояси, - ответствовал мне староста той деревни на вопрос о хлебе в дорогу и теплой постели, даже за плату. Сей староста подкреплял свою уверенность блестящим двуручником, на который опирался при разговоре. Видать, непростые тут места, неспокойные.
Делать было нечего, пришлось продолжить путь, напоследок незаслуженно благословив так и не открывшиеся ворота.
Неспокойность этих мест отразилась в неприятном событии, случившимся в тот же вечер. На дорогу выскочила зареванная девица в разорванном до колен платье и сорванным голосом попросила помощи.
- Дядя мой там... - причитала она. - Да детки у него... Упали в яму, выбраться не могут со вчера... Дядька ногу поломал... Малышей жалко, отче, помоги хоть чем, одной мне их не вытащить...
И доверчивый слуга Венца, не найдя в ее речах лжи, поудобнее перехватил посох и отправился в указанный овраг, где и схлопотал по затылку чем-то тяжелым, надолго распрощавшись с возможностью воспринимать этот мир.
***
Голоса продирались сквозь мои уши, как орочьи колесницы по болоту. Медленно, со скрипом, с большими потерями. Они попросту ввинчивались насильно, не интересуясь, хочу ли я их слышать.
- Сильно ты его, дядя Бар, - пеняла давешняя девица кому-то. - В голове вон вмятина... ай, уже нету. Магик что ли?
- Магик бы не попался, - со смешком отвечал ей мужской бас. - Да и не сильно я его. Померещилось тебе, Жейка. Крови нет и ладно. Хен, вяжи его и к остальным.
Мои руки стянуло что-то вроде веревки, тело неласково приподняли и совсем уж неласково опустили. Ноздрей коснулся сильный запах немытых тел. Глаза я решил пока не открывать, предполагая, что ничего хорошего все равно не увижу.
- Медальку надень, эй! - торопливо напомнил голос Жейки.
Шею стянула еще одна веревка, и тут же мышцы слегка повело судорогой. Я знал сие творение артефакторов, называемое "полон смертных", иначе называемое просто "плен". Оно подавляло все магические способности ровно на сутки, хотя могло бы и дольше, но маг более суток без силы не протянет. И что это означает? Видимо, меня пленили для перевозки именно в этот срок. К тому же, посчитали магом. Я-то, допустим, продержусь, ибо не маг, но кто эти "остальные"?
- Попить бы, - хрипло попросил юный голос с права от меня. - Жуль, гнида, плеснул бы...
- А я вот тебе за "гниду" плетей плесну! - сварливо отозвался кто-то невдалеке.
- Э, там, завязали жахальники, - прикрикнул Бар. - Крови вечером будет хоть залейся. И ты, Жуль, своим недругом займешься. А до этого держите себя в руках. Тебя, Рос, это тоже касается. Сила есть, ума не надо...
- Да понял я, понял... - виновато сказал некто с другой стороны басом еще гуще, чем у "дяди".
Я все же рискнул приоткрыть глаза. Тут же увидел довольно много. Чье-то бессознательное, но живое, тело прямо передо мной. Мужчина, лет сорок-сорок пять, голый, со следами побоев. Молодой парень, почти мальчик, сидящий на коленях напротив. Руки его были жестко связаны и не раз - у запястьев, у локтей, и даже между пальцев была пропущена тугая бечева. Синяков на нем было еще больше, но взгляд горел ненавистью. К слову, находились мы в клетке-повозке, которая ехала, окруженная всадниками. Девица, заманившая меня, как раз заглянула в клетку с седла, ткнула меня древком копья и присвистнула.
- А монах-то живой! Вишь, глазами лупает!
- Ну и добро, - пробурчал Бар. - Отвянь от клетки и едь на своем месте. До вечера еще часа четыре, а мы задержались и так. А все из-за увальня этого...
- Да сказано же, не рассчитал, - виновато прогудел Рос.
- Я тебе сам не рассчитаю щас...
В то время, пока между всадниками шла перепалка, парень чуть двинулся в мою сторону и подмигнул.
- Эй, мужик, то есть, монах, ты как тут оказался?
- Где - тут? - не понял я. - А, тут... По голове сзади дали.
- Бывает, - сочувственно произнес он, все еще ухмыляясь. - А чего ты за Жейкой-то побежал? Ее увидишь - сразу поймешь, что брыда первостатейная... Или ты думал - фея?
- А что ты знаешь о феях? - мигом насторожился я. Еще с детства меня вдохновила книга "Фея и монах", где первые описывались как наипрекраснейшие создания, после чего всю жизнь мечтал их увидеть. Увы, мой спутник меня разочаровал.
- Да то же, что и все... То есть, ничего. Но эта девка точно не из них.
- А из кого тогда?
- Дак, - пожал он плечами. - Про ритуал Копийну слышал?
Я выругался как умел.
- Вижу, что слышал, - невозмутимо продолжал мой собеседник. - Пять человек, три жертвы. Усекаешь?
- Боже милостливый, опять...
- Даже "опять"? Ну, если Венец нас обоих к себе призовет, расскажешь. Я - Читак, - запоздало представился он.
