Диана почувствовала, как кровь приливает к щекам от его последних слов. Но ведь он сам дал ей понять, что ничего такого не видел! Значит, догадался. Его проницательность поразила ее и снова вызвала восхищение против собственной воли.

Наконец-то хоть какая-то передышка! Диана ввалилась в пустующий туалет Плаксы Миртл и облегченно вздохнула. Она два часа патрулировала коридоры, разгоняя по спальням студентов – пугая отработками младшекурсников и взывая к совести и здравому смыслу более старших учеников. В преддверии Рождественских каникул настроение у всех было приподнятым и если раньше большинство еще придерживались хоть какого-то намека на соблюдение порядка, с приближением Нового Года коридоры Хогвартса стали больше все напоминать сумасшедший дом – все носились по ним с радостными и ошалелыми лицами, явно предвкушая поездку домой на праздники и прочие прелести зимних каникул.

Диана на этот раз оставалась в школе – Мира с оркестром опять была на гастролях, а торчать все каникулы в Шеффилде у тети ей совершенно не улыбалось. Поэтому настроение у нее было не самым радужным – она даже накричала на каких-то второкурсниц с Хаффлпаффа и пригрозила двум мальчишкам с Рейвенкло парочкой весьма неприятных заклятий, если они немедленно не уберутся в свою башню.

Наложив на дверь в туалет запирающее заклинание, она уселась на крышку унитаза в кабинке, ближайшей к окну. Короткое движение палочкой – и стекло в окне исчезло. Несколько минут Диана просто сидела, наслаждаясь тишиной и спокойствием, затем вытащила из потайного кармана мантии пачку сигарет. Сунула одну в рот, щелкнула зажигалкой и с наслаждением затянулась.

Ей было так хорошо сейчас, что, когда над ее ухом раздалось недовольное покашливание, она чуть не свалилась со своего «стула». Над перегородкой, скрестив руки на груди и сердито посверкивая толстыми линзами очков, парила Плакса Миртл, всем своим видом прямо-таки источая благородное негодование.

– Опять? – грозно спросила она, жестом отличницы поправляя очки на переносице. – Не опять, а снова, – хмыкнула Диана. – Выброси эту гадость! – потребовала Миртл. – Тебе-то какой вред от моих сигарет? – лениво спросила ее Диана. – Ты же все равно запаха не чувствуешь! – Обязательно надо было напоминать мне о том, что я умерла? – завизжало привидение и театрально заметалось по туалету.

Диана почувствовала что-то вроде угрызений совести – Плакса всегда бурно реагировала на любой намек на ее призрачное существование. В отличии от других хогвартских привидений она словно не могла смириться со своей участью, постоянно и громогласно оплакивая ее и явно рассчитывая на внимание публики.

– Ладно, – примирительно произнесла Диана, – я не хотела тебя обидеть. И вообще я не то имела в виду. Просто мне необходимо побыть одной и расслабиться.

Миртл для вида еще немного полетала по туалету, сопровождая свои перемещения горестными вздохами, а затем, усевшись на перегородку между кабинками, спросила совершенно будничным тоном:

– Нервничаешь из-за того дурака? – Какого дурака? – не поняла Диана. – Ну, того, который клялся, что станет у тебя первым…

От этих слов Диана поперхнулась дымом и снова едва не свалилась на пол. Откашлявшись, она уставилась на Миртл и прохрипела:

– Что ты несешь?! – Я несу? – Миртл определенно была довольна произведенным эффектом. – Да я своими ушами слышала, как он… – она запнулась. – Договаривай, чего уж там, – Диана привстала, а Миртл в ответ хихикнула: – Потуши сигарету и верни стекло на место, а то ни слова больше не произнесу.

Диана послушно бросила сигарету на пол, невербальным заклинанием заставила ее исчезнуть, затем также молча заделала окно и очистила воздух от табачного дыма.

– Вот, пожалуйста, – сказала она, выходя из кабинки. – Теперь расскажешь обо всем, что слышала?

Привидение перепорхнуло на одну из неработающих раковин и уселось на ней в вальяжной позе, закинув ногу на ногу.

– Я тут пару месяцев назад путешествовала по туалетам, скучно стало, знаешь ли… Решила наведаться в туалет для мальчиков, послушать о чем говорит современная молодежь. Ну и наслушалась я, скажу я тебе! Мы такими не были! У них все разговоры только вокруг одного и вертелись – у кого какая, пардон, задница, да кто с кем да сколько раз!

Миртл сейчас напоминала обычную земную сплетницу, которую хлебом не корми – дай перемыть кости современной молодежи и посетовать на ее распущенность. Диана не прерывала ее речь из опасений, что та снова обидится и вытянуть из нее что-либо станет невозможным.

– Ну и сижу я себе в одной из кабинок, – продолжала Плакса Миртл, – и слышу, как один из парней говорит о тебе. Точнее, о том, что он тебя первым… тр… ну… я не могу это слово произнести! – возмущенно закончила она. – Трахнет? – любезно подсказала Диана, страстно желая сейчас проклясть кого-нибудь из парней. – Именно, – торжествующим тоном подтвердила Миртл. – Кто это был? – пальцы Дианы судорожно сжали рукоятку палочки под мантией. – Я не знаю. Я же сидела в кабинке и не видела их. Они меня тоже не видели, поэтому не стеснялись в выражениях. Кажется, кто-то назвал его по имени, если не ошибаюсь – Эверетт…

Диана стояла с нелепым выражением на лице и буквально сверлила Плаксу Миртл взглядом. А Миртл, наслаждаясь таким вниманием к своей скромной персоне, продолжала:

– Он говорил, что для него это раз плюнуть – затащить в постель лучшую студентку школы. Что он знает один способ, против которого ни одна заучка не устоит.

Повисла напряженная пауза, затем Диана севшим от бешенства голосом спросила:

– Слушай… А он один клялся, что затащит меня в постель? Или кто-то еще собирался это сделать? – Ты угадала. У них было что-то вроде спора – кто первым удостоится чести переспать с отличницей, – в тоне Миртл появились сочувственные интонации. – Были и другие, которые изъявили желание… Один, правда, сказал, что это подло – играть против своих же. Я тихонько высунулась наружу и разглядела его – белобрысенький такой мальчик с серьгой в ухе.

«Руквуд» – догадалась Диана.

-А тот, первый, сказал, что ты симпатичная и ничего в этом такого нет. Короче, он всем доказывал, что…

Диана не стала дослушивать ее и бросилась к выходу, шепотом матерясь на ходу. В голове ее вихрем проносились мысли и догадки. Все становилось на свои места в этой истории с ее опьянением. Теперь-то она вспомнила, что на ее дне рождения Блэквуд все время вертелся возле нее. И вино в ее бокал подливал именно он. И именно подлил туда Амортенцию (сопоставив предположение Хильды, что ей чего-то намешали в вино, она догадалась, в том числе и по симптомам, что это была Амортенция). И именно он предложил ей прогуляться по коридорам, чтобы затащить ее в пустующий класс и там… И теперь понятно, за что Руквуд сломал ему нос и почему весь тот вечер он смотрел на них с таким выражением, словно Диана должна ему тысячу галеонов и не собирается отдавать.

Как ураган она пронеслась по коридорам, спустилась к себе в подземелье, не разговаривая ни с кем в гостиной, влетела в свою комнату и повалилась в кресло, запальчиво дыша. Лишь несколько минут спустя к ней вернулась способность говорить нормально. – Значит, это у нас новый вид спорта такой, – прошипела она, – трахни отличницу и получи орден Золотого Бабника первой степени?! Ладно, плейбой недоделанный, я с тобой еще посчитаюсь! Еще не знаю как, но ты меня еще не раз вспомнишь!

Взгляд ее упал на «драчливый будильник». Она вдруг вспомнила, что подарил ей его именно Блэквуд. Схватив будильник, Диана уже вознамерилась садануть его об стенку, но потом передумала. Зачем избавляться от хорошей и полезной вещи, даже если эту вещь подарил ублюдок и сукин сын?

1 Надпись на воротах Равенсбрюка (и Освенцима).

====== Глава 15 ======

Ей снился странный сон. Она сидит в темной комнате, освещённой мерцающим светом толстой сальной свечи. Все ее существо наполняет ощущение страшной потери, непреходящего, иссушающего горя, но она не может понять, что является причиной. Слезы душат ее, катятся по лицу, она стирает их тыльной стороной ладони, с недоумением и страхом замечая, что руки у нее мужские – большие, белые, покрытые редкими черными волосами, перевитые голубыми жилками. Пелена слез перед глазами постепенно рассеивается и она видит, что прямо перед ней лежит нечто, напоминающее человека, накрытого с головой покрывалом. Она (или он?) протягивает руку к одеялу и осторожно отодвигает его. Под ним лежит черноволосый мальчик лет пяти, с белым до синевы, каким-то словно иссохшим лицом, сквозь неплотно прикрытые веки тускло отсвечивают белки глаз. На нем светлая льняная рубашка со шнуровкой у ворота, странного, явно несовременного покроя. С ужасом она понимает, что мальчик мертв и тут ее сердце заполняют такая боль и отчаяние, что, кажется, оно сейчас просто разорвется. Ее руки гладят холодные щеки ребенка, проводят по его волосам и она слышит незнакомый голос, шепчущий слова на неизвестном языке и понимает, что этот мужской голос, как и руки, также принадлежит ей. На смену горю пришел страх, и тут она проснулась.