Густав, услышав эти странные звуки, обернулся.
— Да, знаю. Зелёный цвет мне не очень идёт… но ты ещё не видел Флёр в этой раскраске!
Лисица, поспешно добивавшая сигарету, недовольно фыркнула.
— Ладно, давай сюда, — лжеохранник отобрал у Флёр курево и снова затянулся. — Завтра ни о чём не беспокойтесь. У нас уже всё готово.
— Не сомневаюсь, — подмигнула ему Флёр.
Строго рявкнув на подошедших охранников, Густав удалился. Охранники некоторое время пошептались насчёт того, кто это был, потом сменились. Сменившие их два амбала остановились у камеры Флёр и некоторое время разглядывали лисиц. Потом им это надоело и они заняли свои места.
Опять ничегонеделание. Как же тяжело быть беспомощным.
Но, как оказалось, зря я заикнулся об этом. К нам зашёл сам Изенгрин, чтобы повидаться с Флёр.
— Ну что, лисичка? Хочешь развлечься?
Флёр смолчала. Пылая от злости, она неподвижно сидела на койке.
— Что же ты молчишь? Это будет последняя радость в твоей жизни, неужели ты не хочешь развлечься напоследок?
Флёр грубо послала его в известном направлении. Изенгрин закурил.
— Зачем грубить, лисонька? Ты же не знаешь, что тебя ждёт, — он похлопал себя по животу. — Тебе может даже понравиться.
— Похотливый урод, — выдавила сквозь зубы Эмерлина.
— Почему же урод? — Изенгрин усмехнулся. — Давай, лисонька, я провожу тебя в такое место, где ты обо всём забудешь…
— Лучше тебе забыть про меня, — отрезала лиса.
Волку надоело обмениваться любезностями. Махнув охранникам, он достал ключи и начал отпирать замок клетки.
— Что ж, раз ты не хочешь по-хорошему…
— Пошёл вон!
Лисицы сопротивлялись, но это было бесполезно. А я в это время в бессильной ярости метался по своей клетке…
Эмерлину они просто отшвырнули в сторону, а Флёр зажали в угол и там повязали. Бешено извивавшуюся лисицу куда-то потащили. Истерила Флёр по-страшному: кричала, орала, извивалась и кусалась. Волкам, которые вели её, пришлось не сладко… но ещё хуже пришлось самой Флёр…
Все волки, в том числе и охранники, ушли. Эмерлина обречённо посмотрела на меня и тихо заплакала. Я вдруг понял, что из моих глаз тоже катятся слёзы. Надежды, которая всегда жила во мне, больше не было. Она умерла. Наверное, вместе с надеждой Флёр…
Ночью в камеру к Эмерлине втолкнули грязную и голую лисицу. Я смотрел на неё, некоторое время не узнавая в ней Флёр. Совершенно голая, связанная по лапам и ногам, она рыдала сквозь забитую в её пасть тряпку. Бросившись к ней, Эмерлина поспешно принялась её развязывать, но даже без пут тело Флёр оставалось словно ватным. Она продолжала держать лапы за спиной и бессильно рыдать.
Стоявший в дверях волк злобно ухмыльнулся:
— Хороша, сучка! Жаль, недолго ей осталось…
С этими словами охранник захлопнул дверь и ушёл, позванивая ключами. Эмерлина наконец решилась вытащить кляп из пасти Флёр — и по тюрьме прокатился её громкий плач. Безутешно рыдая, она закрыла морду лапами, время от времени срываясь на крик. Эмерлина даже не пыталась её успокаивать, а просто сидела и ждала, когда она проплачется…
Минут через пятнадцать сил на крик у лисицы уже не осталось, и, лёжа на каменном полу, она только тихо всхлипывала. Можно было разобрать некоторые слова, которые она шептала: «Не хочу» и «Убью». Кого и за что она убьёт, было ясно, а вот чего она не хотела — было непонятно. Неожиданно она стала когтями царапать своё тело, снова во весь крича: «Не хочу!» Эмерлина попыталась её остановить, но Флёр была гораздо сильнее и с каждым мгновением всё больше и больше раздирала шкуру на груди и животе.
— Флёр, остановись! Флёр! Перестань!! — пыталась уговорить её моя жена, но всё было бесполезно.
Меня вдруг охватил небывалый страх за свою жизнь. Это ведь я во всём виноват! Если бы не я, сейчас бы Флёр не попала сюда и ничего бы не произошло. И мне было очень страшно, потому что Флёр убивает всякого, кто виноват…
— Флёр, остановись! — кричала Эмерлина, пока та продолжала раздирать себя на части.
— Хватит… Не хочу больше! — вдруг вполне отчётливо сказала она.
— Чего не хочешь, Флёр?
— Не хочу…
Моя жена торопливо подняла лисицу с пола и посадила её на одну из коек. Флёр тихо плакала, и даже в соседней камере я чувствовал, какой ужасный запах от неё исходит. Удивительно, но Эмерлина даже не морщилась, а она обычно не жаловала резкие запахи. Она лишь села рядом с лисицей и начала поглаживать её по спине, но Флёр оттолкнула её лапу:
— Не трогай спину.
Эмерлина убрала лапу:
— Так чего же ты не хочешь, Флёр?
Лисица некоторое время молчала, а потом тихо сказала:
— Не хочу быть собой.
Этот ответ меня поразил. Я поспешно приблизился к решётке и просунул морду между прутьями.
— Я не понимаю…
— Эмерлина, посмотри на меня.
— Флёр, я…
— Я красивая. Все мужики хотят поиметь это тело, не обращая внимания на его желание. Ты хоть представляешь, что это такое?
— Очень даже.
— Что?
— Я полгода плавала на пиратском корабле, где была единственной девушкой. За полгода на корабле озверели даже люди…
Я поморщился. До сих пор я не так уж много знал о прежней жизни своей жены, и вот даже как, оказывается…
— Ну вот, сестрица… а ко мне даже на улицах приставали…
— Ну, это же не так плохо…
— Не так плохо?! Ты не представляешь себе, что значит быть красавицей!
— Флёр, это дар…
— Это проклятие!! — сорвалась лисица.
— Это не может быть проклятием. Ты и правда красивая.
— Это ужасно, Эмерлина! Быть красивой — просто ужасно! Когда каждый самец присвистывает тебе вслед и видит только это тело, — она очень эротично тряхнула своими пышными грудями, — и даже не задумываются о том, что у него тоже есть своё сознание…
— Которое тоже может любить, — вдруг вставила Эмерлина.
— Что?
— Ты же ведь любишь Арена?
— Любила. Теперь для меня он всего лишь жалкий предатель, мой очередной враг, а их я уничтожаю.
Я покачал головой. Заметив этот жест, Эмерлина положила лапу на плечо Флёр.
— Не сможешь.
— Не смогу что?
— Знаешь… Когда я встретилась с Ренаром — а тогда он ещё не был великим вором и его никто не знал… толку от него было мало, поэтому его решили просто прикончить вместе с другими бесполезными пленниками. В рабство их продавать было нельзя: они бы могли доказать своё право на свободу. И по жребию этот шанс выпал мне. Я спустилась в трюм и выполнила приказ. Я убила всех…
Я обомлел. Эмерлина сейчас рассказывала о своём прошлом, о котором я не знал. И я видел — она действительно делала это.
— Значит, тебе тоже приходилось убивать…
— Наверно, всем в этом мире приходилось делать это. Но не все делали это так, как я.
— И как я.
— Они все были беззащитны. Совершенно беззащитны… Они стояли передо мной на коленях и умоляли не убивать, дать им пожить ещё. Но я всё равно убивала.
— Как? — поинтересовалась её собеседница с чисто деловым любопытством.
— На том хлысте много крови…
— Ты убивала хлыстом? Как это возможно?
— Там же неспроста металлический наконечник.
— Ах да…
— Так вот, Флёр. Все меня просили, умоляли, сулили несметные богатства, а он, — кивок в мою сторону, — просто стоял и улыбался. А ведь он мог выбраться из кандалов и убежать…
Я недовольно замычал. Без её заколки я бы не смог убежать из клетки.
— Ах да… — поняла Эмерлина. — Так вот, он просто стоял и улыбался, глядя мне в глаза. А потом он сказал мне… — Эмерлина посмотрела на меня. Знала бы она, как же я любил её в такие мгновения. Хотелось броситься к ней, прижать к себе так крепко, чтобы стать с ней единым целым…
— Что он сказал?
Эмерлина глубоко вздохнула и, глядя на меня, произнесла мои слова, которые шесть лет назад даровали мне всё самое дорогое, что есть у меня сейчас.
— Он сказал, что если примет смерть из лап такой прекрасной лисы, то даже в аду будет счастлив.
