— Лиззи. — Люк поднялся и пожал мне руку. — Рад тебя видеть.

— Взаимно, — сказала я, когда он указал на красивый видавший виды желтый стул. Я решила, что это один из тех стульев, на которых предпочитал сидеть он сам.

— Ну, как дела? — Он снова сел за стол и грустно улыбнулся.

— Спасибо, хорошо. — Я старалась казаться бойкой.

— Отлично. — Он понял язык моего тела (или, может быть, он «читал» мою одежду, которая не слишком отличалась от той, что я надевала в «Спаго» с Бобом, — лишенное лоска и сексуальности облачение в стиле «Отвали, приятель» с оттенком «Ни за что») и выставил вперед один из своих эксклюзивных стульев. — Итак, как я и говорил, мне понравился этот проект, и я хочу сделать тебе предложение.

— Фантастика. — Брак и дети?

— Конечно, это будет некоммерческое кино, но я уже прикинул верхние пределы. Скажем, десять миллионов «плюс», если мы решим, что нам нужен еще один солидный талант.

— Понятно.

— Просто главный мужской характер очень привлекательный, и если бы нам удалось пригласить Эштона Катчера или Орландо Блума, я готов заплатить больше. И иностранные спонсоры тоже. Уверен.

— А ты думаешь, эти актеры согласятся получать меньше обычного, увидев, что материал слишком уж «некоммерческий»? — спросила я.

— Может быть. — Он жевал кончик карандаша, что-то выводя в своем блокноте. Скорее, цифры, а не мое имя, смело предположила я. Когда его ресницы скользнули вниз, я воспользовалась возможностью и бегло оглядела комнату в поисках фотографии. Ничегошеньки. Только карточки и невинные дорогие приглашения на свадьбы и официальные мероприятия, а над его столом висела картина, на которой маслом была изображена лошадь. Как-никак, он же из Кентукки. — Я бы мог разослать материал нескольким талантливым актерам, и посмотрим, что из этого выйдет. Можем пока укомплектоваться талантами. Или придумать какой-нибудь другой обходной путь. В общем, либо то, либо другое должно сработать.

— Я всегда думала, что сначала нужно укомплектоваться талантами, потому что это большой шаг вперед. Так для инвесторов будет ощутимее, — сказала я.

— Согласен. — Мы оба на какой-то момент прервались и посмотрели друг на друга. И напряжение достигло предела. Первой сломалась я.

— Интересно, где Джейсон? Он уже должен был появиться.

— Наверное, пробки, — сказал Люк и начал записывать цифры в блокнот. — От этих цифр я отталкиваюсь и, думаю, могу дать тебе зеленый свет, но на выходе сумма должна получиться гораздо больше исходной. Вам подойдут такие условия? — спросил Люк. Другими словами, мы получим свои деньги потом, когда и если фильм будет иметь успех, а не до того. Я снова взглянула на часы. Джейсона все нет.

— Я на самом деле не знаю. То есть мне это подходит, но, странным образом, мы с Джейсоном никогда не обсуждали приблизительные суммы финансирования, которое бы нас устроило более всего, — честно призналась я.

— Ну, может, позвонишь ему? Заодно узнаешь, долго ему еще ехать? — спросил Люк. Я не была уверена, захочет ли он обсуждать все остальное, но решила, что он будет не прочь. Он же великий продюсер и все такое.

— Конечно. Было бы неплохо. — Я встала и подошла к столу. Люк дал мне телефон, и я набрала номер Джейсона, который знала наизусть.

— Привет, вы позвонили Джейсону Блуму. Пожалуйста, оставьте сообщение.

— Джейсон, это я. Звоню убедиться, что с тобой все в порядке. Что ты уже в пути. Я в «Юниверсал». — Я вернула телефон Люку, который галантно делал вид, что ищет что-то в Интернете. Не щелкая мышкой, не крутя колесико и не стуча по клавиатуре. Как я заметила, на столе у него тоже не было фотографий. — Автоответчик. Извини, — сказала я, внезапно почувствовав, что оказалась в дурацком положении. Мы так и будем сидеть, пока не придет Джейсон?

Джейсон так и не появился. Мы с Люком просидели еще минут двадцать, закончив разговор обсуждением кастинга и мест съемок, но оба не спускали глаз с двери и думали совсем о другом. И кто бы что ни говорил, но это необычно, очень необычно — сидеть и вести деловые разговоры с тем, кто всего неделю назад целовал твои соски. В конце концов я принесла свои извинения и ушла. В который раз извинившись за то, что Джейсон так и не явился. Я перебирала в голове варианты бедствий, которые могли обрушиться на его голову, — авария, неотложная трахеотомия, удар хоккейной шайбой по лбу, сломавшаяся машина, пожар с участием его брюк и утюга — количество моих страхов было бесчисленно.

И гнев мой тоже был sans frontiures^[25].

«Какого черта с тобой приключилось?» — такие и сотню вариантов подобных сообщений я оставляла на автоответчике и сотовом Джейсона на протяжении всего оставшегося дня, до тех пор пока обе машины не схватили нечто вроде электронного эквивалента сердечного приступа и не прекратили реагировать на мои звонки. Но к десяти часам этого вечера мой гнев сменился чем-то еще более ужасным — опасением, что с Джейсоном действительно случилось что-то серьезное. Я приехала к «Кофейному зерну», но там тоже ничего не знали. Он не вышел сегодня в свою смену, и бедная Аланна все еще сидела в кофейне, мужественно держась до конца. Я храбро направилась к двухквартирному дому на Саут-Свитцер и встала на лужайке рядом с лимонным деревом, глядя на окна его квартиры на втором этаже. Там была темнота. Я даже бросила несколько камешков для верности.

— Извините, вы не видели сеньора Джейсона? — спросила я у Пердиты, семидесятилетней латиноамериканской старушки, его соседки снизу, которая влюбилась в него и угощала его гамбургерами и растаявшим мороженым, когда ее муж уходил играть в шахматы.

— Он ушел из дома в семь двадцать и до сих пор не возвращался. Симпатичная блузка, — сказала она. Я опасалась худшего.

Вернувшись в свою квартиру, я попыталась припомнить, не встречала ли я каких-нибудь знакомых или родственников Джейсона, которые могли бы дать мне хоть какую-нибудь информацию. Но Лос-Анджелес в этом отношении был таким же странным, как и в других, — большинство людей в этом городе откуда-то приехали, и у них не было семьи, о которой можно было бы говорить. Я знала, что Джейсон из Нью-Йорка и что его отец торгует предметами искусства, а мать была школьной учительницей, но, принимая во внимание, что звонить моим друзьям в Интерпол бесполезно, я могу провести в их поисках всю ночь. Что касается друзей… вообще-то я знала, что он любит тусоваться с кучкой выпускников Школы кинематографии, когда он не со мной, но кто они такие и где живут, оставалось для меня такой же загадкой, как и то, почему Феллини считают гением.

— Сдаюсь, — сказала я Алексе, когда позднее постучалась к ней в дверь, чтобы узнать, не хочет ли она пойти посидеть со мной на крыше и выпить «Маргариты» домашнего приготовления, прежде чем отправиться спать. — Я просто не могу представить, что настолько серьезное могло произойти с ним, из-за чего он пропустил встречу. Конечно, не принимая в расчет самое худшее.

— Да, довольно странно, надо признать. — Слышать такое заявление от человека, который верит, что мы живем в третьем витке духовности и если вдруг все люди разом перестанут верить во Вселенную, она в один момент прекратит свое существование, мне было как-то жутковато.

— Я больше просто не могу думать об этом. Я даже позвонила в несколько местных больниц, но дознаться, поступал он туда или нет, было невозможно. Они все такие закрытые. Ладно, пойду намешаю «Маргариты» и через несколько минут присоединюсь к тебе на крыше, — сказала я и стала рыться в своей сумочке в поисках ключей от квартиры.

Мы с Алексой так и просидели всю ночь на ее непальских матах для молитв, глядя на точки, мерцающие над линией горизонта. На море качались лодки, чертово колесо на пирсе переливалось разноцветными огоньками-стразами, а океанский бриз заставил нас прижать колени к груди, чтобы не покрыться мурашками.

— Сейчас мы с ним должны были бы праздновать, — сказала я.

— Ничего, отпразднуем и без него. Ты все равно молодец. Тебе почти удалось заключить вашу сделку. Это замечательно, Элизабет.