С разных сторон улицы, на помощь нападавшим бросились новые отряды пехоты и стремительные кенгуру, но на дорогу выехала еще одна машина. Грузовик для перевозки зеков с синей надписью на борту «ФСИН Россия». Пересечь проспект у того не получилось – на полном ходу, один из цокающих по асфальту копытами монстров оторвал у кабины дверцу и выдернул дико орущего водителя, забросив несчастного в самую гущу набегавших соратников. Вокруг инкассаторского броневичка и бессильно воткнувшегося в обочину автозака завертелся водоворот тел.
Снова рев двигателя и из глубины дворов выехал маленький, беззащитный автобус ПАЗик. Он через проспект прорвался и скрылся в глубине дворов исключительно благодаря мастерству водителя. Тот ловко, на высокой скорости обходя препятствия, проскочил зигзагами открытое место и стремительно скрылся, оставляя за собой шлейф густого белого дыма. Сзади никто не гнался и никто его не преследовал.
А вокруг двух остановленных машин кипела напряженная драка. Трещали автоматные очереди, хлопали дробовики и пару раз громко бабахнули, сверкнув вспышками свето-шумовые гранаты. Лилась кровь, вылетали мозги и по телам убитых зомбарей лезли их ненасытные сородичи. Стрелок в соседнем подъезде нервничал, его винтовка хлопала, посылая пулю за пулей, которые попадали в броневик и рикошетили, высекая яркие искры.
С замиранием сердца следя за боем, Максим ясно понял, что перед ним такие, как и он – простые выжившие люди, сумевшие найти оружие, организоваться и прорывающиеся из города в южном направлении. Их машины не имели наваренных клеток, башенок с крупнокалиберными пулеметами, а места водителей и лобовые стекла никто не догадался защитить листами металла. Он яростно кусал губы, думая, чем можно помочь осажденным, но что они могли сделать, имея в активе всего сорок четыре патрона? А впрочем… Обреченные не такие уж и обреченные. Поток монстров стал жиже, беспорядочная автоматическая стрельба стихла, уступив место прицельному одиночному огню, и даже стрелок в соседнем подъезде успокоился и редкими точными хлопками разносил вражеские головы. Бронированные корпуса машин представляли для людей не плохую защиту, а водителей и пассажиров в кабинах давно уже вытащили и порвали.
– Максим, бежим быстрей, уходим! – Макс обернулся и увидел, в лисьей шапке Сухроба, который стоял сзади одетый и с рюкзаком за спиною.
– Сухроб, давай поможем и поедем с ними! Это же люди, понимаешь, люди! Мы вместе будем сильнее!
– Зачем сильнее, почему сильнее – это глупый люди, савсем тупой! Патрон многа, автамат многа – он впиред лезет, биссмертный думает! Мертвяк такой любит, спициальна ждет, засада делает. Бижим, Максим, бижим бистро, пока псих жрет глупый люди.
А ведь Сухроб прав, дважды, трижды прав с досадой думал Максим, одевая на плечи свой неуклюжий рюкзак и приводя в боевую готовность Мосберг. На что надеялись те люди, бросаясь в лобовую атаку на засаду? Ну, прорвутся с потерями, пройдут квартал, а дальше что, опять по новой? Бой до последнего мертвяка или последнего человека?
Ломоносовский проспект пересекли стремительно, спринтерским броском и вломились в угловой подъезд пятиэтажки. Заняли позицию на третьем этаже, заперли и привалили двери и только после этого, Максим выглянул в окно на поле боя. А там… Там, почти заглушаемый грохотом выстрелов и расстоянием, отчетливо слышался звонкий лай Маруськи! Да, с психами сражалась именно Маруська, чье визгливое тявканье он бы не спутал с лаем никакой другой собаки!
Балконы в нужную сторону не выходили, и Максим открыл половинку пластикового окна на кухне. Достал бинокль, навел его в сторону битвы и облегченно перевел дух. Психов добивали, но разбегаться те и не думали. Явно отвлеченные лаем Маруськи, они разрывались на два фронта, что получалось не очень хорошо. Выглядело дико, но Макс готов поспорить, что маленькая собачонка привлекала их гораздо больше, чем люди. И люди моментом воспользовались.
Из инкассаторской машины и автозака вывалило человек пять разномастно одетых мужиков, которые встали плотным строем и принялись расстреливать дезориентированную Маруськой нечисть. Били мужики скупыми, по три пафона – очередями, а пустые магазины забрасывали в автозак, откуда их возвращали снаряженными. Все ясно с мужиками – процесс у тех налажен, справятся без них и надо идти дальше. Но вот Маруська удивила в очередной раз. Что за загадочная собака? Появляется ниоткуда и в никуда уходит. А впрочем – в новом мире все загадочно. Ну, или почти все.
Они, не спеша отобедали тушенкой с печеньем, полили чаю, покурили и Макс, еще раз выглянул в окно на кухне. Битва на проспекте кончилась, и лежали одни трупы – они с таджиком слышали шум отъезжающих автомобилей еще минут десять назад. Вся, сохранившая боеспособность нечисть, наверняка рванула следом за автоколонной и непонятно с каких щелей повылезавшие медленные психи, ковырялись на месте сражения, выискивая останки человеческих тел.
Имеющие много хороших стволов и очень много к нему патронов ребята, применять свое оружие не стеснялись, боезапас не экономили и удаляющаяся стрельба еще доносилась. Максим с Сухробом подождали, дав возможность бравым воинам собрать на себя как можно больше тварей, и двинулись дальше, успешно используя прежнюю тактику. От дома к дома к дому, от квартала к кварталу и вот они уже рядом с улицей Парижской коммуны, от которой до моста через Двину – подать рукой. Максим для ночлега выбрал обособленно стоявшую пятиэтажку, заглянул, по привычке в угловой подъезд и почувствовал как сзади, в его ладонь ткнулось что-то мягкое. Маруська! Нашла, живая! Забыв об осторожности, друзья скинули рюкзаки и принялись гладить блудную подругу. Сухроб достал заветную бутылку, начислил ей законный глоток живчика и открыл банку рыбных консервов. Маруська поела, благодарно тявкнула в ответ и стремительно исчезла за углом дома, убежав по своим, никому неведомым делам. А на улице, тем временем – быстро темнело и пора озаботиться о ночлеге. Проверив, как обычно подъезд пятиэтажки бутылкой, ребята быстро в него забежали и захлопнули двери.
Максим привычно поднялся на последний этаж, осмотрел все три квартиры и, без колебаний зашел в угловую. Стандартная двухкомнатная брежневка, которую холодными зимними ветрами продувает насквозь, а летом прогревает солнце. Следов борьбы и крови не видно, мародерства тоже и он скинул рюкзак на широкий диван в комнате. Прошел, не задерживаясь на кухню, где порадовался наличию бытового кулера с полупустой десятилитровой бутылью воды. Кухня как кухня – набор продуктов не шикарен, но и не пустая. В стенном шкафу макароны, в холодильнике соленые грузди в банке, брусничное и малиновое варенье, полпалки копченой колбасы. Нормально – не каждый день икру жрать подумал Макс и, до него только сейчас дошло – что рядом нет привычного Сухроба.
В квартиру таджик не заходил, но абсолютно точно заходил в подъезд и Максим, взяв наизготовку Мосберг – осторожно пошел вниз по лестнице. Четвертый этаж, третий, второй – таджика нету. Максим резко шагнул на лестничную площадку между вторым и первым, прижав ружье к плечу с вытянутым указательным пальцем вдоль спусковой скобы.
Сухроб сидел на своем рюкзаке перед дверями в подвал, подперев щеки руками – и смотрел вниз, как будто тихо беседовал. Максим замер на месте, не зная что предпринять – поведение таджика казалось абсурдным.
Все пятиэтажки в районе имели обязательный подвал, входы в который располагались в каждом подъезде. Но подвал жильцами давно не использовался и проемы под лестницами закладывали кирпичом, или зашивали досками. Но тут, на кирпич и каменщика люди, очевидно – скидываться не пожелали, и вход закрывала безобразная железная решетка, сваренная со всякого хлама. Вот с этой решеткой Сухроб, сейчас тихо шептался. Максим немного постоял, пытаясь сообразить, что именно вообще происходит и не нашел ничего лучшего, как осветить весь угол светом электрического фонаря. Луч выхватил из темноты прижатое к прутьям безумное лицо мертвяка – зомби, которое от яркого света резко мигнуло обоими глазами сразу.
