Я вложил два пальца в рот и оглушительно свистнул. Да так, как не свистел, наверное, с рейдерских времён, привлекая к себе всеобщее внимание. Сейчас многие на трибунах затаили дыхание в ожидании развязки, крики и скандирование стихли, а потому свист мой прозвучал едва ли тише Иерихонских труб.

- Рамирес, взяли! – обернулся я к капитану, и мы вместе подхватили чудовищное оружие Гизберта.

- Лови! – крикнул я во всю мощь лёгких.

Это стало командой для Рамиреса. Напрягши все силы, какие только были, мы швырнули меч Гизберту. Тот полетел над ареной, вращаясь медленно, как будто время вокруг него застыло. Мне, по крайней мере, показалось именно так. Однако Гизберт среагировал на наш бросок с удивительной для одетого пускай и в лёгкие, но стальные доспехи человека, ловкостью. Как только стало видно, куда именно упадёт меч, к которому в недолгие секунды его весьма эффектного полёта были прикованы все взгляды, даже многочисленные враги Гизберта следили сейчас не за ним, а за его мечом, он ловко перекатился через плечо и подхватил его прежде, чем оружие упало на песок арены. И тут же нанёс первый удар.

- Я думаю, те, кто ставил один к тридцати на его победу, сейчас существенно повысили свои шансы на победу, - заявил Рамирес, едва увидев этот удар.

Капитан Рамирес был чертовски зол – и не видел никаких причин скрывать этого. Пускай он и не мог сказать мне ни слова поперёк, более того, вынужден был подчиняться, даже после того, что произошло на арене, однако же всем видом своим показывал мне куда бы послал и меня, и прелата Лафрамбуаза, от которого принял контракт. Он стоял лицом к иллюминатору, демонстративно не глядя ни на меня, ни на моющего в тазу руки судового врача.

- Поразительный организм, скажу я вам, - не переставал восхищаться Гизбертом врач. – Просто невероятный. Вы знаете, что раны на его теле – от калёного железа на лице, которым ему выжгли глаз, и от ампутированной выше локтя руки, свежие. Я бы дал им не более полугода. А протез… - Он шумно высморкался прямо в красноватую от крови, смытой с рук, воду. – Это нечто удивительное. Я просто не знаю, кто мог быть его изготовителем. Это не массовый продукт точно – некий кустарь-одиночка, но он просто гений. Других слов у меня нет.

- Ты вымыл уже руки? – окрысился на него капитан, обычно обращавшийся с врачом достаточно вежливо. – Так бери чёртов таз и выметайся из моей каюты!

Врач молча кивнул пару раз, и быстро вышел вместе с тазом.

- А теперь, Рейнар, расскажи-ка мне, - тут же насел на меня Рамирес, стоило только за доктором закрыться двери, - что это за чертовщина творилась на арене? Что там, мать твою, вообще происходило, а?!

- Ты точно так хочешь знать это? – не слишком вежливо, вопросом на вопрос ответил я.

- Бросай эти иудейские замашки, чёрт тебя побери, и рассказывай! Кто такой этот проклятый мечник, и кто ты такой?

Я не мог не признать, что капитан Рамирес имел право задавать подобные вопросы. То, что произошло на арене в самом финале схватки Гизберта с сотней наёмников, могло стать причиной и куда более неудобных вопросов. Особенно со стороны тех, кто понимал в иных вещах побольше Рамиреса.

Гизберт дрался и в самом деле как настоящий дьявол – и только теперь, получив от нас свой меч, он начал убивать по-настоящему жестоко. А главное, быстро и беспощадно. Мне никогда прежде не доводилось видеть, чтобы удары были столь сильны, что попавшего под них бедолагу подбрасывало в воздух на полфута. В тот день я увидел это. Обливающиеся кровью наёмники разлетались в разные стороны под ударами чудовищного меча. Враги нападали на него слаженными парами и тройками, пытались достать длинными выпадами алебард и копий, или наоборот, максимально сократить дистанцию, чтобы достать короткой булавой или тяжёлым топором. Но никто не преуспел.

Гизберт метался, словно чёрная молния среди врагов, казалось, он не остановился ни на мгновение, и ни на мгновение не остановился его жуткий меч. Каждым движением, каждым ударом он собирал кровавую дань. В разные стороны летели руки с зажатым оружием или разбитыми в щепу щитами, отсечённые в коленях ноги, головы – когда в шлемах, когда отдельно. Падали, падали и падали на багровый от пролитой крови песок арены наёмники. А среди них плясал ангелом смерти Гизберт, не знающий усталости, хотя казалось, ещё меньше минуты назад он тяжело дышал и был далеко не в лучшей форме.

- Как такое может быть, чёрт бы его побрал, - протянул Рамирес, как и все на трибунах, внимательно всматривающийся в схватку. – Это уже не бой, а избиение какое-то. У несчастных просто шансов нет против этого убийцы.

- Что ему эта сотня, - раздался за нашими спинами мрачный голос коменданта. – Он же в Страсбурге вырезал столько флагеллантов и прочих фанатиков, что улицы были трупами завалены.

Я знал, что произошло в том проклятом городе на самом деле, однако спорить сейчас не стал. Истина была куда страшнее слов коменданта, которому явно была известна лишь официальная версия тех событий, но к чему заявлять о ней здесь и сейчас? К тому же, я прислушивался больше к собственным ощущениям – и они мне совсем не нравились.

Гизберт вышел из небольшого алькова, который прежде занимал я, уже на второй день после нашего спешного отбытия из тюремной гавани. Он был замотан в бинты, прямо как египетская мумия, что только придавало ему особенно жуткий вид. Но сам факт, что он сумел не просто подняться на ноги, а достаточно свободно выйти из выделенного ему помещения, говорил о многом.

- Где я? – прохрипел мечник.

Видно было, что просто оставаться на ногах ему уже стоило больших усилий, но он не сдавался. И несильная, но всё-таки ощутимая качка лишь заставила его схватиться рукой за ближайшую переборку.

- На борту галеона «Espirito Santo», - поведал ему я, - в капитанском салоне, как сам капитан называет это место. Если интересно, куда идёт этот корабль, то он самым спешным ходом, какой только возможен, движется к берегам Италии.

- Зачем? – голос Гизберта уже более походил на разумную речь, нежели на животный рык, но всё равно отголоски его были слишком хорошо слышны. – Зачем я нужен тебе?

- Этот вопрос, с твоего разрешения, мы обсудим, когда ты достаточно придёшь в себя…

- Я уже, - перебил меня Гизберт, не без труда преодолев расстояние от алькова до стола, за которым сидел я. – Уже в норме. Почти. Говори, что тебе надо от меня?

- Ты человек дела, как я погляжу, - сказал я. – Что ж, раз так, то и вправду, не стоит затягивать. Ты нужен мне, твои таланты и твоя невероятная сила.

- И что мне с того? – глянул мне прямо в глаза мечник.

- Не ври ни мне, ни себе, Гизберт, - вернул ему прямой взгляд я. – Я отлично знаю, чем ты занимаешься, и почему оказался в Страсбурге в самый разгар безумия. Ты охотишься на самых опасных чумных тварей – тиранов, и я хочу предложить тебе такую охоту.

Он долго вглядывался в меня своим единственным глазом, а после вдруг откинулся на стуле, приняв совершенно отстранённый вид.

- А кормить меня будут в дороге? – спросил он самым беспечным голосом, какой только смог сымитировать.

В руку и в грудь мне, ровно в тех местах, где тела коснулась раскалённая сталь, словно вонзились иглы. И, конечно же, тоже раскалённые добела. Это было ответом на преображение Гизберта.

То, что творилось на арене, казалось невозможным, однако я точно знал, что это означает на самом деле. Гизберта захватывал тёмных дух, демон, обитающий в нём и в его жутком оружии. Тот самый, что позволил ему уничтожить охранника безумного прелата Монтгиза в Страсбурге, а после одолеть и его самого. Доспехи на Гизберте меняли форму, превращаясь в совсем уж нереальные, состоящие, казалось, из одних только углов и шипов. Теперь и ими он ранил и калечил всё ещё атакующих его – неизвестно, правда, на что надеющихся – наёмников. Шлем превратился в пародию на собачью морду – не устаревший уже хундсгугель,[33] а именно настоящую морду оскалившего чёрные зубы пса с горящими, словно алые угли, глазами – щелями забрала.