- Я бы вам посоветовала приготовить речь о спиритическом вопросе, - неожиданно произнесла графиня, как будто в самый последний момент вспомнила о важнейшей вещи. – Вы расскажете то, что рассказывали мне с глазу на глаз, целому собранию моих гостей. Я для того и позвала вас.

И она вышла, как ни в чем не бывало. Вот вам вся графиня Шувалова, Анна Николаевна – вынь ей да положь.

Жене осталось только схватиться за голову; она села, сжав в пальцах свои переплетенные жемчугом локоны, но спустя мгновение отдернула руки, вспомнив, что нельзя портить прическу.

“Черт бы тебя побрал!”

Оратор из нее был… неважный.

Нет, излагать свои мысли на бумаге Женя умела прекрасно. Она признавала это перед самой собою без ложной скромности. Но говорить – делать доклад! Перед знатью! О важнейшем духовном вопросе современности!

“Графиня, должно быть, полагает, что если я прекрасно пишу, я так же прекрасно рассказываю экспромтом, - мрачно подумала Женя. – И чем я подкреплю свое выступление? Неужели вытащу мои личные письма перед незнакомыми важными господами, перед мужчинами? У нее нет стыда, ей это все равно! Неужели непонятно, что серьезную речь о спиритизме нужно готовить еще тщательнее, чем адвокату выступление в суде!..”

Но Анну Николаевну не интересовали ее затруднения.

Женя схватила со столика свою замусоленную тетрадь и, сжав губы, крупным шагом вышла в коридор. Она остановилась, оглядываясь.

Почти сразу к ней подошел лакей по имени Стефан.

- Вам помочь, мадам?

- Да, - резко ответила она. – Проводите меня в библиотеку, Анна Николаевна дала дозволение! И принесите мне бумагу и перо!

Прошло полчаса – тишина в доме была, как в могиле; к услугам Жени была вся графская библиотека, плюшевые кресла и полное одиночество. Она потребовала, чтобы ей принесли кофе покрепче: для прояснения рассудка.

Но все это было напрасно.

Часы тикали и тикали, и чем меньше времени оставалось до бала, тем меньше связных мыслей оставалось в голове у Жени. Что поделаешь, она была не публичный человек. При одной мысли о том, какому собранию ее скоро представят, у нее холодели руки и опускался желудок.

Женя до половины наполнила корзину для бумаг черновиками своего доклада, а толку было ничуть. Она представила себе, с какими лицами слуги графини будут завтра выбрасывать этот мусор – и не прикажет ли Анна Николаевна, для своего увеселения, оставить его ей? Эта женщина не гнушалась ничем, решительно ничем…

Потом Женя услышала шаги, смех и голоса. Кто-то командовал лакеями, обменивался приветствиями. Началось! Все, времени уже нет!

“Скажу ей, что ничего не вышло! И не буду я выставлять себя на позор и на посмешище всем этим графьям! Пусть удавится!”

Женя встала с дивана и оправила платье и прическу. Она стала ждать прихода графини. Два чувства сверкали на ее лице: вызов и обреченность.

Графиня не пришла – вместо нее явился Стефан.

- Ее сиятельство просят вас пожаловать в бальный зал.

Женя царственно кивнула.

- Иду.

Женя улыбалась – как Василий Морозов улыбался ей, прощаясь с нею навек; как улыбается полководец перед последним боем. Она взяла под мышку свою тетрадь и покинула библиотеку, следуя за Стефаном.

Она ожидала, что ее проведут в столовую, по Жениным представлениям, не уступавшую размерами бальному залу; но она ошибалась. Ее провели в настоящий бальный зал – величиною с хорошую квартиру, с бархатными портьерами, с золотом и лепниной. С музыкой, звуки которой донеслись до Жени из-за дверей, уже подчиняя ее своему ритму, сердечному ритму этого дома. С лакеями, разносящими на подносах шампанское. С нарядными дамами и господами во фраках и белых перчатках, увидеть которых Женя была совершенно не готова.

К ошеломленной дебютантке, на которую обратились все взоры, подошла улыбающаяся хозяйка, в ослепительном розовом туалете.

- Дамы и господа, с наслаждением представляю вам мою почетную гостью - Евгению Романовну Морозову, новую звезду нашего литературного небосклона, виновницу сегодняшнего торжества! – воскликнула графиня и зааплодировала.

И Жене зааплодировали все.

Она, не зная, что сделать еще, присела в реверансе, низко склонив голову. Несомненно, Анна Николаевна точно рассчитала этот шаг! Она нарочно позвала Женю последней, чтобы представить ее публике, будто артистку!

Графиня очутилась рядом и взяла Женю под свободную руку.

- Дайте, дайте сюда, - вполголоса проговорила она и избавила Женю от романа, который та не знала, куда деть – потрепанная ученическая тетрадка совсем не сочеталась с ее туалетом и со всей обстановкой.

Женя попыталась проследить взглядом судьбу своего романа, но тот уже исчез – поди теперь догадайся, которому из своих слуг графиня отдала его и как тот им распорядится.

А Анна Николаевна, между тем, повела ее по залу, представляя ей своих высокопоставленных гостей. “Князь такой-то”, “генерал такой-то” - у Жени от страха и расстройства словно уши заложило, а глазам вместо лиц представлялись какие-то блины над белыми манишками, хотя она была в очках и видела не хуже окружающих.

Господа кланялись ей, дамы кивали, а несколько женщин даже протянули руку. Женя пожимала белые перчатки с приклеенной улыбкой. Она знала, что выглядит сейчас глупо. Как, должно быть, над ней потом будут смеяться! Да вот, они уже смеются!

Взрыв смеха в дальнем конце зала заставил ее вздрогнуть.

Она уже стояла одна, в красном платье – единственная женщина в красном платье на весь зал! – чувствуя себя опозоренной и совершенно несчастной. Женя заметила, что играют вальс, а несколько пар посреди зала танцуют. Остальные, и господа, и дамы, стояли в стороне и что-то с улыбками и смехом обсуждали. Целью этого вечера были явно не танцы, и не чтение – а что? Она, Женя? Кого Анна Николаевна хочет из нее сделать?..

- Мадам?

Женя обернулась, поспешно попытавшись придать выражению своего лица естественность и любезность.

- Вы танцуете?

Строгий и красивый господин лет сорока пяти, с черными усиками, поклонился ей, делая шаг в ее сторону. Он протягивал руку в перчатке с недвусмысленным намерением взять Женю за талию.

Она шагнула к этому господину, неловко опустив руку ему на плечо. В следующий миг ее уже закружили, неумолимо выводя в центр зала, под обстрел взглядов благороднейшей публики. Женя попыталась вспомнить, кто ее кавалер – конечно, его уже представляли ей, иначе он представился бы сам. Еще она пыталась понять, что ему от нее нужно; и при всем при этом ей приходилось следить за ногами, потому что она уже сто лет как не танцевала.

- Евгения Романовна, верно ли я слышал, что вы – ведущий голос спиритического движения в нашем городе? – спросил вдруг ее кавалер, не переставая умело кружить Женю по залу. Он учтиво улыбался. – И все ваши произведения посвящены спиритизму?

- Простите, сударь… не имею чести…

От растерянности Женя чуть не наступила этому незнакомому господину на ногу, но он вовремя предупредил ее неловкое движение.

- Простите, я не расслышала вашего имени! – заявила Женя, горя, как маков цвет. Она со стыдом и вызовом взглянула в черные глаза своего кавалера, а тот только рассмеялся: зубы у него были великолепные.

- Князь Завадский, - представился он.

Женя чуть вторично не наступила ему на ногу. Вся красная, рассмеялась, когда князь поддержал ее.

- Признаться, первый раз в жизни вальсирую с князем!

- А я, признаться, первый раз в жизни вальсирую с женщиной-литератором, которая является еще и спиритом!

Оба дружно рассмеялись; но этой фразой князь Завадский окончательно сбил Женю с ритма, хотя сам продолжал двигаться в танце, как ни в чем ни бывало – однако Женя остановилась. Учтивый кавалер остановился тоже; взяв Женю под руку, он отвел ее в сторону.

То ли лакей, то ли сам князь подставил ей стул, и Женя села. Ей хотелось провалиться сквозь землю.

Князь Завадский сел рядом.