Василий Морозов раздвоился – вернее, от разгневанного молодого человека, стоявшего за столом, отделился белый его двойник. Это происходило постепенно. Серафиме Афанасьевне, смотревшей на Василия вытаращив глаза, представилось, будто вначале изо рта и откуда-то из-за ворота одежды редактора выплыли плотные белые облачка… или выползли, как белая кисея. Из них сформировалось лицо, потом стали выступать шея и плечи…

Медиум сел на стул. Не будь под ним стула, Василий свалился бы под стол в обмороке, не только от крайнего удивления из-за того, что он творил, но и от истощения.

- Господи, господи ты мой, - прошептала Серафима Афанасьевна.

Она подняла руку и осенила себя крестным знамением. Кто-то в коридоре тихонько простонал от ужаса. И было отчего.

Фантом достиг роста медиума, а потом превзошел его ростом, вознесшись головою чуть не под самый потолок. Теперь он обрел натуральные цвета – это был Василий Морозов, только выше его на аршин*. Он сделал шаг к Серафиме Афанасьевне.

Женщина закрыла глаза и обмякла в кресле. Это положение могло бы быть почти комичным, если бы не было так страшно – напротив нее, без чувств, точно так же свесился со стула медиум.*

Ни он, ни его посетительница не увидели вспышки, ярко осветившей комнату.

***

Фотографический аппарат Григория Менделя, с которым он неустанно подкарауливал свою жертву, сегодня оказался при нем, к его полному торжеству. Но более одной фотографии сделать не удалось. Фантом, произведенный Василием, не вынес света* и разрушился почти мгновенно. Он распался, как сахарная башня или гипсовая статуя: ввалился нос, лоб, потом он переломился посредине и обвалился на пол.

А потом словно растаял.

Василий Морозов еще несколько мгновений был в том же, казалось, полумертвом состоянии, потом одна рука его шевельнулась. Он открыл полные недоумения глаза и приподнялся.

- Что случилось?

Серафима Афанасьевна все так же лежала напротив него в кресле.

- Мадам!..

Василий хотел встать, но колени задрожали. Он чувствовал себя так, точно получил сотрясение всего организма.

И тут Серафима Афанасьевна очнулась. Она вскрикнула и вжалась в кресло при виде Василия, который сделал к ней движение.

- Не подходите!..

- Послушайте, - начал Василий, не зная, что может ей сказать. Его бы кто успокоил сейчас! Медиум перевел взгляд на дверь и увидел несколько потрясенных физиономий. Менделя среди них уже не было.

- Василий Исаевич! – воскликнул второй редактор, когда Василий встретился с ним взглядом. – Это поразительно! Как вы это сделали?

- Василий Исаевич медиум, - благоговейно сказал кто-то третий среди общего молчания. – Господа, это же исторический момент!

Говоривший протиснулся в дверь – остальные не решались двинуться ни вперед, ни назад, боясь приблизиться к Василию и одновременно боясь потерять его из виду.

- Милостивый государь, вы наш российский Юм*, наше национальное достояние! Как же вы это скрывали? – произнес в восторге этот смельчак - средних лет толстячок, как только что выяснилось, спирит. – Почему вы не устраиваете сеансов? Кому, как не вам, это делать!

Василий посмотрел на своего почитателя так, точно ему нанесли кровное оскорбление.

- Я не верю в спиритизм, - глухо сказал он. – Оставьте меня в покое!

Он вдруг с коротким стоном уронил голову на руку – почувствовал, видно, что уж теперь-то его не оставят в покое. Из частного лица он превратился в ходячее чудо.

- Василий Исаевич, но это же просто безумие, - сказал растерянный и огорченный спирит.

Темноволосая голова, лежавшая на локте, не шевельнулась.

- Сударь, вам бы пойти к доктору, - крикнул кто-то снаружи. Этот человек не очень хорошо рассмотрел, из-за чего вся шумиха, и понял только, что что-то неладно с редактором.

- Доктора Василию Исаевичу! Проводите его, кто-нибудь! – подхватил второй редактор. – Я сам, господа!

Он решительно протиснулся в кабинет, раздвинув остальных. Впрочем, теперь уже любопытствующие, осаждавшие дверь, подались назад, поняв, что сеанс окончен.

- Василий Исаевич, вставайте, голубчик, - редактор бережно поднял своего коллегу под локоть. – Вам нужно временное освобождение от работы! Медицинское свидетельство о болезни! Вы же совсем плохи!

Спирит, все еще остававшийся в кабинете, поддержал Василия с другой стороны. Василий не сопротивлялся – он был бледен, его пошатывало, и он невольно опирался на сочувствующих сотрудников. О Серафиме Афанасьевне, все еще находившейся в кабинете, все забыли. Она и сама не помнила, где находится – только в ужасе, растеряв все мысли, отошла в угол и безмолвно следила за сменой событий.

На пороге Василий Морозов вдруг сердито высвободился, точно очнувшись.

- Господа, ничего не нужно! Я вполне здоров!

- Нет, нет, вам нужно к доктору, - сказал теперь спирит. Ему явно не хотелось расставаться со своим чудотворцем. – Я сам вас провожу! Господа, не беспокойтесь, я позабочусь о Василии Исаевиче!

Бедный Василий произнес про себя проклятие. Но сопротивляться сейчас не было никакой возможности. Он знал, что буря разразилась – и что он против нее не выстоит. Он был только маленький человек, которого избрали своим орудием грозные силы.

И он был действительно великий человек. Один из тысяч, удостоенных этого звания, и один из тысяч достойный его.

Серафима Афанасьевна тихонько вышла следом за толпой, увязавшейся за Василием. Впрочем, довольно скоро толпа рассеялась по кабинетам; но гудение голосов не смолкало. Этот случай будет у всех на устах еще очень, очень долгое время. Быть может, эта история переживет самого медиума.

***

“Юм или не Юм? Вот в чем вопрос!

В редакции издательства “Пегас” в два часа дня восьмого числа сего месяца произошел необыкновенный случай. Служащие издательства, все как один, наблюдали явление, противоречащее всем законам природы!

Редактор издательства В.И.Морозов во время разговора с посетительницей самопроизвольно устроил для своих сослуживцев спиритический сеанс, подобно какому-нибудь английскому Юму. Очевидцы утверждают, что Морозов обмяк на стуле, будто в обмороке, и от него отделилось словно бы белое облако, из которого и сформировался его телесный двойник. Он с угрожающим видом подступил к даме, с которой редактор только что беседовал о литературной карьере ее дочери, отчего сия дама также впала в бесчувствие. Как зловеще, господа!

Фантом был сфотографирован мною в таком виде, в каком представился всем свидетелям этого загадочного события. Свет, произведенный фотографическим аппаратом, воздействовал на фантом самым пагубным образом: он тут же растаял, подобно туману. Что же это было?

Тот вопрос, который каждый из достопочтенных читателей задает себе в эту минуту, я задаю себе сам. Не связан ли сей необыкновенный случай с дамой, находившейся около господина Морозова в тот час – а может, с ее юной дочерью, делающей первые робкие шаги на литературном поприще?

Вы во власти нетерпения, господа! Но вашему покорному слуге удалось узнать имя дочери: это некто Евгения Прозорова, девица, связанная с господином Морозовым узами дружбы и взявшая себе псевдоним “Аврора”. Вот она, таинственная муза! Вот страстный дух, вдохновивший нашего отечественного Юма! Торжествуйте, господа, нам открылась новая истина!

“Нет, нет, довольно с нас лжецов! Довольно дешевых фокусов!” - в негодовании воскликнете вы. Преклоняюсь перед проницательностью и здравостью суждения моих читателей. Невольный свидетель в высшей степени таинственного явления, я и сам в сомнениях: не есть ли это новый обман?

И какие отношения в действительности связывают юную писательницу Аврору с редактором “Пегаса”?

Оставайтесь же со мною в этом расследовании, а я остаюсь с вами. Вместе мы добьемся истины.

Г. Светоч”.

Ниже помещался крупный снимок фантома, справа от которого был виден лежащий в обмороке Василий Морозов. Серафима Афанасьевна в кадр не попала.