Нелли Георгиевна сама открыла гостям.

Она несколько мгновений стояла, с удивлением глядя на подругу детства, а потом ясно улыбнулась, как милостивая королева. Нелли Георгиевна была королева-мать – светловолосая и стройная, несмотря на четверых детей, а манера царственная, Сашина. Если бы Сашина судьба сложилась счастливо.

- Сима, как я рада тебя видеть!

Нелли Георгиевна заключила госпожу Прозорову в объятия. Гораздо более сдержанно, чем можно было ожидать.

- Проходите!

Женя гадала про себя, как много Нелли Георгиевна знает о семейной жизни своей дочери.

- Нелли Георгиевна, дома ли Саша? – рискнула она подать голос.

- Дома, Женя, сейчас позову, - бодро откликнулась хозяйка через плечо, ведя гостей за собой.

- Пожалуйте мыть руки, потом проходите в гостиную! – сказала госпожа Виргинская, проведя Женю с матерью в ванную комнату. – Какая приятная неожиданность!

“Нет, она не Саша, - подумала про себя Женя. – Та всегда была весомей, не рассыпалась в восклицаниях, как эта. И Нелли Георгиевна точно ничего не знает. Господи, как же так можно?”

Они с матерью вымыли руки, потом прошли в пустую холодную гостиную. Сели на диван, чувствуя себя чужими.

“Зря я это, ох как зря”, - думала Женя.

Вскоре Нелли Георгиевна привела к ним Сашу, и все остальное вылетело у Жени из головы. Она жадно смотрела на Сашу, ища признаки какого-нибудь нового несчастья.

Саша была спокойна - может быть, бледнее обычного, но почти такая же, как всегда. Она была в домашнем голубом капоте, волосы ее были заплетены в толстую косу и перекинуты через плечо. Прекрасная, вполне удовлетворенная судьбой женщина. Как сытая пчела.

- Здравствуйте, Серафима Афанасьевна.

- Здравствуй, Саша, - сказала госпожа Прозорова – несколько тревожно. С беременными женщинами почти все интеллигентные люди обращались, словно с ручными гранатами, боясь лишний раз тронуть. Но был ли таким интеллигентным человеком Ираклий Зыков?

- Здравствуй, Женечка.

Саша пожала ей руку и улыбнулась. Рука ее была тепла, на щеках играл румянец. Женя неожиданно почувствовала горькое разочарование. Она-то думала, что тут Сашу чуть ли не убивают.

- Где Ираклий? – спросила Женя.

Саша взглянула на нее с улыбкой, потом опустила глаза. И скосила их в сторону матери. Затем кивнула Жене на дверь.

Серафима Афанасьевна и Нелли Георгиевна уже гудели, понизив голос, о чем-то своем. Две бывшие благородные девицы. Женя улыбнулась этой картине и повиновалась знаку Саши, осторожно манившей ее за дверь.

- Ну, что? – шепнула она подруге, когда они оказались наедине.

В доме было тихо. Громко тикали ходики где-то в другой комнате. Мужчин-хозяев в этот час не было, и Ираклия, очевидно, тоже.

- Что?.. Ох, Женька, какая жалость, что ты этого не видела, - торжествующим шепотом сказала вдруг Саша, стиснув руку подруги горячей сильной рукой. – Приехал Валя, как раз тогда, когда меня не было, и устроил взбучку моему Ираклию.

- Валя?.. – переспросила растерянная Женя.

- Валериан. Братец мой, - с нежностью пояснила Саша. Она сладко зажмурилась. – Господи-и, от Ираклия только пух и перья летели…

- Но как он узнал? – изумилась Женя, глядя на эту жену, упивающуюся посрамлением мужа.

- Да никак. Просто бог его послал, - сказала Саша, теперь злая и серьезная. – Они столкнулись случайно, Евгения, за домом. Я тут и выложила все Валериану. Раньше, как мы с мужем цапались, мне противно было обо всем доносить, а теперь не выдержала.

Она улыбнулась.

- Ох, правильно сделала! Валя его чуть не разорвал.

- Он его побил? – спросила Женя, не зная, ужасаться или восхищаться.

Саша радостно кивнула.

- При мне только дважды дал по морде, - сказала она. – А потом велел мне уйти, чтобы не глядеть.

Она сцепила руки на округлившемся животе. Женя в этот миг ужасно завидовала Саше, у которой было столько сильных и понимающих заступников.

- Ну и как теперь? – спросила она.

Саша засмеялась, сверкнув глазами.

- Теперь ведет себя тихохонько, - сказала она. – Заговорить со мной боится, не то что пальцем тронуть. Пусть знает наших.

- Развода требовать не будешь? – совсем тихо спросила Женя.

Саша мотнула головой.

- Пока Ираклий хорошо себя ведет, ни к чему, - спокойно сказала она. - Он мне муж, ребенку отец, деньги нам дает, вот и ладно. А взбрыкнет – я его снова успокою.

Женю покоробила эта уверенная речь. Саша говорила совсем как жадная мужичка, мещанка “без понятия”, без всякой тонкости. Как будто ей были совершенно безразличны чувства мужа.

Может быть, несчастливый брак просто обнажил ее натуру?

- Саша, а тебе Ираклия не жалко? – спросила она.

Саша посмотрела на нее изумленно и сердито.

- С какой стати я должна его жалеть?

- Он ведь тоже человек, - сказала Женя.

И тут Саша наклонилась к ней и горячо и брезгливо прошептала на ухо, обхватив ее ладонью за шею:

- Ты не жила с ним, не знаешь. И запросов его не знаешь, всего этого скотства.

Женя отстранилась, удивленно и сочувственно глядя в глаза Саше. Она получила в этих глазах ответ, о каких “запросах” и “скотстве” шла речь, и тут же у нее самой прошла всякая жалость к Сашиному мужу.

Женщине жить с нелюбимым и грубым человеком – хуже быть не может.

- Саша, а как тебе кажется… - начала Женя, решив перевести разговор на другое. И тут из гостиной раздался голос матери.

- Евгения, иди сюда!

Женя посмотрела на Сашу. Ничего хорошего такой тон не предвещал.

Она вошла в гостиную и поняла, что ее худшие опасения оправдались.

- Евгения, что это мне рассказали про какую-то Аврору? – произнесла Серафима Афанасьевна, глядя на нее в упор своими застекленными глазами. – Нелли сейчас сказала мне, что ты появлялась в издательстве, где служит ее знакомый. Как ты посмела это сделать?

***

Женя почувствовала за спиной присутствие Саши. Та вошла и остановилась, прислонившись к косяку, молча сочувствуя ей.

“Ах, хоть бы ты ушла! Как я буду при тебе ругаться с матерью!..”

- Что значит – как посмела? – переспросила Женя, стараясь не отводить глаз от сердитого материнского лица. – Что в этом предосудительного?

- Как – что предосудительного!

Серафима Афанасьевна резко встала. Обеими руками пригладила волосы, высоко поднятые от ушей.

- Ты моя дочь, Прозорова! Ты девица! - негодующе сказала она. – И ты пишешь… какие-то неприличные истории, один бог знает где их черпаешь - в своей праздной испорченной голове!..

- Сима, - начала встревоженно Нелли Георгиевна. Госпожа Прозорова махнула на нее рукой.

- Помолчи, Неля!

- Кто тебе сказал, что я пишу неприличные истории? – спросила Женя.

Ей было жутко, немного стыдно и вместе с этим забавно слушать мать – Женя уже давно перестала стыдиться своего писания.

- Да вот… Нелли сказала, - Серафима Афанасьевна кивнула на хозяйку. Она вдруг остановилась и прикрыла глаза.

Серафима Афанасьевна покраснела; она собиралась с силами, чтобы докончить.

- Ей Филипп Андреевич сказал, что к ним поступила… игривая история. Эротический рассказ, сочинение госпожи Прозоровой, пишущей под псевдонимом “Аврора”, - Серафима Афанасьевна мучительно, с придыханиями выговорила эти слова.

Женя продолжала прямо смотреть матери в лицо. Писатель не может стыдиться себя, какого бы пола, семейного положения и возраста он ни был.

- Мама, я не писала ничего неприличного, - ровным голосом сказала она.

Нет, не писала! Женя уже давно оправдала про себя каждую свою строчку. Пусть даже… некоторые ханжи и сочли бы ее за такое сочинение бесстыжей.

Этим ответом было что-то переломлено.

Серафима Афанасьевна – с красными пятнами на щеках, со вздрагивающими строгими губами – несколько мгновений смотрела в глаза дочери. Потом сделала к ней несколько легких шагов и дважды ударила Женю по лицу.

Тыльной стороной ладони, легко, по каждой щеке – так что даже больно не было, только горячо. Женя ощутила запах материнских духов, пронесшийся мимо ее носа.