Мерит-Хатхор была слишком сильна, чтобы всю жизнь оставаться тенью. И сейчас Ка-Нейт, принимая ее неустанные заботы, порою чувствовала сильную неприязнь к столь любимой ею женщине. И тут же корила себя за это.

Мерит-Хатхор видела, как тяжело госпожа переносит свое испытание, и говорила:

- Я – плечо, подпирающее тебя, госпожа. Ты – сердце этого дома, и ты должна беречь себя. Скоро ты поправишься.

Ка-Нейт грустно улыбалась и благодарила.

- Надеюсь, Мерит-Хатхор.

Но обе знали, что эта перемена – навсегда.

Несмотря на свою беспомощность, Ка-Нейт ярче, чем раньше, чувствовала справедливость слов Мерит-Хатхор. Она была сердцем этого дома, и она была сердцем своего супруга. Великий ясновидец словно еще сильнее полюбил ее, когда она заболела… болезнь не омрачила ее красоты и душевной прелести, и сейчас, слабая, она была ему так дорога, что он готов был отдать весь мир за одну ее улыбку.

Ка-Нейт пугало это. Она знала, что не заслуживает такой любви – никто в мире не может стоить такого поклонения, кроме божественного фараона.

- В мире много других людей, - говорила она мужу. – Я не одна, господин… Даже если… если мы разлучимся… ты сможешь жить и быть счастливым…

- Никогда! – гневно перебил ее муж. – Как ты смеешь так говорить! Как смеешь смиряться!

- Мы должны смиряться перед богами – ты сам говорил, Неб-Амон, - ответила Ка-Нейт.

Он прижал ее к себе и стал целовать ее волосы, лоб, щеки. Этот сильный и деятельный человек, хотя вся жизнь его основывалась на поклонении, не мог склониться сам, когда жизнь требовала. Нет, Неб-Амон знал, что будет бороться до конца, он вдохнет в жену свою жизнь, если ей недостанет собственной силы…

Он приглашал к ней лучших врачей, каких мог найти – но ни один из них не сказал больше того, что Уну; ни один не предложил никакого способа исцеления.

Он устраивал для нее такие пышные молебствия, что Ка-Нейт пришла бы в ужас, если бы видела это; если бы слышала рев и видела потоки крови десятков жертвенных быков, льющиеся на алтарях во имя ее спасения. Конечно, Неб-Амон даже не упоминал об этом ей – но ему и в голову не приходило, что он может стать слабым и смиренным, подобно женщине, и отказаться от борьбы за Ка-Нейт. Всеми средствами.

Он даже думал о человеческих жертвоприношениях.

Когда-то это совершалось в Та Кемет – и он готов был возродить кровавое поклонение свирепому Сетху*, у верховного жреца хватило бы сил и средств, чтобы совершать такие дела и скрывать их.

Но до этого не дошло.

Вскоре Ка-Нейт встала на ноги и вернулась к прежней жизни – стала хозяйкой дома. Мерит-Хатхор, однако, по-прежнему выполняла значительную часть обязанностей, взятых на себя во время болезни госпожи; между ними установилось молчаливое соглашение об этом… женщины прекрасно понимали друг друга.

Ка-Нейт было больно и обидно, но она была слишком благородна, чтобы говорить наперснице что-нибудь, кроме слов благодарности.

***

Тамит совсем недавно решилась начать посещать храм Амона – опасалась людской памяти и злобы… Действительно, иногда она замечала неприязненные взгляды и слышала шепот, даже оскорбительные слова – но это было вовсе не так часто, как Тамит ожидала, и не повторялось ни покушений, ни выпадов против нее и сына. Людская память коротка – гораздо короче, чем хотелось бы приговорившим ее жрецам.

Память о ее муже и его преступлении изгладилась – с тех пор появилось бесчисленное множество других преступников, и наверняка не менее страшных: при таком устройстве жизни, как в Та Кемет, и не могло быть иначе. Поэтому на красивую женщину с сыном в сопровождении стражника только иногда косились. Она была только песчинкой в этом городе.

Тем более, что этот стражник – заступавший на пост около нее раз в две недели, а то и реже – жалел ее и никогда сильно не стеснял, даже держался чуть позади, чтобы ей не было слишком стыдно. Хитроумные слуги Амона никогда не назначали ей постоянной стражи – чтобы между нею и ее охранниками не возникло привязанности и воины не нарушили свой долг. Но сердце сильнее ума, и Тамит запоминали… и сочувствовали…

Вот и сегодня она чувствовала себя в храме почти как свободный человек. Во дворе была большая толпа, и Тамит легко было слиться с этими людьми и слушать, что они говорят. Ее стражник не препятствовал.

- Сегодня великий ясновидец прислал десять быков – белых быков с вызолоченными рогами, - услышала женщина отчетливый мужской голос. Она затаила дыхание, вслушиваясь.

- Я видел сам, как их принимал храмовый раб, - сказал богато одетый господин другому богато одетому господину. Его собеседник печально кивнул.

- Госпожа Ка-Нейт?

- Да, она. Да помилуют ее боги. Самая красивая и милосердная женщина в Уасете – ее все любят, а бедняки боготворят… Она осчастливила всех, кто знает ее…

- Пойдем, - сказал его собеседник, кладя другу руку на плечо. – Помолимся, и не забудем ее – великий ясновидец сам готов заболеть от горя.

Господа ушли. Тамит стояла как столб, открыв рот и глядя им вслед, не замечая, что ее толкают, и даже не чувствуя, как мальчик вцепился ей в руку.

- Эй, шевелись!

У ее стражника кончилось терпение, и он пробрался к ней сквозь толпу.

- Пойдем, - сказал мужчина. – Что такое ты услышала, что стоишь и не двигаешься?

- Ничего, - изобразив улыбку, ответила Тамит. – Идем. Идем, Хепри.

Мальчишку пришлось дернуть за руку – так внимательно он слушал, что говорит мать, и так внимательно наблюдал за нею.

- Госпожа Ка-Нейт больна непонятной болезнью – это всем известно, - неожиданно заговорил воин, когда они покинули храм. – Великий пророк Амона каждодневно молится за нее и приносит большие жертвы. Дай ей боги поправиться.

- Ты любишь ее? – спросила Тамит.

- Да, - ответил мужчина, и тут же поперхнулся, осознав двусмысленность этих слов. – Все любят ее, - сказал он, отвернувшись. – Должно быть, это враждебные Амону демоны одолели ее – они всегда поражают любимцев бога.

Он не видел, что Тамит улыбается.

На душе было удивительно хорошо - так, точно она уже попала к богам… Значит, есть на свете справедливость…

Неужели в самом деле есть – неужели Ка-Нейт действительно больна и ей ничего не помогает?

Тамит хотела бы сидеть у ее ложа – глядеть ей в глаза и наслаждаться ее страхом. Пусть почувствует, как это – быть приговоренной к смерти в двадцать семь лет… Жаль, что Ка-Нейт не почувствовала, что значит быть приговоренной к смерти в девятнадцать, как Хепри – тот, кого не называют…

На глазах у женщины выступили слезы. Она утерла их, но стражник заметил это движение и след черной краски, оставшийся на ее виске.

- Тебе жалко ее? – хмуро спросил воин.

Тамит кивнула.

- Да, Миу…

Стражник недовольно пошевелился при звуке своего имени в устах заключенной, но не возразил. Тамит чуть не посмеялась – его звали просто “кот”. Вот уж кто на кота совсем не похож, так это этот суровый мужчина.

- Бедная госпожа Ка-Нейт, - задумчиво сказала Тамит. – Как бы я хотела, чтобы она поправилась. Она всегда была так добра ко мне…

- Госпожа Ка-Нейт? – вдруг звонко спросил ее сын.

- Тише, - испугалась Тамит. А ну как вздумает расспрашивать? Но Хепри уже понимал, что такое нельзя - и кого можно спрашивать, а кого нельзя.

- Как жаль, что у моего маленького сына нет товарищей, - пожаловалась Тамит, совершенно искренне. – Его-то не за что держать в тюрьме!

- Да, не за что, - отозвался стражник. – Но это не мне решать.

Он остановился, пропуская мать с сыном через калитку.

- Я поговорю с твоими надзирателями – там, в храме, - вдруг сказал Миу. – Может быть, твоего ребенка и разрешат выпускать, ведь он ни в чем не виноват.

- Я тоже не виновата, - со слезами в голосе сказала Тамит.

Стражник отвернулся.

- Этого я не могу знать, - пробурчал он. Но Тамит чувствовала, что он уже полностью верит в ее невиновность и только служебный долг мешает ему это сказать.