- Я должна поговорить с отцом сию минуту, - прошептала сама себе Иоана. – Ничего, что он болен: пусть скажет, что знает, - или я до утра разорвусь между ними двоими! Я должна сделать выбор именно сейчас!

Иоана вошла; она ощутила запах каких-то восточных трав, как будто бы камфары, и подумала, что Андраши мог принести их с собою… Неужто знал, что боярин лежит в жару? До чего он заботлив: пусть и по расчету!

Потом Иоана увидела огонек в углу и рассмотрела большую, когда-то могучую фигуру, сидевшую на постели. Она едва удержалась, чтобы не броситься к отцу и не уткнуться ему головой в колени, моля о совете и защите; но как потревожить больного!

Однако Раду Кришан, подняв седую голову, подозвал ее сам.

- Поди сюда, дочка!

Иоана подошла и опустилась перед ним на коврик: это был семиградский коврик, отличная подделка под славную на весь мир турецкую работу. Не удержавшись, Иоана уткнулась больному головой в колени, на которые было небрежно наброшено шерстяное одеяло; она ощутила человеческое тепло, но не было того обжигающего жара, что так напугал весь дом позавчера. Раду Кришан шел на поправку!

Большая короткопалая рука погладила ее по волосам.

- Вот так, - прошептал Раду Кришан. – Больной утешает калеку! Бедное мое дитя!

Иоана вздрогнула; оторвала голову от отцовских колен.

- Ты знаешь?..

При свете тонкой сальной свечки, которую он зажег, Иоана увидела, как отец сумрачно кивнул.

- Да, дочь моя…

Боярин сдвинул шарф, который дочь обмотала вокруг шеи, - и черные глаза его уставились на ее кровоподтеки.

- Бог свидетель - этот злодей бы у меня света невзвидел, если бы я был здоров и проснулся раньше! Но нашелся тебе другой защитник, слава Христу!

Иоана помолчала.

- Отец, я хотела спросить тебя о нашем госте, если ты можешь отвечать… Андраши назвался Данешти, незаконным сыном, и братом Владислава: это правда?

- Чистая, - сказал боярин; немного помолчав, точно подбирая наилучшие слова. – Наш гость - Данешти по отцу, который не смог его признать; по матери же он Андраши, графиня смогла прикрыть его происхождение своим титулом, отмывшись от греха. Брат графини, граф Габор Андраши, представил Белу своим сыном: так он и воспитывался. В этих венгров твой рыцарь пошел наружностью… а нравом, к счастью, он наш. Впрочем, ты, конечно, это заметила.

Боярин помолчал, улыбаясь так, точно воспитание Белы Андраши было его собственной заслугой.

- Граф незаконный сын, это верно, - но благороднейшей крови и с материнской, и с отцовской стороны!

Иоана усмехнулась, отчего боль пронзила горло и грудь.

- Ты давно искал его для меня?

- Я не знал о нем до недавнего времени, - задумчиво ответил Раду, даже не пытаясь отрицать, что подбирал для дочери более благородную партию при венгерском дворе. – Но граф Андраши, который должен был бы называться боярином Данешти, сам нашел меня и заговорил о тебе… И я дозволил то, что случилось, - но, кажется, не должен был… Ты изменила мужу?

Иоана вскочила на ноги с таким разгневанным видом, какого не являла даже Корнелу.

- Я бы никогда ему не изменила!

Раду Кришан улыбнулся, посмотрев ей в очи, - а Иоана снова подумала: до чего же ее родитель умен.

- Я знаю, как ты чиста, звездочка моя… Тем хуже рядом с тобою этот человек! Бог его покарает!

“Бог всех нас покарает, - подумала Иоана. – Но я это приму! Для меня другой дороги нет!”

Раду закашлялся, и она быстро подошла к столу, на котором стояли кувшин и глиняная чашка.

- Я сейчас подам тебе воды…

Она подала отцу напиться. А потом боярин неожиданно сказал:

- Я всегда любил этого человека, твоего мужа, и сейчас люблю… Но он не заживется на свете! Слишком много на нем грехов!

Иоана не посмела бросить отцу в лицо то же подозренье, что и любовнику; хотя на отца, пожалуй, думала даже больше…

- Бог велит нам любить и прощать, - сказала Иоана.

- Любить – конечно, дитя мое, - ответил боярин. – Но не всякое можно простить! Есть вещи, которые только Бог прощать и может!

- Да, - сказала Иоана. – Я бы хотела, чтобы ты тоже это помнил, отец!

Раду посмотрел в ее большие зеленые глаза – самые замечательные валашские глаза; он удивленно усмехнулся.

- Смела! Всегда смела, как бы ни потрепали!

Она села рядом. Боярин нежно обнял ее и поцеловал, наколов лоб бородой.

- Какой княгиней ты будешь!

Некоторое время они сидели вместе, обнявшись, - а потом Иоана спросила, не поднимая глаз:

- А почему ты думаешь, что Андраши не солгал тебе?

Раду несколько мгновений не отвечал. Потом отрывисто произнес:

- Я не только говорил с разными людьми – а и встречался при дворе с самой его матерью, ныне баронессой Берчени. Она рассказала мне историю сына – и теперь я твердо верю, что эта история правдива…

Иоана звонко рассмеялась. Да: теперь можно было не сомневаться! Какая женщина признается в прелюбодеянии чужому человеку – только если не найдется на то важнейшей причины!

Раду Кришан оправил длинную льняную рубаху, почесал в бороде и сказал, наморщив лоб:

- Ты должна знать, дочка, что у нас есть главный враг: и такой же мерзкий, как враг рода человеческого… Это Раду… Раду чел Фрумош, ты знаешь, кто он!

Иоана поежилась от гадливости. Как не знать! Раду чел Фрумош был брат Дракулы и любовник турецкого султана, по слухам, и сам магометанин: его-то турки и думали посадить на валашский престол после падения Влада Дракулы! Такого поруганья страна еще не видывала!

На них повеяло холодом из узорных отверстий в ставнях; процокала по брусчатке чья-то лошадь. Может быть, это одинокий монах или послушник, укрепивший себя молитвой против ночных грабителей, расплодившихся по всему королевству, спешил с каким-то поручением к своему наставнику. “А ведь Андраши ушел в ночь один!” - вдруг подумала Иоана.

- Лучше уж католики, - прошептала она.

- Католики лучше, хоть и ничего хорошего, - отозвался боярин, гладя ее по плечу. – Но они все же братья нам… А этого… турецкого блудника нам никак нельзя допустить до трона!

Потом он вдруг замолчал и отстранился от дочери.

- Теперь ступай к мужу! Нечего тебе тут сидеть и дышать моей заразой!

- Пустяки… Я не заболею.

Иоана встала и прикрыла глаза. Глубоко вздохнула. Идти к мужу!

Конечно, это надо сделать: но нельзя допустить его до себя – теперь ей никак нельзя понести от Корнела. Хоть с оружием от него обороняться!

Она хотела уже покинуть комнату, как боярин вдруг сказал:

- Ты все-таки, должно быть, заразилась от меня… Не подходи к мужу!

Иоана рассмеялась до слез, уткнувшись лицом в ладони.

Ее отца никто не перемудрит – а потом они, наверное, придумают что-нибудь еще… И нужно ждать, пока не прилетят новые вести из Валахии.

Пока Влад Цепеш не сделает того, чего все от него ждут: все это воронье, что так лакомо до великих казней! Турки устрашатся так, что еще долго не посмеют подойти к Тырговиште: а тогда можно будет и сместить изверга. Иоана словно читала мысли Матьяша Хуньяди. Но разве сделаешь что-нибудь против королевской воли – иначе, чем заповедано судьбой?

Иоана вышла, прикрыв за собой тихо скрипнувшую дверь. Она направилась сначала к сыну – тот спал: мать еще раз, в который раз, сравнила его черты с дедовскими. Рядом с обоими Раду – и старым, и малым – Иоана всегда успокаивалась, точно приникала щекой к прохладной родной земле, среди ее красных дубов и буков, и ветер перебирал ее волосы, возбуждая, пробуждая жажду жизни и крови, - и умиротворяя, обещая вечность впереди, подобную озерной глади…

Поцеловав мальчика, Иоана вышла в коридор – и, перекрестившись, направилась в супружескую спальню. Она не знала, найдет ли Корнела там: а вдруг он мертвецки пьян? Вдруг сделал что-нибудь над собой?..

Эта мысль толкнулась в сердце, как нож. Но Корнел нашелся на постели, не мертвый и не пьяный: он быстро сел, увидев Иоану, и воительница не выдержала этого зрелища. Иоана опустилась на колени, закрыв лицо руками. Как же мучительно больно – бесконечно больно!..