Иоана опасалась, что ее величество в свои двенадцать лет, после свадьбы, вообще не будет способна садиться на лошадь… Однако отношения этих супругов, по-видимому, оказались лучше, чем ей представлялось. Когда Испиреску подъехали к королю и королеве, Корнел хотел спрыгнуть с лошади, чтобы преклонить колени, но Корвин рассмеялся и сказал, чтобы тот поберег свои раны. Они, по-видимому, оказались серьезнее, чем все думали!

- Да, - стесненно ответил Корнел. – У графа тяжелая рука!

Тут Каталина подъехала к нему и совершенно непринужденно протянула руку для поцелуя; Корнел пришел в замешательство от такой неожиданной чести, но совладал с собой и прикоснулся губами к королевской ручке, на миг подхватив ее своими грубыми смуглыми пальцами.

- Я восхищена вашей силой и доблестью, - проговорила чешка на хорошем венгерском языке. – Я слышала, что вы лучший рыцарь королевства! Не ваша вина, что граф пострадал серьезнее, чем предписывают турнирные правила!

- Это промысел Божий, - сказал Корнел. Он спохватился – эти слова были неосторожными; но король и королева глядели все так же приветливо. Каталина перекрестилась слева направо.

- Да, бесспорно, таков промысел Божий, - сказал Корвин. – Однако графу уже лучше, он передает вам привет и выражает сожаление, что не может присоединиться к нашему выезду. Но вечером мы ждем вас обоих к ужину, как и нашу прекрасную даму.

Король улыбнулся – это приглашение было из тех, от которых не отказываются. Корнелу осталось только поклониться. Его величество подал знак, и придворные тронули коней.

Корнел и Иоана ехали рядом с Корвином, почти стремя в стремя.

- Расскажите нам, жупан, как вы приобрели ваше мастерство, - попросила Каталина. Она смотрела на него с детским любопытством.

Корнел улыбнулся и, поклонившись, начал рассказ – не раз Иоана стискивала пальцы и сжимала губы в тревоге во время этого повествования, но ее супруг обходил все подводные камни. Даже когда свои вопросы задавал Большой Ворон, равный им – если не превосходящий их быстротой ума.

После прогулки – которая, в этот ясный летний день, среди прекрасных творений природы и человеческих рук, могла быть восхитительной, если бы не пристальное внимание короля и королевы, – все вернулись во дворец. Корнел спешился прежде их величеств и предложил Каталине руку, чтобы помочь сойти с седла.

- Как вы любезны, - улыбаясь, сказала королева. Она немного поморщилась и неловко покачнулась, соскользнув со своей кобылки в руки валаха. Однако дальше направилась с прямой спиной и ровной походкой. – Я слышала, что у вас есть маленький сын, которого вы привезли с собой, - проговорила Каталина, обернувшись к Иоане. – Прежде, чем мы разойдемся, я хотела бы взглянуть на него!

- Как будет угодно вашему величеству, - с поклоном ответила Иоана.

Все вместе – король, королева и почти все придворные, принимавшие участие в прогулке, – гурьбой пошли смотреть Раду. Иоане было это совсем не по нраву, но она ничего не могла поделать.

Королева пришла в восторг от ее красивого черноволосого и зеленоглазого крепыша.

- Какое прелестное дитя, - проговорила она, склонившись над колыбелькой, так что ее белоснежное покрывало защекотало личико младенца и он захныкал. – Я бы хотела, чтобы однажды Господь благословил и меня таким же сыном! – сказала Каталина, складывая руки.

Иоана чуть было не сказала, что Раду крещен католиком; но прикусила язык. Она вспомнила о том, что отец королевы принадлежит к чашникам*, а между венграми и чехами религиозные розни такой сложности, что их разберет только архиепископ.

Однако пока они были избавлены от дальнейших испытаний – распрощавшись с ними, король и королева ушли, уведя с собою и остальных.

День прошел довольно бесцельно и приятно – Иоана познакомилась с библиотекой Корвина, изумившей ее обширностью даже после понятия, которое она получила об учености короля. Это была только часть его книжной сокровищницы. Иоана побродила по знаменитым висячим садам, где услышала подробную историю этого дворца и другие занимательные истории из уст нескольких любезных придворных, – после турнира ее просто осаждали своим вниманием, но приближаться смели немногие; и это оказались вполне благонамеренные люди, развлекавшие Иоану весьма невинно. Таких дерзких, как граф Андраши и прежние ее поклонники, теперь при дворе нашлось бы мало: Корнел уже завоевал себе в Венгрии весьма грозное имя, кричавшее о себе даже в его отсутствие.

Муж с нею не ходил – он сам чистил свое оружие и доспехи, а потом обдумывал в одиночестве их положение. Иоана вернулась перед ужином, проведала и покормила сына и переоделась. Потом они вместе с Корнелом направились на пир.

Иоана невольно боялась встречи с Андраши – но когда она заметила графа, в дальнем конце длинного стола, то вид у него оказался довольно жалкий. Он страдал от боли и плохо двигал левой рукой: очевидно, оказались разрублены важные сухожилия и мышцы. Впрочем, несмотря на белое лицо и скованность в движениях, одет он был франтом, как всегда: и это красивое и благородное страдание вызвало сочувствие как придворных дам, так и кавалеров.

Опять всеобщее осуждение начало обращаться против валаха и валашки – неприступных, смуглых и диких детей неведомых земель, в которых, по слухам, установилось царство сатаны…

Корнел, прослывший грубияном и дикарем, подобно всем валахам, однако, ничуть не уступал красотой и богатством наряда графу: и даже затмевал его. Ах, почему он не мог сделать себя слабее, бездарнее или безобразнее!

Ужин был изысканным, но Корнел с Иоаной съели мало. Впрочем, Андраши еще меньше: и только потягивал вино, хотя оно могло ухудшить состояние его раны. За столом Корвин попытался завести беседу о турнире – но даже его королевской воли оказалось недостаточно, чтобы ее разжечь: слишком сильна была взаимная неприязнь этих поединщиков, и слишком дурно было побежденному. Их оставили в покое, к радости всех троих.

После ужина Корнел с Иоаной хотели сразу же уйти – но королева задержала Иоану каким-то вопросом, и беседа двух дам затянулась надолго. Иоана предложила мужу пойти к себе одному и лечь спать – она придет позже…

Корнел был этим недоволен, но подчинился.

Когда Иоану отпустили, она обнаружила, что граф остался также: он все еще сидел в углу пиршественного зала. Иоана хотела пройти мимо, но отчего-то задержалась. Андраши заметил ее смятение и слабо улыбнулся.

- Прошу вас, госпожа, подойдите… Окажите милосердие раненому!

Почти все придворные уже разошлись, но кое-кто еще оставался. Конечно, о них вскоре начнут болтать: да ведь и уже болтают, несомненно!

- Что вам угодно? – спросила Иоана сурово, приблизившись к венгру.

Андраши, пошатнувшись, встал. Протянул руку.

- Умоляю вас, дайте руку… Не бойтесь!

Он оперся на нее, и Иоана охнула. Однако потом граф выпрямился и отступил от дамы.

- Выйдемте из зала, чтобы нас не видели, - предложил Андраши. – Нехорошо, если о нас станут сплетничать! Если ваш муж услышит, что мы перемолвились несколькими словами, мне точно настанет конец!

Иоана хотела ответить резкостью, но промолчала. Кивнув, она первая направилась к выходу; граф последовал за ней. Они немного прошли по пустынному коридору, гулко стуча каблуками, и завернули в какую-то арку.

От графа сильно пахло духами и разгоряченным, но чистым телом. Глядя на повязку, выступавшую под голубым бархатом кафтана с вышитым на нем золотом и алым шелком коршуном, Иоана ощущала смущение и негодование, которое боролось в ней с жалостью.

- Что вы хотели сказать? Говорите быстрее и отпустите меня к мужу! – резко произнесла она.

- Ах, да… К мужу, - сказал Андраши. Он печально улыбнулся, потом коснулся лба, точно вдруг забыл, зачем зазвал ее сюда. – Вы видите, рядом с вами я совсем теряю голову…

- Прекратите! – воскликнула Иоана; и неожиданно Андраши опустился перед ней на колени и обхватил ее ноги, уткнувшись в ее юбку лицом. Она онемела от такого бесстыдства.