И через три дня пути они остановились, как обычно, на привал – но Василика поняла, что случилась какая-то беда, по тому, что к ней никто не заглядывал и не тревожил слишком долго. Тогда она выглянула сама.

Откинув холстину, девушка услышала снаружи голоса. Разговаривали мужчины: и она сразу узнала оба голоса и их обладателей.

Княгиня до сих пор не понимала, как похожи эти два мужа: должно быть, потому, что редко видела их вместе, и ей и в голову не приходило их сравнивать.

- С чем ты приехал, Слуга Справедливости? – спросил холодный и усталый голос Белы Андраши, низложенного господаря Валахии.

- С неотложными вестями, князь, - дурными вестями! Но есть и добрые, - отвечал Штефан-Абдулмунсиф. – Твоя княгиня погибла, но славной смертью - и я вывез ее тело невредимым и похоронил по христианскому обряду!

Последовало долгое морозное молчание. Василика вся сжалась в своем возке и дрожала.

- Добрые вести, Слуга Справедливости! Добрые, - проговорил наконец холодный и безмерно усталый голос господаря.

========== Глава 68 ==========

Василика, не дыша, переводила взгляд с одного благородного мужа на другого – они казались братьями, если не по крови, то по вере. Оба были бледны и измучены так, как не сушат человека ни труд, ни телесные лишения: только сухотка души. И тут Василика поняла то, до чего женщины доходят куда быстрее мужчин: оба эти человека любили государыню.

Только один был ее мужем, а второй, турок, лишь добивался… Сейчас, когда княгиня умерла…

- Господи, помилуй, - прошептала валашка. Занесла руку для крестного знамения, но замерла, не желая привлекать внимание; она продолжила наблюдать за своими повелителями во все глаза. Знал ли князь о Штефане то, что вмиг успела понять о нем простая прислужница княгини?

- Ты, должно быть, устал, голоден, - наконец сказал Андраши турку, никак больше не показывая, что у него на сердце. – Пойдем, тебе дадут поесть и умыться!

- Со мной женщина, князь, - отвечал Абдулмунсиф. Василике захотелось провалиться обратно в телегу или вовсе сквозь землю; но она не успела исчезнуть, оба мужчины повернулись к ней и вперили в нее взгляды, как голодные волки. Ей показалось, что они принюхиваются к ней издали, как волки!

Потом Андраши едва заметно улыбнулся. – Позаботься о своей женщине! – велел он турку; и тот поклонился собеседнику с подобострастием, точно султану, и направился выполнять приказ.

Василику опять сволокли с телеги прежде, чем она сделала хоть одно движение. Девица надеялась, что она и Абдулмунсиф так и уйдут, минуют князя: оба эти мужчины казались валашке сумасшедшими, но турок ее пугал менее господаря, лишившегося враз и короны, и любимой жены. Однако Абдулмунсиф подвел свою подопечную к Андраши - словно затем, чтобы тот оценил ее, как товар на базаре.

Венгр оглядел девицу внимательно и очень холодно. Потом сказал, воззрившись на ее покровителя:

- Тебя проводят туда, где можно согреть воды для купанья и подобрать для нее одежду на смену. Пусть оденется мужчиной, будет меньше заметно! И тебе придется следить за ней неотлучно, здесь одни мужчины!

- Я понимаю, эфенди, - с низким поклоном ответил турок. Потом, сжав губы, взглянул на Василику. Он схватил ее за плечо.

- Идем!

Василика ощутила себя рабыней, стократ хуже, чем была во дворце, – там за ней присматривали, там были знакомые дворовые, другие девушки и женщины! Там была княгиня, ласковая к ней! А здесь никто не смилостивится, даже если Василика изойдет слезами!

Но слезы рабы – что вода. Пора бы ей это запомнить. Один Бог милосерд!

Вспоминая Бога, покойную мать, княгиню, Василика, сдерживая слезы, пошла за своим покровителем и проводником, которого князь придал к ним: показать устройство лагеря. Штефан следовал за человеком князя легким широким шагом, не оглядываясь; Василика, несмело покрутив головой, поняла, что они в большом военном лагере. Солдаты занимались своими делами. Кое-кто, замечая новоприбывших, смотрел на них с жадным любопытством и показывал на них товарищам; Василика вся сжималась под таким вниманием.

Проводник никак не одергивал солдат. Но Штефан однажды, когда двое венгров высмотрели и стали ощупывать взглядами девушку и смеяться, свирепо прикрикнул на них:

- Не глазеть и заткнуть пасть!

И, точно в этом турке было что-то особенное, солдаты тут же отвернулись от Василики и замолчали.

Остановились они перед высоким шатром, покрытым войлоками и шкурами, для тепла. Проводник попросил Штефана подождать и зашел внутрь один.

Через несколько мгновений оттуда вместе с ним появилось трое воинов с растерянным и негодующим видом: не просто воинов – военачальников, с перьями на шапках, в дорогих бронях поверх кафтанов на дорогом меху. Они в гневе и изумлении воззрились на Штефана и его спутницу. Посланник князя резко показал своим господам в сторону – прочь, уходить прочь. Они быстро ушли, размахивая руками и ругаясь.

Потом проводник что-то объяснил Штефану на чужом языке, но не на турецком: Василике показалось, что это был венгерский. А следом за этим турок повернулся к девушке, которая вся оцепенела, наблюдая такие события.

- Этот шатер освободили для тебя, - сказал он так спокойно, точно иначе никак не могло быть. А потом турок засмеялся, обнажив белые зубы, - голубые глаза горели блеском безумца или человека, пристрастившегося к дурману.

- Будешь жить как княжна!

Василике в этот миг захотелось умереть – или проснуться; но она не могла ни того, ни другого. Девица только опустила голову и вошла в шатер.

Спустя несколько мгновений Абдулмунсиф вошел следом; сердце у нее так и подпрыгнуло, и Василика судорожно оглядела шатер в поисках оружия. Она видела, что далеко, на войлоках, блестит брошенный нож; но понимала, что не успеет и не решится схватиться за него. Она быстро повернулась к своему покровителю, сжав кулаки и сверкая глазами.

- Не тронь меня! – пронзительно крикнула она. Потом отскочила, думая о ноже; ее охватил безрассудный жар, и Василика бы даже кинулась к оружию… но тут она поняла, что буянит одна. Штефану не составило бы никакого труда усмирить свою пленницу; однако он стоял, не двигаясь с места, у входа в шатер, и бесстрастно глядел на нее.

В глазах у девицы прояснело, и она увидела, что руки у турка сложены на груди, а глаза насмешливо блестят.

- Может, выслушаешь меня, прежде чем драться? – спросил он.

- Ну говори! – крикнула Василика.

Так, точно она ему приказывала. Штефан кивнул: его губы под золотисто-рыжими усами раздвинула улыбка.

- Ты будешь жить здесь в шатре, на своей половине, как госпожа, - сказал он. – На второй буду жить я.

Василика ахнула.

- Считай, что я твой болук-баши*… начальник охраны, - сказал турок: теперь уже совершенно серьезно. – Мы отгородимся друг от друга, и ничего не будем видеть.

- Но зачем? – спросила девушка. – Зачем я здесь?

Штефан пристально посмотрел на нее.

- Предпочитаешь спать среди солдат?

Василика залилась краской. Изверг! Турецкий дьявол!

- Ты вся грязная, и смердишь, - помолчав, продолжил мучитель. – Сейчас тебе принесут горячую воду и мыло. Ты умеешь шить?

Василика, раскрасневшаяся и сердитая, кивнула.

- Хорошо. Тогда убавишь мужскую одежду, которую тебе дадут, чтобы ты не выделялась, - сказал турок.

Он повернулся и вышел, не удостоив ее более ни словом.

Василика села на войлоки, схватившись за голову.

Она почти ничего не понимала - но понимала, что попала в большую беду: такую беду, что впору позавидовать мертвой княгине!

Чтобы ее, дворовую девушку – пусть даже и прислужницу государыни, - держали на положении, приличествующем княжне, просто так, из жалости и милости! Василика не видала ничего за пределами своего дворца и города, а и то понимала, что такого не бывает.

Что думал Штефан, когда говорил это, - неужто решил, что она поверит?