Парочка равнодушно посмотрела на машину, на лицо шофера, уже начинавшего терять терпение, на барабан, на меня.

 - Наверное, следует вызвать полицию, — произнес таксист угрожающе.

 - Да, — согласился я. — Будьте любезны, сообщите им по рации.

 - У меня нет рации, — ответил водитель, снова принимаясь за вязание. Наверное, он совсем отчаялся уехать сегодня с этого места.

 - Как же это у вас нет рации?! — удивилась дама. — То есть, если с пассажиром что–то случится, вы не сможете даже известить кого следует?

 - Ужас! — последовал тихий возглас ее спутника.

 - Да как же можно ездить в нашем такси! — продолжила возмущаться женщина. — Что за разгильдяйство! Куда смотрят власти?! Даже в такси гражданин не может чувствовать себя в безопасности!

 - У меня есть рация, — пояснил шофер. — Просто она сломалась.

 - А, — вздохнула женщина уже успокоенно.

 - Вот видите, — обратилась она ко мне, — у него все же есть рация, зря вы волновались.

 - Совершенно напрасно, — подтвердил ее спутник.

 Действительно, мне стало намного спокойнее. Я даже почувствовал себя ютно на этой неуютной улице. Все же безопасность жизни значит для простого обывателя, вроде меня, очень много.

 Меня подспудно тревожила только одна мысль. Вернее — две. Во–первых, мне надо было ехать. Во–вторых, я не мог уехать без барабана, а значит мне следовало как–то выручить мой барабан.

 Между тем, эта пара, кажется, совершенно не собиралась идти на мировую. Они поудобнее устроились на инструменте, прижались друг к другу. Дама закурила длинную сигарету, положив голову спутнику на плечо. Он снова, как и ранее, положил свою голову на ее прическу.

 На их лицах отображалось полное умиротворение, словно иначе как сложившись головами (ну а как еще выразить? не расписывать же еще раз, как они клали свои головы: она на плечо спутнику, а тот — сверху на ее голову), сидя на чужом барабане посреди ночной сентябрьской улицы, они просто не могли существовать.

 Раздался сигнал, который был так резок и неожиданен, я бы даже сказал неуместен посреди этой идиллии, что я подпрыгнул на месте.

 Как я тут же понял, это таксист нажал на клаксон — то ли случайно, то ли желая таким образом поторопить меня.

 Но как тут же выяснилось, этот резкий сигнал не был случайным. Таксист наклонился к дверце с моей стороны и смотрел на меня нетерпеливо и осуждающе.

 Нужно было что–то делать. Нельзя было больше ждать, пока эта парочка надумает покинуть барабан, да и надеяться на это было бы по крайней мере смешно. Они совершенно очевидно не собирались уходить, пока не придет трамвай. Вновь уснувший и теперь разбуженный клаксоном мальчик тоже выглянул в окно. Его небесно–голубые глаза смотрели на меня, кажется, тоже с укором.

 Но что я мог сделать! Не стаскивать же мне, в конце концов, эту милующуюся парочку с барабана силой! Да я и совсем не был уверен, что дама не даст мне достойного отпора. Что касается ее спутника, то с ним я бы, наверное, справился. Но перед этой женщиной я почему–то робел. К тому же, я так и не выяснил, кто такая Жанна.

 - Послушайте, — вдруг обратилась ко мне дама. — А куда вы едете? Быть может, мы уедем вместе с вами?

 Такой возможности я не предусмотрел, но сейчас она мне понравилась — это был шанс поднять их с барабана.

 - А куда мы едем? — спросил я у таксиста, который давно уже вернулся к своему занятию. Его сомбреро (то, которое он предположительно вязал, а не то, которое было у него на голове) увеличилось в размере еще больше.

 - Обратно, — буркнул он, не отрываясь от вывязывания петель.

 - Обратно, — повернулся я к даме. — Такси едет обратно.

 - Вам надо обратно? — спросил я с надеждой через мгновение.

 - Обратно? — переспросила женщина. — Обратно…

 На минуту она, казалось, погрузилась в раздумья. Следя за ее выражением лица, я то воспрянал (или как там еще несовершенный вид от воспрянуть?) духом, то падал в пропасть тревоги.

 Наконец дама утвердительно кивнула и воскликнула:

 - Да, конечно же! Как же я могла забыть… Конечно, нам нужно обратно, да.

 - Дорогая, прости, — взмолился ее спутник, — у меня совсем вылетело из головы, что нам нужно обратно.

 Они одновременно встали с барабана и направились к машине. Подойдя, они взялись за ручки дверей, дама — у передней, ее спутник — у задней.

 - Куда вы? — спросил шофер, не глядя на них, не отводя глаз от вязания. Его пальцы мелькали так, что их невозможно было рассмотреть.

 - Обратно, — ответила дама.

 - Но вас здесь не было, — возразил таксист.

 - А где же мы, по–вашему, были? — удивилась дама.

 - Где? — поддакнул ее спутник.

 - Там, — кивнул водитель на барабан, не оставляя работы.

 Опасаясь, что они сейчас вернутся и снова займут мое место на моем барабане, я сделал быстрый прыжок к нему и уселся.

 Потом я достал из внутреннего кармана мою любимую записную книжку в кожаном переплете, с золотыми уголками и кнопкой. Щелкнув кнопкой, я вынул из специального кармашка небольшой карандаш, нашел чистую страничку и записал там: «Не спеши обзавестись барабаном, если не уверен, что сумеешь сохранить свое место на нем».

 Но мои конкуренты, кажется, не собирались возвращаться

 Хлопнули двери машины.

 Послышалось мягкое рычание двигателя.

 Такси медленно тронулось с места и, набирая скорость, двинулось в сторону площади.

 Уж не знаю, как им удалось так быстро склонить на свою сторону водителя — буквально за какую–то минуту, пока я записывал мысль. Но факт оставался фактом — такси уже скрылось за поворотом. А я остался один сидеть на моем барабане…

 - Хватит! — обрывает меня доктор. — Вы сумасшедший, вы опять все перевернули с ног на голову в вашем больном воображении. Вы безумец.

 - Что есть безумие? — возражаю я философски и чуть иронично. — Безумие, друг мой, — это лишь иной взгляд на реальность. Выражаясь вашим языком, это вставание на голову. А вставание на голову — не лучший ли способ заглянуть под юбку реальности?

 - Бред! — восклицает он горячо. — Бред! Вы больны.

 - Мы все больны, — мягко успокаиваю я. — Кто–то более, кто–то менее. Вот вы, например, — более.

 - Бред… — произносит он уже без надежды. — У вас шизофрения.

 - Как смело вы ставите диагноз, доктор! — улыбаюсь я. — Не мне же рассказывать вам, профессору психиатрии, что нет такой болезни как шизофрения.

 - Глядя на вас, я начинаю думать, что есть, — парирует он. — Вы меня утомили… Закончим сеанс.

 - Как скажете, — соглашаюсь я, рассматривая рукав рубашки. — Но помните, доктор: такси обратно не будет.

 - Он бросает на меня взгляд, от которого мне хочется взять лежащий в столе нож для бумаги и этим ножом отрезать ему ухо. Но я сдерживаю свой порыв. Все–таки я силен, я опять победил доктора.

 - Санитар! — зовет он, словно прочитав мои мысли.

 - Ау! — иронично улыбаюсь я. — Успокойтесь, доктор, вы же прекрасно знаете, что он не придет. Никогда больше санитар не придет на ваш зов.

 - Ну так позовите же его! — взмаливается он. — Пока я окончательно не сошел с ума.

 - Разумеется, доктор, — соглашаюсь я. — Не смею вас больше задерживать.

 На мой зов приходит массивный санитар.

 - Проводите доктора в палату, — говорю я ему небрежно. — Хлорпромазин, полтора, атропин и аспирин внутривенно… Да, и не давайте ему витамины!.. Он от них волнуется.

 Когда санитар уводит доктора, я достаю из внутреннего кармана пиджака мою любимую записную книжечку в кожаном переплете с позолоченными уголками и кнопкой. Отстегнув кнопку, я беру из специального кармашка коротенький карандаш, нахожу чистую страницу и записываю: «Реальность — это такси в безумие».

 Перечитав эту фразу несколько раз, полюбовавшись аккуратным красивым почерком, я дописываю чуть ниже: «Безумие — это такси в реальность?».

 Потом я вкладываю карандаш обратно в кармашек, защелкиваю кнопку и прячу записную книжку во внутренний карман пиджака под белым халатом.