Алина недовольно на них посмотрела, стараясь не обращать внимания, как почти все присутствующие с улыбочками косятся на неё и перешёптываются. Ну хоть бы один сочувствующий взгляд со стороны этих троих олухов (на Эла она не сердилась, хоть он и являлся непосредственной причиной её сегодняшнего «выступления»), хоть бы одно слово поддержки! А ещё друзья называются!

- Псевдоблондинка… неподражаемо! – с трудом выговорил Мак, аплодируя. Из глаз его текли слёзы. – Решила сделать… нашу компанию… ещё популярней? А я и не знал… что ты мечтаешь… о зам… о замдекане!!!

- Алина, жесть! – Катя подняла кверху большой палец.

Алина вспыхнула.

– Я вас ненавижу! – буркнула она, изо всех сил пытаясь придать своему голосу максимум обиды и негодования, что вызвало лишь ещё больший приступ смеха.

- Эх, Катя! Как тебе не стыдно! – с укоризной покачала головой Маруся.

Хохоча пуще прежнего, шатенка съехала под парту.

* *

Университетоведенье было одним из предметов, которые вообще непонятно зачем нужны, и включили их в программу исключительно из любви к студентам, дабы отнять у них и без того малое количество свободного времени. Обычно на подобных лекциях студент имел возможность заняться рядом самых разнообразных вещей: поспать, поесть. Посмотреть в потолок, посмотреть на стены, ещё куда-нибудь посмотреть, почитать чё-нибудь, поболтать ну и так далее. В крайнем случае, послушать препода. Но, к сожалению, университетовед, колобкообразный мужчина лет пятидесяти с лысиной на голове, предоставлял только последнюю возможность. Он постоянно что-то говорил, бегал туда-сюда перед аудиторией, делал замечания тем, кто его не слушал, короче, всеми силами не давал бедным студентам спокойно заниматься своими делами. Он рассказывал об университете БГУ, об университетах всего мира, образовании вообще (да, автор провел хорошую исследовательскую работу по выяснению того, о чем говорят на разных предметах на биофаке))), вечно цитировал стихи и надоел всем ещё на втором занятии. Но слушать его все равно приходилось. И даже записывать.

Катя глянула на L. Тот смотрел прямо перед собой и, судя по мутному взгляду, суть лекции от него явно ускользала, и пламенная речь о студенческих товариществах Виленского университета проходила мимо его сознания.

«Тут L не отличается от остальных. И ему надоело слушать», – подумала Катя, наблюдая за ним. L сидел какой-то грустный задумчивый, словно отстранившись от всего происходящего. Ей даже стало немного его жалко. Вырвали из привычной среды, так сказать, и теперь он попал в какой-то мир, где его достают разные придурки, типа Мака или Маруси (про себя, разумеется, она упомянуть забыла). А ведь здесь он совсем чужой. Что он чувствует, находясь так далеко от своего дома? Ведь кроме них у него здесь больше никого нет.

Катя вздохнула и вернулась к прерванному занятию: составлению списка ругательных слов на университетоведа, который она начала ещё в прошлую пятницу. Этот скользкий тип не понравился ей с первого взгляда. И не спрашивайте, почему. Просто не нравился ей этот человек, и всё тут. У Кати была хорошая интуиция, всегда подсказывающая, каких людей лучше сторониться. Её раздражало в этом человеке всё, начиная от идиотского розового галстука, который тот постоянно носил, вечного самодовольства и восхваления себя любимого и заканчивая тупой привычкой цитировать на всю поточку чужие (но чаще всего, СВОИ) стихи. Но больше всего добивала его любовь давать свои новые стихотворения студентам и заставлять читать вслух громко, с выражением на всю аудиторию. И, конечно же, поскольку никто этого делать особым желанием не горел, то все сидели на протяжении всей лекции тихо, стараясь во что бы то ни стало не привлечь внимание препода, дабы не стать очередной жертвой. Кате каким-то образом подобной чести до сих пор удавалось избегать.

- Молодой человек, о чём мечтаем? – голос препода прервал мысли Кати. Девушка посмотрела на Эла, который, слегка вздрогнув от неожиданности, уставился на университетоведа. Да, Великий детектив L не желал слушать про Виленский университет, да как он посмел!

- Да? – переспросил он.

- О чем мечтаем, а? – жизнерадостно поинтересовался преподаватель. – Или о ком? – тупые шутки были его фишкой, детектив был не первым. – Что-то раньше я тебя здесь не видел... – проговорил он, глядя на Эла, как на свою жертву. – Новичок, наверное, да? Девушки, смотрите, какой парень к нам в университет пожаловал! Не проморгайте! – шутка подобного типа тоже была одной из его любимых, все парни первого курса уже через это прошли.

Вся поточка теперь пялилась на детектива, девчонки хихикали, тот же продолжал сохранять невозмутимость. Внезапно рядом с ним послышалось тихое сочувственное цоканье.

- Аяяй... – прошептала Катя, качая головой. – Так непочтительно разговаривать с самим детективом L. Ты уж его прости, Эл, он же этого не знает...

Парень просверлил её взглядом, но Катя успешно его проигнорировала. Бедный... Он же не знает, что это только начало... Катя поняла, что самое страшное ожидает детектива впереди, когда университетовед взял со стола какой-то листик и неспешной походкой направился к Рюузаки.

- Только не это... – пробормотала она, не зная смеяться ей или сочувствовать Элу.

- Вот, – препод торжественно вручил детективу лист с напечатанным на нём стихотворением. – Прочтите-ка, как вас зовут?..

- Влад Корсаров... – рассеянно ответил Эл, со странным выражением вглядываясь в текст.

- ... Влад Корсаров! О! Пират*, надо же! Прочтите же народу это моё скромное стихотворение, которое я написал вчера вечером. Знаете, молодые люди, муза приходит ко мне...

Катя заглянула в листок. О! Вот тут у неё возник только один вопросик: а Эл знает белорусский язык?.. Вряд ли, судя по выражению его лица. Но именно на нём препод обычно и писал. Нет, все нормально. Для них всех, но не для Эла. Как он будет читать, если даже не знает, как, например, читается буква «ў». А буква «i»? Конечно, белорусский и русский схожи, но не настолько же, чтобы первый можно было понять, не учив его вовсе.

- Ну, молодой человек?

- Встань, – шёпотом подсказала Катя. – И лучше хотя бы попробуй. Если откажешься, эта сука тебя загнобит потом. Лучше прочти, хоть как-нибудь.

- Да прочти ты, Влад, что ты стрёмничаешь, – вставил Мак свои пять копеек. Маруся и Алина с сочувствием смотрели на бедного брюнета.

Не хотя, но L всё же поднялся с места. Помолчав секунду, он принялся читать. На всю аудиторию раздался глубокий хрипловатый голос детектива:

- Я кольк... и... ж часу я не веда... – Эл запнулся, – у? Куды пайст... каб ад...зинае кáханне знайсци... д...зе сэрдцу майму прытулак... Гора мне и боль...** – Разумеется, все окончания были проглочены, звуки произнесены на русский манер, перепутано ударение в слове «каханне». Эл читал по возможности быстро, но всё равно ощущение складывалось, что белорусский текст он видел раза два в жизни максимум. Вся публика была повержена в шок. Отовсюду доносились перешёптывания. Мак, выгнув бровь, смотрел на Эла.

Университетовед подскочил к парню и забрал у него листик.

- Э... не надо, можете не продолжать... – пробормотал он, пялясь на детектива, стоявшего с таким невозмутимым видом, словно это не он тут только что выступал с ужасным чтением.

- Почему вы так плохо знаете свой родной язык? – ошарашено спросил преподаватель и ошибся дважды. Во-первых, это не родной язык Эла, а во-вторых, он знал его не плохо! Он не знал его вообще. Не дожидаясь ответа, университетовед задал ещё один вопрос: – О чем говорилось в стихотворении?

- Мммм... – Рюузаки сделал многозначительную паузу. – О душевных переживаниях? «Семьдесят семь процентов стихов раскрывают какие-либо душевные переживания. И поскольку я всё равно не понял половину из прочитанного, то вероятность угадать...»

- Э... Ладно... – преподаватель явно не знал, что на это ответить. – Садитесь...

L послушно сел на место, под сопровождение перешёптываний и косых взглядов всей аудитории. Глаза Мака, Маруси, Алины и даже Кати были полны сострадания.