Когда Лайт понял, что Эл здесь, он невольно не мог не восхититься упрямством своего врага. А также его храбростью. Которой требовалось немало, чтобы явиться сюда. Где у него не будет той власти, которою он имел в своем мире. Ничего. Но он пришел. И тут же поставил условие, подстраховав свою безопасность и безопасность этих глупцов, что его прикрывают. Не разочаровал и в этот раз.

Но все же сделал он это зря.

- Рэм! Я так рада тебя видеть! – счастливый визг Мисы прервал его размышления. Лайт слегка поморщился и повернулся к Шинигами, на шее которой уже повисла восторженная блондинка.

- Не ожидал меня снова увидеть, Ягами? – спросила Рэм, глядя на него в упор. В её голосе не прозвучало и намека на дружелюбие. Оно и понятно.

Лайт посмотрел на неё с невероятно правдоподобно разыгранным искренним удивлением.

- Потому что ты так стремилась помочь Мисе? – спросил он голосом с легкой примесью сочувствия.

Намёк попал в цель. Гнев, вспыхнувший в глазах Шинигами был тому доказательством. «Ты хотела уберечь Мису от Эл. И тем не менее он жив, и он здесь. Твоя ошибка, Рэм».

- Тетрадь Смерти не может убивать через границу между мирами, – сухо ответила она. – Записав в неё имя L, я не умерла. Это означало, что его уже не было в твоей вселенной.

- То есть Эл даже не ощутил, что его имя уже в Тетради? – спросил Лайт. Если Рюузаки не знает, что это произошло, то заманив детектива назад в их мир в то время, где запись уже сделана, он покончит со своим упрямым противником раз и навсегда.

- Я не знаю. Может быть – боль, потеря сознания или какая-нибудь иная отдача. Но это не имеет значения. Боги Смерти чаще всего убивают из своего мира, а оттуда записи действуют на всех одинаково. Но не из одной вселенной на другую. Потому что они никак не сообщаются. Тетрадь Переселения – единственная вещь, связывающая миры между собой. И некоторые люди.

- Некоторые люди? – быстро спросил Лайт. Это становится все более интересным. Даже Миса отпустила наконец Бога Смерти и внимательно слушала её, глядя снизу вверх.

Рюук, до этого не вмешивавшийся в разговор, кашлянул.

- Много знать вредно, Лайт. Ты согласна со мной, Рэм, в том, что простым смертным много знать вредно? – ухмыляясь, поинтересовался он, повернувшись к ней.

Шинигами Мисы покосилась на Рюука. Лайт выругался про себя. Чертов Рюук! Вмешивается тогда, когда его никто не просит.

- Лайт, как ты собираешься одолеть L? – спросила Рэм, резко меняя тему. Было очевидно, что этот вопрос она собиралась задать, как только явилась. И ответ на него – единственное, что её сейчас интересовало. Что ж, этот её интерес можно использовать, чтобы больше узнать о Тетради Переселения. – Я могу его убить в этой вселенной.

- Нет, – Лайт скрестил руки на груди. – Теперь его убивать нельзя. «Иначе… Эл, ты действительно отдашь приказ кому-то из этих… сопляков убить меня? А у них хватит духу? Или ты дал это задание кому-то посерьезнее? Ты и вправду убьешь меня, Эл? – мысленно обратился он к своему сопернику, противнику, врагу. Тот предстал перед ним как вживую, прожигая Лайта своими черными глазами. На лице застыло выражение непокорства. – Ты борешься против Киры, потому что не признаешь его метод борьбы с несправедливостью. А где же своя справедливость? Ты презираешь убийство, и, чтобы защитить свою жизнь, ты готов пойти на убийство. Но тем не менее, ты все равно уверен в том, что превосходишь меня, разве не так?! Жаль, что я не мог видеть твоего лица, когда ты убедился на сто процентов, что я и есть Кира».

- Тогда что ты собираешься делать? – снова спросила Рэм.

- Скажи, – Лайт поднял на неё глаза. Рюук отказывается отвечать на этот вопрос, как всегда темня и недоговаривая. Может, Рэм ответит. Ведь всё это ради блага Мисы. – В Тетради Переселения есть правило о том, чтобы оставаться некоторое время в мире её предыдущего владельца?

Прежде чем та ответила, прошла всего, может быть, секунда, но Лайту она показалась вечностью.

- Я не знаю, – ответила Рэм, и Лайт выдохнул, чувствуя раздражение. Она не стала бы лгать, если бы у неё был ответ. – Я никогда не владела этой Тетрадью. Они не принадлежат Богам Смерти, поэтому мне неизвестно ни одно из её правил.

- «Они»? Ты сказала «они», значит их много?

- Да.

Этот ответ его не удивил.

- И откуда же они берутся?

Рюук засмеялся и с хрустом откусил от яблока. Лайт был почти уверен, что тот опять вмешается и не даст ему получить полезную информацию. Но Бог Смерти молча продолжал жевать яблоки.

- В мире есть не только Боги Смерти, Ягами Лайт, – ответила Рэм. – Но ты это уже и сам понял.

====== Часть II. Глава 23. Никакой любви и дружбы не существует ======

Всю ночь Кате снились кошмары. Поначалу все было еще относительно нормально. Она убегала от маньяков по коридорам какой-то больницы. Потом робот, похожий на Терминатора, пытался свернуть ей шею. Было жутко страшно. Но, по правде говоря, это всё пустяки, по сравнению с тем, что её ждало после.

Потому что потом, во сне, она внезапно вспомнила, что у неё, оказывается, есть двухмесячная дочь. Такого ужаса, который испытала Катя, она не помнила, чтобы когда-либо испытывала наяву. Какая нахрен дочь?! Да все кругом с ума, что ли посходили?! Дочь! Ох*еть не встать! Пизд*ц просто! Да она еще слишком молода для такой важной (и ужасной!) миссии, как материнство! И еще хочется хоть немного пожить, а не стирать вонючие пеленки и круглые сутки слушать мерзкие детские вопли, от которых у неё начинала трещать голова уже спустя десять минут. И Катя сильно сомневалась, что верещание собственного ребенка будет ей хоть чуточку приятнее. Ведь она всегда ненавидела детей, едва видела, как в ней тут же просыпались блевательно-убегательные рефлексы. Это во-первых. Ну а во-вторых, она всегда хотела сына. Поэтому внезапное прочищение памяти о наличии у неё дочурки не вызвало ничего кроме внезапно подступившей глубокой депрессии и желания утопиться в унитазе. Еще никогда Катя так остро не ощущала стремления хотя бы еще чуточку пожить в свое удовольствие, а не ради кого-то.

Вершиной “счастья” была картина, где её собственная маман кутает пищащее существо, а сама Катя стоит в сторонке и с ужасом смотрит на ЭТО, боясь приблизиться и думая лишь о том, а где, собственно, тот урод, который подарил ей эту “радость”?! Куда он делся, сволочь?!.. Выпустить ему кишки, и чтобы, сука, сожрал их!!!

Катя проснулась вся мокрая от пота, с колотящимся сердцем. Но едва поняв, что это сон, тут же со счастливой улыбкой распласталась на постели, блаженно прикрыв глаза. Сон, всего лишь кошмарный сон. И она по-прежнему свободна, словно ветер. Прям камень с души свалился. Привидится ж такое – косой не отмахаешься!

Катя покосилась на вторую половину тахты, где детективьей тушки не обнаружилось. Зевнув и хорошенько потянувшись, она лениво сползла с постели и отправилась на кухню, по дороге почесывая бок.

Ночью она таки вернулась назад в комнату. Эл не сказал ей ни слова, да и она тоже. Какая нафиг разница у кого какая хрень в башке твориться? Проехали, как говорится. Вскоре ей наконец-таки удалось заснуть. Вот только приснился ей настоящий кошмар, от которого аж дрожь пробирала до самых маленьких косточек в организме.

Маман опять куда-то ускакала ни свет ни заря, оставив священную миссию по прокормке мужской части населения этой квартиры на Катины хрупкие плечи. Катя заглянула в холодильник и с радостным возгласом вытащила оттуда палку копченой колбасы и еще свежий батон, который хранился в холодильнике во избежание преждевременного покрывания плесенью. Откопав еще два огурца, с упоением принялась делать бутерброды.

Насчет овсянки Катя свою угрозу исполнять так и не стала. Она не знала даже, почему. Может дело в том, что ей внезапно стало жалко детектива, то ли из-за плохого сна. Катя даже подумала, уж не заболела ли она. И не показаться ли врачу на всякий пожарный. Уж больно это всё подозрительно. Не может же просто так ей перехотеться накормить дражайшего Эла овсяной кашкой на завтрак, попрятав при этом все сладости (а если не захочет – пусть сидит голодный или готовит сам). Но черт с ним. А то еще заболеет бедняга от недостатка сладостей, кто тогда будет с Кирой разбираться? Не она же.