— Что, блондиночка, ты теперь вместо Гилберта-младшего? — с раздражением и усмешкой на губах спросил он.

— Стоп! — крикнул режиссёр. — Снято!

Крис с облегчением выдохнул: сцена, наконец, была отснята так, как он себе представлял.

— Вот теперь отлично. Молодцы, — одобрил он. — Можете же, когда хотите!

Гислер посмотрел на часы: было уже 15:03.

— Может, перерыв? — спросила Аккола.

— Да, наверное, нужно, — согласился Крис. — Пора обедать. — Ребят! — крикнул он, подзывая к себе остальных актёров, находившихся на площадке. — Перерыв полтора часа!

Постепенно народ начал разбредаться.

Конечно, режиссёр уже догадался о причинах такого внезапного разлада в работе. «Ну не иначе как снова не поделили что-то», — думал Гислер. «Хреново, когда вас с партнёром связывает ещё и работа. Разобрались бы поскорее, ведь видно же, что между ними всё равно что-то есть…»

Во время перерыва Нина почувствовала себя хуже и поэтому даже не смогла пообедать. К вечеру состояние Нины ухудшилось настолько, что она в перерывах между эпизодами отлёживалась у себя в гримёрке на диване под пледом: озноб становился всё сильнее. Режиссёр и коллеги уговаривали её уехать домой, но она наотрез отказывалась. Периодически ребята заходили к Нине, чтобы убедиться, что ей хотя бы не хуже, и принося какие-то средства, чтобы облегчить её состояние.

В гримёрную зашёл Йен с кружкой горячего чая. Внезапная болезнь девушки не на шутку его напугала.

— Нина, выпей, — тихо сказал он, протянув болгарке кружку. — Это крепкий чай, должно стать полегче.

Добрев уже плохо соображала, перед глазами всё плыло. Она взглянула на Сомерхолдера совершенно больными глазами и, приподнявшись на локтях, хотела было взять у него чай и поблагодарить брюнета, но в этот момент её сильно затошнило. Рефлекторно прикрыв рот рукой и даже не успев ничего сказать, болгарка вскочила с дивана и побежала в ближайший туалет.

— Ну это уже ни в какие ворота, — пробормотал Сомерхолдер, поставив кружку на стол.

Вернулась Нина только минут через пятнадцать, держась рукой за живот. Тошнота отступила, но началось головокружение и накатила какая-то необъяснимая слабость.

— Нина, тебе нужно домой, — сказал Йен.

— Нет, — мотнула головой Добрев. — Мне нужно отснять ещё две сцены. Это не так уж и долго. Да и мне уже лучше, — пробормотала она, но её внешний вид говорил об обратном.

У Йена рабочий день был официально окончен: все эпизоды с участием Деймона были уже отсняты. Решение он принял быстро.

— Тебе позволь, ты до посинения сниматься будешь, — сказал он. — Пошли, — чуть ли не приказным тоном проговорил он, протягивая болгарке её пальто.

— Слушай, хватит, — устало проговорила болгарка. — Я не пойду, дай мне спокойно доработать.

— Ну, не пойдёшь так не пойдёшь, — хмыкнул Сомер, пожав плечами, и в этот момент подошёл к девушке и подхватил её на руки.

От неожиданности та взвизгнула, даже толком не сразу поняв, что произошло.

— Что ты творишь? Отпусти меня! — крикнула она, ухватившись за рубашку Сомерхолдера.

Если бы Нина была в нормальном состоянии, ей бы, вероятно, всё-таки удалось заставить Йена остановиться, но сил бороться с ним у неё сейчас не было.

— Почему ты постоянно делаешь всё по-своему? — с раздражением спросила она. — Господи, как же меня бесит твоя самоуверенность… Оставь меня в покое! — Добрев несильно ударила кулаком ему по спине.

— Успокойся, — буркнул Сомерхолдер, кое-как открыв дверь гримёрной. — Сейчас приедешь домой, отдохнёшь, тебе станет лучше. Там хотя бы лекарства какие-то есть.

В коридоре Йен столкнулся с Кэндис, которая как раз направлялась к гримёрке подруги с какими-то таблетками в руках. Она была в курсе того, что произошло между ним с Ниной, и поэтому была немало удивлена увиденным.

— Значит так, Кэндис, предупреди Криса, что Нина всё-таки уехала со съёмочной площадки, оʼкей? — попросил он, и блондинка ошарашенно кивнула головой.

— Нина… — пролепетала она.

— Я о ней позабочусь, — перебил Сомерхолдер и этим пресёк все остальные вопросы, которые могли у неё появиться.

Попрощавшись с девушкой, Йен с Ниной на руках поспешил к выходу. Аккола ещё долго смотрела им вслед и, хоть невероятно злилась на Сомерхолдера, думала про себя: «Ну, если они так расстались, то… Господи, насколько же он сильно её любит…»

Выйдя на улицу и сняв сигнализацию со своего совсем недавно купленного Volvo, Йен аккуратно опустил болгарку на землю.

— Йен, пожалуйста, — в полубессознательном состоянии прошептала она, но он не дал ей договорить и осторожно помог сесть на заднее сидение.

— Что ты сегодня ела и пила? — спросил Сомерхолдер, отъезжая от павильона.

Нине стоило немалых усилий, чтобы сконцентрироваться и вспомнить то, о чём просил Йен. Хотя список продуктов, перечисленных ею, помог мало, Сомерхолдер уже примерно понял, какими препаратами можно хотя бы снять симптоматику: у него была отличная память, поэтому он наизусть знал все рекомендации, которые ему давал семейный врач в подобных ситуациях, так что среди ночи ему даже не пришлось звонить.

Когда ребята добрались до дома, у Нины снова началась тошнота. Сомерхолдер разрывался между кухней, где грел воду и разводил все нужные средства, и гостиной, где на диване, подогнув ноги под себя, лежала девушка.

— Сильно тошнит?

— Да, — одними губами произнесла она.

— Пей, — сказал Йен, протянув ей стакан с какой-то мутной водой.

— Что это? — спросила болгарка, взяв его у Сомера из рук.

— Просто вода с солью и содой, — ответил тот. — Вырвет быстрее, тебе желудок надо промыть. Можно вызвать «Скорую», но они будут делать тебе всё то же самое, только в больнице.

Нина была за день измотана этим состоянием, сознание было несколько затуманено, поэтому она следовала рекомендациям Йена и больше особо не спорила. Нехитрую процедуру с раствором соли пришлось повторить несколько раз — до тех пор, пока из организма не начала выводиться эта же самая вода. Хотя Добрев после этого стала чувствовать ещё большую слабость, тошнота вскоре прошла.

— У тебя минералка есть? — спросил Сомерхолдер.

— Да, в холодильнике, — отозвалась болгарка.

Через полминуты брюнет принёс бутылку, налил воду в стакан и отдал Нине.

— Нет, господи, я больше не могу, — простонала она. — Желудок болит. Меня как будто всю наизнанку вывернули! Я уже эту воду видеть не хочу.

Её внешний вид оставлял желать лучшего: она была очень бледна, под глазами синяки — результат бессонной ночи, проведённой в клубе, а на лбу выступала испарина: несмотря на то, что её ещё полчаса её знобило, теперь у неё, кажется, поднялась температура. Йен очень волновался за Нину, и в этот момент ему хотелось прижать её к себе и, как это обычно бывало, прошептать: «Потерпи, котёнок, сейчас пройдёт…» Но теперь он боялся до неё дотрагиваться, потому что знал: просто не имеет права — Нина этого не хочет. По крайней мере, она так говорила…

— Тебе нужно восстановить водный баланс в организме, — объяснил Йен, — иначе начнётся обезвоживание.

— Ну блин, ну не-е-ет, — как маленький ребёнок, захныкала болгарка, и Сомер не смог сдержаться от улыбки.

— Теперь уже точно тошнить не будет, — заверил он, успокаивая девушку, увидев немой вопрос в её глазах.

— Меня тошнит от её вкуса, — настаивала на своём Добрев.

— У воды нет вкуса, — рассмеялся Сомерхолдер. — Нина, если ты выпьешь её, тебе станет легче, вот увидишь, — терпеливо уговаривал её он.

Нина нехотя взяла у него из рук стакан, с недоверием покосившись на брюнета.

— Только маленькими глотками, — предупредил Йен. — Молодец. Сейчас я тебе принесу что-нибудь обезболивающее, боли уже явно не от отравления, а оттого, что желудок пустой.

Йен провёл так последующие несколько часов. Облегчение в состоянии Нина чередовалось с новыми приступами, поэтому он не мог уехать и постоянно был рядом с ней, держа наготове необходимые лекарства. Друзья и коллеги постоянно писали смс, справляясь о её самочувствии. Лишь к четырём утра, кажется, всё закончилось: у Нины на щеках проступил румянец, боли прекратились.