Йен пытался как-то успокоить девушку, ритм дыхания которой сбился, отчего она вздрагивала каждое мгновение, но даже не знал, что послужило причиной такого состояния. От этого он чувствовал себя некомфортно и очень беспокоился за свою любимую. Он понимал одно: нормально разговаривать сейчас Нина не могла. Она прижималась мокрой от слёз щекой к рукам Йена, отчего рукава его рубашки тоже стали влажными. Йен обнял её как можно крепче, пытаясь хотя бы объятиями показать девушке, что ей не о чем волноваться и что она в безопасности. Так они просидели на полу в гостиной ещё несколько минут. Едва увидев, что истерика девушки постепенно пошла на спад, Йен нежно поцеловал её в макушку и осторожно повторил свой вопрос.

— Нина, Боже мой, что с тобой? Что-то произошло?

Добрев подняла глаза и взглянула на брюнета: его глаза были исполнены волнения и боли, так что казалось, что он сейчас сам едва сдерживается, чтобы не заплакать.

— Йен, прошу тебя, попытайся меня понять, — прошептала Нина, приведя наконец ритм дыхания в норму. — Но, наверное, ты никогда меня не простишь. Да и я себя тоже.

— Да что такое! — воскликнул Сомерхолдер. — Почему я не должен тебя прощать? За что, Нина? За то, что сегодняшним вечером ты сделала меня самым счастливым мужчиной на земле? За то, что ты не сказала мне, что ждёшь ребёнка?

Йен понимал, что предположение, высказанное им, было, конечно, наивно. Но сопрягая нынешнее состояние Нины с изменениями в её поведении на протяжении последних нескольких дней, он думал, что, возможно, сейчас любой пустяк мог выбить её из колеи и стать причиной такой истерики.

— Нет, — мотнула головой Нина. Она набрала воздуха в грудь и продолжила, что стоило ей неимоверных усилий. Её голос был едва слышен. — Йен, я не беременна. Едва я узнала о том, что жду ребёнка, я почувствовала, что совершенно не была к этому готова. Я не хотела стать матерью.

Брюнет внимательно смотрел на девушку и чувствовал, как внутри него всё холодеет.

— Клянусь, я пыталась убедить себя в обратном, — продолжила Нина. — Я разговаривала об этом с Кэндис, она называла меня сумасшедшей, услышав о моём желании сделать аборт… Она был права! Но я не желала и слушать о её доводах. Я думала лишь о том, что с рождением ребёнка закончится всё: моя карьера, моя свободная жизнь, наши с тобой прежние отношения.

Сомерхолдер начинал понимать, о чём говорила девушка, но изо всех сил старался гнать от себя подобные мысли. Он не верил, что его любимая девушка, его Нина, в которой он души не чаял, могла убить их ребёнка.

— Йен, прости меня, прошу… Я понимаю, что поступила, как… Я не знаю, — выдохнула Нина, будучи не в силах подобрать нужные слова. — Я сделала аборт.

Последние слова Николины, хоть и были произнесены шёпотом, для Йена прозвучали громче любого крика. Он снова поднял глаза на болгарку. Нина опустила голову и закрыла лицо руками.

— Что ты сейчас сказала? .. — тихо проговорил Сомерхолдер в надежде, что, может быть, ему послышалось, или он всё неправильно понял, или что-то ещё…

— Йен, пожалуйста, — Нина положила руки на плечи мужчины. — Я — дура. Полная дура.

— Почему ты даже не сказала мне о том, что ты была… Беременна? — голос Сомерхолдера чуть было не сорвался на крик. — Кто тебя надоумил на… На это? Господи, Нина!

Добрев поднялась и отвернулась, не зная, что ответить ему. Она понимала, что только что предала двух самых близких для неё людей: любимого мужчину и своего ребёнка. Ещё несколько часов назад так боявшаяся разубедиться в своём решении сделать аборт, сейчас Нина готова была проклинать себя.

— Йен, я не знаю, как это назвать. Полное затмение разума, сердца, души. Я думала только об одном: сейчас не время для того, чтобы рожать. Начались съёмки моего нового фильма, «Дневники» продлили на 5 сезон, я бы подвела столько людей! И мы с тобой даже не женаты, и…

— Ты серьезно сделала аборт только потому, что у тебя начались съёмки и мы не женаты? — неожиданно вскрикнул Сомерхолдер, поднявшись на ноги, отчего болгарка вздрогнула. — Ты слышишь себя?! Ты убила нашего ребёнка потому, что просто испугалась менять свою жизнь?

В этот момент Нина нашла в себе силы, чтобы посмотреть возлюбленному в глаза. Она ещё никогда не видела его таким: Йен сильно покраснел от накатившего на него негодования, его зубы были стиснуты, а прекрасные голубые глаза, которые ещё недавно смотрели на неё с такой любовью и нежностью, были полны тоски и отчаяния.

— Нина, Боже мой… Ты… — мужчина не знал, какие слова подобрать. Он смотрел даже не на брюнетку, а куда-то вдаль, не желая видеть её. Когда-то он боялся даже подумать, что когда-нибудь сможет в одно мгновение так сильно возненавидеть человека, ближе и роднее которого у него не было.

— Я знаю, Йен, я знаю… — проговорила Николина. — Мне, правда, очень плохо. Я очень сожалею обо всём, но понимаю, что сейчас ты мне не поверишь. Я готова встать перед тобой на колени, но надо ли это?

Йен стоял не шелохнувшись. Нина внимательно смотрела на него, улавливая каждое едва заметное движение его тела в надежде, что он хотя бы на мгновение взглянет на её.

— Для меня нет человека ближе тебя, — прошептала она, приблизившись к нему.

— Я вижу, — горько усмехнулся брюнет. — Такая твоя любовь, Нина Добрев? — спросил он, посмотрев наконец на неё. — Даже не сказать о своей беременности.. Сразу решить всё за двоих. Браво, Николина! Я больше ничего не могу сказать.

— Йен, умоляю, попытайся хотя бы понять! — в отчаянии крикнула Нина, в глубине души осознавая, что просит о невозможном.

— Понять что? Твоё нежелание иметь от меня детей? — на лице мужчины снова появилась горькая улыбка.

— Нет же, нет! — Добрев почувствовала, как к её горлу подкатывает предательский комок, а на глазах вновь выступают слёзы. — Я очень хотела, чтобы у нас была семья и дети, правда. Но не сейчас, понимаешь? Я полная дура, я знаю. И то, что я сделала… Это не заслуживает прощения. Я не хотела сделать тебе больно.

— Нина, неужели в тебе не проснулся тогда материнский инстинкт? Неужели в тебе ничего не ёкнуло, когда ты попросила врача дать тебе направление на аборт?

Николина отвернулась от Сомерхолдера, села на пол и, будучи не в силах больше сдерживаться, снова заплакала, потому что понимала: да, в тот момент она действительно ничего не чувствовала. А о том, что почувствует Йен, она думать не хотела.

— Понятно. — покачал головой мужчина.

— Я не думала, что ты узнаешь, — прошептала девушка.

— Какая конспирация, — в стиле Деймона съязвил Йен. — Кэндис, должно быть, разрушила все твои планы?

— Пожалуйста, перестань, — взмолилась Нина, которая не могла больше выслушивать подобные желчные высказывания от любимого человека. — Мне и так плохо.

— Плохо? Прости, Нина, но я так не думаю, — повысив голос, ответил брюнет. — Ты сделала то, что хотела. Мои поздравления.

Нина вскочила на ноги и метнулась к Йену.

— Мне самой мерзко от этого всего. О том, что я сделала, я буду жалеть, наверное, всю оставшуюся жизнь. Но я, правда, надеюсь, что ты когда-нибудь сможешь понять меня… И простить.

Сомерхолдер молчал и лишь пристально смотрел на девушку.

— Наверное, я был прав, когда тогда, три года назад думал, что ты не для меня, — наконец сказал он.

— Я догадываюсь о том, что ты сейчас чувствуешь, по отношению ко мне, — ответила Нина. — Просто знай, что я люблю тебя. Люблю тебя больше, чем кого бы то ни было в этом чертовом мире. И всегда буду любить.

— Я мечтал, чтобы ты родила мне дочь, — чуть слышно проговорил Йен. — Она обязательно была бы похожа на тебя… Жаль, что не все наши мечты исполняются.

С этими словами брюнет накинул на себя куртку и вышел из дома. Нине хотелось броситься вслед за ним, но она понимала, что делать этого не стоит: им не о чем было разговаривать сейчас. Она села на диван и взглянула на розы, принесённые Йеном. Запах свежих цветов, казалось, разнёсся по всему дому. «Кэндис пыталась опередить меня и всё исправить», — пронеслось в голове у брюнетки. — «Господи, как же она была права…» Ей казалось, что её сердце вот-вот разорвётся пополам. С одной стороны ей было страшно от одной только мысли о том, что она добровольно позволила убить своего сына или дочь. С другой, она остро чувствовала свою вину перед человеком, который подарил ей столько счастья и потерять которого она всегда очень боялась. Сейчас Нина была готова молиться любым богам о том, чтобы эта встреча с Йеном не была для неё одной из последних, хоть и понимала, что на самом деле этот вечер — начало конца. Она слишком хорошо знала Сомерхолдера. Нине он готов был простить многое: вспыльчивый характер, грандиозные ссоры, возникавшие из-за пустяков, ревность, может быть, даже измену — просто сильнее, чем её, он ещё никого и никогда не любил, хотя его признания в чувствах слышали многие девушки до неё. Но едва ли можно было поверить в то, что так давно мечтавший о детях Сомерхолдер простит любимой девушке аборт. Но в сердце людей надежда живёт всегда, и убить её не в силах ни какие-то факты, ни реальность, ни что-либо ещё. Сейчас Нина держалась только за надежду на то, что Йен вернётся. Вернётся не просто домой — вернётся к ней.