— Я хотел, — уверял он, будто оправдываясь, но скорее, извиняясь за не сделанное. — Но не мог рисковать.
— Не нужно говорить это так, словно тебе стыдно, что ты этого не сделал, — сказал Эштон, блокируя телефон и откладывая его в сторону. — Стыдно должно быть мне, что я подобное вытворял. Правда, мне не очень стыдно. Скорее, я просто плохо понимаю, что у меня творилось в голове. И странно, что я тебя ни разу не заметил, кстати.
— Ты даже Мартина по имени называл только, когда он тебе напоминал его, — хмыкнул Виктор слишком напряженно и рвано выдохнул Эштону в шею. — А людей дальше пяти метров ты вообще не видел.
Эштон закусил губу, потом вздохнул и сказал:
— Ну, по крайне мере, мне было весело. Хотя, наверное, когда у меня дошло до передоза, веселье испарилось. Странно, что Мартин действительно позвонил тебе, а не сбежал, когда понял, что происходит.
— Почему он должен был сбежать? — спросил Виктор недоуменно, продолжая крепко удерживать любовника. Что было странно, так это то, что Эш не рычал, как обычно, ни на крепкие объятия как таковые, ни на ярое собственничество, в них сквозившее.
Виктор шевельнул губами, оставляя на шее поцелуй, и затем отстранился, чтобы посмотреть на любовника.
— Поясни?
— Потому что Мартин не тот человек, от которого можно ждать помощи. Он боится проблем как огня, потому любит забываться в клубах и убегать от этих проблем, что его ждут за стенами клуба, — пожал плечами Эштон, откидываясь назад и опираясь на Виктора. — Он хороший парень, с ним круто развлекаться — он это умеет лучше всех моих знакомых, но стоит только запахнуть жаренным — Мартина уже нет. Потому я удивляюсь.
Теперь Виктору была ясна интуитивная желчь в адрес этого парня. Кажется, Хил чуял его ненадежность и щерился, ощущая, что в иной ситуации Эштону помочь было бы, в общем, некому.
Так хотя бы Николсон побеспокоился бы в случае чего.
С другой стороны, это было не жаренное. Никого не поймали на наркоте или подобном, Эш собирался копыта откинуть, и Хил знал, что такие ситуации воспринимаются немного иначе. Мартин, похоже, был из тех, для кого разница была существенной. Хотя бы из-за шока.
— Почему ты сейчас не… — Виктор не смог сразу подобрать правильного слова. Эштон не сопротивлялся таким вещам, не противился, даже не защищался. Он обычно… бунтовал. Но сейчас не делал даже этого. Наоборот, реагировал привычно, будто так и нужно было. Не из-за фото и стыда же?
Частицу “не” пришлось убрать, говорить о бунте мужчине показалось излишним.
— Почему ты сейчас так спокойно на меня реагируешь? — перефразировал Виктор, пробегаясь пальцами по боку Эштона, чтобы держать его в более удобном месте. Он чуть ослабил хватку, чтобы не давить никуда, но лишь немного, продолжая цепляться за то, что самолично недавно выпускал ради возможности быть рядом.
Эштон вздохнул:
— Почему бы тебе просто не помолчать и не комментировать, пока я так на тебя спокойно реагирую? — предложил он. — Наслаждайся моментом, потом может не быть.
Все было проще простого — иногда Эшу надоедало выпускать иголки, иногда моменты были спокойными и умиротворяющими, когда эти иголки были бы совершенно лишними в его настроении — для него же лишними. Не о Викторе он заботился.
Нельзя было сказать, что Эштон становился безвольным телом. Он становился просто собой. Собой, который не выебывается, не пытается перегрызть кому-то глотку или утопить в бочке сарказма. Эти моменты были редкими, и Эш сам не понимал, чем они вызваны.
Но в данный момент мог сказать одно — за столько часов, проведенных бок о бок с Виктором, ему просто надоело ругаться. Можно было просто отдохнуть.
В ответе не было ни иронии, ни сарказма, ни вызова, а последняя фраза была просто предупреждением. Это было странно и непривычно, Виктор не ждал от Эштона подобного, и можно сказать, что был не готов к этому.
Таким парень как минимум Хила впечатлил, и тот едва не съязвил в ответ, восстанавливая баланс во Вселенной.
Вместо этого Виктор отнял одну руку, чтобы переставить салат с коленей любовника подальше на диван, а потом повернул голову Эша к себе, чтобы попробовать его спокойствие на вкус. Он сам предложил наслаждаться моментом, что Хил и делал.
Целуя, мужчина пошел ва-банк, раскрываясь так же, как делал это в больнице: с благодарностью — за доверие и терпение; с бессильной злобой — за произошедшее в клубе и желанное беспамятство; с интересом — ощущая нечто новое, исходящее от любовника, и исследуя реакции; и все с тем же фанатичным обещанием не калечить, помогать, заботиться и хранить, лишь бы защитить того, ответственность за кого на себя взял.
На поцелуй Эштон ответил далеко не сразу. Он чувствовал исходящие от любовника эмоции и не знал, как лучше на это среагировать. Разум подсказывал сделать все по привычке — оттолкнуть, сказать очередную колкость и вывести все на новый конфликт. Тогда не будет потом неловко. Но другой стороны, Эшу хотелось попробовать с Виктором нечто новое. Быть открытым, совсем открытым — этого он не делал очень давно, последний раз позволял себе такое с Барри, но обжегся и больше не хотел наступать на те же грабли.
Сейчас был готов попробовать. Но осторожно, в любой момент готовый отступить.
На поцелуй он ответил спустя несколько секунд — медленно, словно все еще решаясь, не слишком уверенно, не зная правильно ли он делает… Но все-таки Эштон отвечал на поцелуй, старательно не напрягаясь в руках Виктора, отпуская на эти мгновения все мысли.
И мужчина с готовностью ему помогал.
Виктор не спешил, не подталкивал, дожидаясь, когда Эштон сам возьмет на себя нужные проценты лидерства. Хил обходил стороной горло, скользя ладонью по плечам, груди, животу и бокам, чтобы не спровоцировать парня. Виктор выбирал, что делать дальше, в какую из двух сторон двинуться, и остановился на той, начало которой было уже положено.
И мужчина потянул любовника на себя.
Не начал отталкивать, чтобы уложить и нависнуть — этого было достаточно и в сексе, а начал ложиться сам, втягивая Эштона сверху. Так он целовал его руки, так сидел у его ног. Виктор не позволял в себе усомниться, Вик был ведущим и не давал себя чем бы то ни было унизить. Он лишь доверялся и вверял таким образом себя, свою честь, свои принципы, уважение и еще многие вещи, склоняя голову или касаясь губами коленей в обожающем жесте.
Сейчас он оперся шеей о круглый подлокотник дивана, придерживая на себе Эштона и не меняя эмоций и интонаций. В поцелуе значилось одно большое _обещание_, и Виктор давал Эшу возможность как отстраниться, так и перенять инициативу.
Эштон не прерывал поцелуй — попросту боялся, что стоит ему на мгновение отвлечься, как все вернется в обычное состояние. В первую очередь, он сам.
Позволив утянуть себя на тело любовника, он обхватил ладонями его лицо, словно пытаясь удержать на месте. Поцелуй стал гораздо глубже — не только в эмоциональном плане, но и в физическом. Эштон медленно, совершенно неспешно словно впервые изучал рот Виктора языком, прикрыв глаза, отвлекаясь от обстановки — все сосредоточение уходило на ощущения.
Мужчина не противился, так же словно впервые изучая ладонями лежащее на нем тело. Виктор мягко считал пальцами позвонки и гладил ребра, задирая рубашку, и посасывал язык Эштона, блуждающий внутри, ласкал его своим, отзываясь на все движения осторожно и стараясь не мешать.
Вся атмосфера прервалась мгновенно — телефон Эштона завибрировал, даже не зазвонил, от пришедшего сообщения, но и этого оказалось достаточно, чтобы парень резко отстранился, отрываясь от губ Виктора. Он сел, тряхнул головой, словно пытаясь отогнать туман из головы и, поняв, что только что произошло, окончательно осознав это, начал быстро искать на диване телефон — момент был слишком неловким для него, чтобы он мог его как-то комментировать.
Виктор среагировал спокойно, хотя такое окончание ему не понравилось от слова “совсем”. Хил снова поднялся и снова прихватил Эштона за талию — как в самом начале. Пальцы нащупали мобильник в складке под спинкой, и Вик вложил телефон в руки любовника, чуть в прострации снова утыкаясь носом парню в шею. Рука оглаживающе скользнула по спине, оправляя Эштону задранную рубашку и заглаживая резкий обрыв.
