Были какие-то несвязные обрывки в памяти, но восстановить их полностью Эш просто не мог — не хватало сил сейчас.

— Я вновь, как идиот, повелся на уловку Барри, — пробормотал он. — Долго я в отрубе был?

— Часа три, — ответил Виктор, отставляя стакан. Хил был бледным; спал всего пять часов после загруза. — Не заморачивайся сейчас, — посоветовал он, — лучше отдохни, Эш. Потом все остальное.

Эштон кивнул, но продолжал смотреть в потолок, все еще пытаясь восстановить вечер в памяти. Кажется, Барри предлагал сделать минет в счет оплаты. Но Эш не помнил сделал ли он его. Не помнил и того, как выходил из клуба и во сколько. И, главное, зачем.

Он не мог не заморачиваться. Потому что не планировал так упарываться. По крайней мере, сразу. С чего он вообще решил, что зеленый порошок лучше кокаина?

Эштон со стоном провел руками по лицу и перевернулся набок — смотреть в начинающийся снова кружиться потолок не было сил. Глаза снова сами собой закрылись. Истощенный организм требовал вернуть себе силы, и Эштон не стал сопротивляться.

Виктор, видя, что Эш окончательно вошел в разум, скинул домашнюю одежду, забираясь со спины и обнимая любовника. Когда парень выглядел не так, будто упарывался радости ради или назло, Хил не мог злиться или воспринимать все конфликтно. Эштон повелся на развод, только и всего; развод этот устроил Барри, и это тоже многое объясняло; участвовать в этом разводе Виктор сам разрешил. Разбираться или ругаться смысла не было, можно было только уточнить, что именно произошло, но и это Вик оставил на утро, придвигаясь ближе, но не обнимая слишком сильно. Спал он столько же, сколько и Эштон, не проснувшись ни в привычную рань, ни в позднюю рань.

Эштон чувствовал себя не лучшим образом. Сразу как проснулся он почувствовал неприятный озноб, и это было знакомым чувством, пусть и далеко забытым — когда Эш только начал баловаться наркотиками, у него случались такие приступы. И он знал, что они означают.

Честно говоря, его это немного пугало. И тогда, и теперь. Но сейчас гораздо больше — подсесть на синтетику не хотелось вовсе. Он и пары месяцев не протянет. Видел таких красавцев, которые уже через две недели ехали в морг ногами вперед.

Главное, переждать. Это он понимал. От одного раза ломать сильно не будет.

С горем пополам Эштон сел и потер все еще гудящие виски, а потом несильно толкнул Виктора.

— Принеси воды, — тон был уже другой, не как ночью. Он бы и сам сходил, но слабость ощущалась чересчур сильно.

Виктор сел и проморгался, а потом посмотрел на Эштона внимательным взглядом. Просто убеждался или пытался со сна осознать просьбу — в любом случае, мужчина все же встал, сходил за фильтром и наполнил стоящий с ночи стакан.

— Ты каждый месяц бегаешь в вендиспансер, неужели при этом ты без вопросов тянешь в рот любую неизвестную дрянь? — с сомнением спросил Виктор, подавая воду любовнику. Припомнив фразу Эштона из машины, Вик добавил:

— Безоговорочно веришь всему, сказанному Барри?

В тоне не было ни злости, ни раздражения. Хил просто спрашивал.

Эштон чуть поморщился — не от вопроса, от самого голоса. Слишком громко ему казалось.

— Я бы не поверил, если бы он предложил мне что-нибудь ввести в вену. В остальных случаях я не боюсь подхватить что-то от наркотиков, — проговорил Эштон, также как ночью осушив стакан залпом. А потом вновь рухнул на подушку. натягивая одеяло на себя как можно сильнее — озноб не спадал.

— И да, я слажал, поверив Барри. Но мне почему-то показалось, что по поводу наркотиков он врать не станет.

— Речь не о “подхватить”, — покачал головой Хил. — Ладно, ты и так ответил. Ты не знаешь, чего он хочет, но уверен, что не станет врать…

Виктор помассировал переносицу и налил воды уже себе.

— Ломает? — поинтересовался он, поправляя на Эштоне одеяло.

— Непонятно пока, — ответил Эштон. — Но ломать будет, в любом случае. Это синтетика какая-то была.

Он вновь поморщился и выдохнул в подушку. Голова начинала болеть все сильнее.

Виктор сдавленно выдохнул и осторожно вплелся пальцами Эшу в волосы.

— Я позабочусь о тебе, — кивнул он. — Сделать тебе крепкий чай? Чем вообще помочь?

— Я не знаю. Мне будет плохо, настолько, что вряд ли я смогу как-то реагировать на тебя, — сказал Эш, сам не зная к чему готовиться.

— Ты справишься? Есть препараты ведь для облегчения, сам проходил, я могу попробовать достать.

Виктор ведь и правда проходил, но наркотики у него были иного плана, и Хил понятия не имел о разнице между ломками.

— Вик, я не в героиновой ломке сейчас, — раздраженно дернул плечами парень. — Я пройду то же самое, что и любой подросток, закинувшийся лсд по дури. Пройдет за день. Только не трогай меня.

— Хорошо, — кивнул Виктор, выдохнув, и мягко похлопал Эштона по ноге. — Пока сделаю тебе чай.

Эштон кивнул. К головной боли и ознобу прибавилась тошнота. Пить чай не хотелось, но возражать сил не было.

Виктор вернулся с чашкой горячего, но не обжигающего чая, заваренного из крупных листьев в чайнике.

— Держи, выпей немного, — Хил протянул чашку любовнику.

Эштон вновь сел, морщась, и сделал пару глотков чая, передергивая плечами.

— Спасибо, — выдавил он. Состояние было не лучшим. И оттого настроение тоже. Эштон лег обратно в постель, кутаясь в одеяло сильнее. — Интересно, если я выпью снотворного, мне станет лучше это переносить?

— Не стоит, — покачал головой Виктор, отпивая из той же чашки. — Хер знает как ты среагируешь. Лечь рядом?

— Как хочешь, — Дернул плечами Эш, закутываясь в одеяло с головой — свет резал глаза.

Виктор, хмыкнув, отправился задергивать шторы — причину сощуренных глаз и одеяла на голове он понял вполне неплохо. А потом все же забрался рядом, обнимая и поглаживая в успокаивающем жесте. Вряд ли это помогало, но Хил, скорее, и не Эштона успокаивал.

Губы коснулись изгиба шеи — просто коснулись.

— Под кайфом ты трахался, а под ломкой? — тихо поинтересовался Виктор, но сразу осекся. — Неуместная шутка, извини.

Он глубоко выдохнул, вспоминая давно забытые собственные ощущения. Барри еще сильнее хотелось убить.

Эштон старался абстрагироваться от ощущений поглаживания. Они были не слишком приятны, скорее, просто раздражали, но отдаленно Эш понимал, что все это блажь — все из-за ломки.

Шутка ему на самом деле показалась не очень смешной. Ему даже прикосновения были неприятны, словно вся кожа горела. О каком сексе тут может быть речь?

Но он ничего не сказал, лишь сильнее кутался в одеяло, несмотря на то, что шторы были задернуты. Казалось, что так легче.

Виктор через некоторое время затих, поймав точку спокойствия, а затем, похоже, все же заснул — но рваным и слишком чутким сном, приходя в себя (а иначе это назвать было сложно) от каждого движения Эштона.

Эштон же как раз шевелился очень много. Ему постоянно казалось, что лежать неудобно, что все тело болит при любом положении, которое он постоянно менял. Голова продолжала ныть, ко всему прочему прибавилась тошнота.

Барри он уже сам ненавидел. И его фею тоже.

Надежду вселяло только лишь одно чувство — нужно пережить ломку и никогда не пробовать больше фею.

Виктор к тому моменту все же поднялся и обеспокоенно следил за метаниями любовника. Помочь он ничем не мог, разве что нашел широкую простынь, набросил ее на Эштона и подоткнул под матрас с тем расчетом, чтобы парень не рухнул на пол, если довертится до края кровати.

Продолжалось это достаточно долго. Эштон только к вечеру затих, проваливаясь даже не в сон, в бессознательное состояние. К этому времени он успел несколько раз проклясть Барри, себя, Виктора за компанию, исцарапать все ладони и искусать губы почти в кровь. И когда немного отпустило, Эш без замедления отдался блаженной темноте.

Виктор все это время напряженно следил за состоянием парня, отирая его лоб смоченным полотенцем. Когда Эштон начал затихать, Хил не преминул проверить пульс и убедиться, что дело пошло в лучшую сторону, а не в худшую. Надежды оправдались. На то, что “проходят подростки, один раз закинувшиеся лсд” это не тянуло, тут уж Виктор мог судить и сравнивать, но главным было, что Эштон справился.