— Привет, — произнёс я, но почти не услышал своего голоса, — а… вот цветы… они для тебя…

Она нахмурила брови, но оставалась в неподвижном положении. Розы она не приняла, как и во время нашей последней встречи.

— Для меня, прости? — спросила она после моего долгого смущённого молчания. — Но… зачем?

— Как зачем? Ты ведь любишь розы, разве я не прав?

— Прав. Но зачем ты даришь их мне? Ты хочешь, чтобы я дала тебе что-то взамен?

Я начал смутно о чём-то догадываться и, затаив дыхание, спросил:

— А ты з-знаешь, кто я?

В ответ последовало молчание, от которого по спине моей побежал непонятный холодок. Эвелин отрицательно покачала головой.

— А кто ты? — почти шёпотом спросила она, приблизившись ко мне.

— Не имеет значения. Просто… просто возьми эти цветы.

Со слабой улыбкой она приняла из моих рук розы, и я грустно улыбнулся в ответ.

— Эвелин, — прозвучал из глубины прихожей знакомый женский голос, — я ведь сказала, что сама открою дверь.

Увидев меня, Уитни замерла на месте. Я глядел на неё, стараясь не выдавать своим выражением лица ни одной эмоции, и, кажется, у меня это получилось. Взгляд Уитни стал ледяным.

Я заметил некоторые изменения в девушке. Её лицо как-то похудело, и теперь эти впалые щёки смотрелись не сильно привлекательно. Тушь под глазами растёрлась, и возникало ощущение, что Уитни — обладательница ярких синяков под обоими глазами.

— Мне было несложно, — сказала Эвелин своей сестре и с наслаждением понюхала бутоны роз. — Они прекрасны, правда? Этот очень щедрый молодой человек только что подарил их мне.

Отвернувшись, Уитни чихнула, и Эвелин вдруг рассмеялась.

— Да, — согласилась Уитни с сестрой, вытирая выступившие на глазах слёзы. — Отнеси их в комнату, пожалуйста.

Эвелин послушно удалилась, и я с сожалением посмотрел ей вслед.

— Зачем ты снова сюда пришёл? — тихо, но довольно грубо спросила Уитни.

— Ты не можешь запретить мне приходить сюда.

— Я буквально заменяю Эвелин мать, так что я в полной мере могу отвечать за то, что с ней происходит. Пошёл прочь отсюда!

Уитни собиралась хлопнуть дверью, но я выставил руку вперёд, не позволив ей этого сделать.

— Криками нам ничего не решить, — сдержанным шёпотом сказал я. — Позволь мне войти, мне нужно с тобой поговорить.

— Эвелин этого не хочет.

— Я сейчас говорю не об Эвелин. И вообще, откуда тебе знать, чего она хочет, а чего нет?

С досадой поджав губы, Уитни обратила свой взор в прихожую. На кухне шумела вода: это Эвелин ставила мои розы в вазу с водой.

— Что тебе от меня нужно? — спросила недовольная собеседница, вновь опустившись до полушёпота.

Я молча смотрел на неё, и Уитни, напряжённо вздохнув, сделала шаг в прихожую, приглашая меня войти. Я торжествующе улыбнулся и вошёл.

Жестом указав мне на гостиную, Уитни отправилась на кухню, и я услышал её приглушённый голос:

— Можешь немного посидеть у себя в комнате? Мне надо поработать.

— Конечно.

Затем старшая из сестёр снова чихнула.

— И забери с собой розы, пожалуйста.

Я с интересом рассматривал фотографии, вставленные в красивые рамки. Здесь были фото маленьких Эвелин и Уитни, и я улыбался, глядя на них. На каминной полке я заметил наполовину пустую бутылку мартини, рядом — стеклянный стакан. Я поднёс стакан к лицу и наполнил лёгкие воздухом, пытаясь ощутить аромат. Как раз в этот момент в гостиной появилась Уитни.

— Убери руки, — сурово бросила она.

Поставив стакан на место, я бросил на собеседницу равнодушный взгляд.

— О чём ты хотел поговорить? — спросила она и, взяв с каминной полки бутылку мартини, села на диван.

Я сел напротив Уитни и, вздохнув, поднял на неё печальный взгляд.

— Почему она меня не помнит, Уитни?

Какое-то время мы сидели в тишине, после чего девушка сказала:

— А я думала, ты уже сам догадался о её несчастье.

— Догадался. Но конкретно я об этом ничего не знаю. Спрашивать у Эвелин… это как-то слишком. Это будет невежливо.

— А спрашивать у меня – это, по-твоему, вежливо?

Уитни тяжело вздохнула и сделала большой глоток из бутылки.

— Итак, ты хочешь, чтобы я рассказала тебе всё?

— Ты этого не сделаешь, но да. Я этого хочу.

— Зачем? Господи, да зачем? Почему люди всегда создают себе проблемы?

— Я их не создаю, они сами собой появляются в моей жизни.

— Вот как? — Она сделала ещё один глоток. — Честно говоря, впервые встречаю человека, так яро интересующегося жизнью Эвелин. И я так понимаю, если я не расскажу тебе всего, ты от меня не отстанешь, да?

Я не отвечал. Уитни была пьяна — не сильно, но пьяна. Это был идеально подходящий момент для того, чтобы вытянуть из неё всю правду.

— Её болезнь… осложнилась, — наконец заговорила Уитни. — Эвелин лечится у невролога уже год, но результатов пока нет. Это настораживает и меня, и врача. У неё антероградная амнезия, моя сестра помнит только то, что было до начала болезни. А остальное…

— А когда началась её болезнь?

— Очень давно. Когда Эвелин было пять лет. Это был совершенно нелепый несчастный случай. Совершенно! И он так изменил её жизнь!

Уитни сделала сразу два глотка мартини.

— Эвелин просто упала с качелей. Она упала и ударилась головой о железку. Сначала она долго не приходила в себя, что очень сильно напугало меня и родителей. Потом она всё же очнулась, и мы сразу показали её доктору. Он сказал, что это простой ушиб, даже сотрясения мозга нет. А потом мы стали замечать, что Эвелин постепенно теряла память. Сначала она не помнила, что ела на завтрак, потом перестала помнить имена своих друзей, а потом начала забывать, как читать…

Я с ужасом вспомнил нашу первую встречу с Эвелин, когда та попросила меня прочесть надпись на двери. Я принял её за сумасшедшую, а ей, оказывается, действительно нужна была моя помощь…

— И вот сейчас, когда Эвелин находится под постоянным присмотром невролога, болезнь начинает прогрессировать. Эвелин периодически теряет память. Сегодня она может помнить абсолютно всё, а завтра не вспомнит даже вкуса её любимых фруктов. Это осложняет ей жизнь. Действительно, это, чёрт возьми, тяжело, когда каждый день узнаёшь о себе новые, иногда потрясающие сознание вещи!

— Так вот оно как, — задумчиво прошептал я и поднял глаза на собеседницу. — Уитни, что мне сделать для того, чтобы она меня вспомнила?

Девушка рассмеялась, опрокинув голову назад. Я с недоумением смотрел на неё.

— Это амнезия, Логан. Ты не можешь просто приказать Эвелин вспомнить тебя. Для этого нужно время.

— Много времени?

— Не знаю. Но я бы посоветовала тебе запастись терпением. Выздоровления, конечно, можно добиться, но я просто не знаю, как долго должно длиться лечение, если даже год регулярного посещения невролога не дал никаких результатов!

Потом Уитни сделала ещё несколько глотков из бутылки и сказала:

— А вообще, Логан, мой тебе совет. Беги отсюда. Зачем тебе все эти сложности?

Я растерянно пожал плечами. Я действительно не знал, зачем мне это всё, но бежать отсюда не собирался. У меня этого даже в мыслях не было.

— Отношения с Эвелин будут сложными, — продолжала Уитни, — это однозначно. Именно поэтому у неё нет ни одного друга, да и молодого человека никогда не было. Она сама этого не хочет, понимаешь? Она не хочет осложнять жизнь и другим людям.

— Отношения с Эвелин не осложнят мою жизнь.

— Думай, о чём говоришь.

— Я думаю. К тому же прекрасно понимаю, о чём говорю. А у неё правда нет ни одного друга?

— Правда. Я её лучший друг, понятно?

Мне стало безумно жаль Эвелин. Ей не дано понять, каково это иметь лучших друзей. У меня они были, и соглашусь, что порой я принимал это как должное и совсем не ценил этого. Но теперь мне очень захотелось изменить жизнь Эвелин, показать ей, что в мире существуют люди, которые, как и Уитни, способны поддержать её в любую минуту. И меня вовсе не пугали сложности, о которых говорила Уитни.