— Я уверен, ты сделал это не нарочно, — сказал Джеймс, крепко сжимая плечо Кендалла. — Сам же знаешь, как это бывает. Когда со всех сторон на тебя давят, когда терпеть уже невыносимо… Я тебя не осуждаю, мужик. Я тебя прекрасно понимаю.

Я бы не успокоился, услышав такое от ловеласа. Само собой, Маслоу понимает Шмидта, он ведь сам не раз поступал так с девушками, бесчестно предавая их и разбивая хрупкие сердца. А я осуждал Кендалла. Осуждал, но этого говорить ему не стал.

— Джеймс… — Шмидт обнял друга одной рукой и вздохнул. — Ты правда меня не осуждаешь?

— Конечно, нет! Я много раз в своей жизни сталкивался с изменами и с уверенностью могу сказать, что большинство мужских измен вовсе не являются изменами! Для парней секс — это просто секс. Девушки же, в большинстве своём мечтающие о платонической любви, имеют привычку создавать из секса что-то сказочное… Иногда, причём, сами себе противоречат, как же это глупо! Парень может переспать с одной – да, может; но сердце его будет принадлежать другой, той, которая всегда ждёт его дома. Вот поэтому к изменам со стороны девушек я отношусь совсем по-иному.

Кендалл расплылся в пьяной улыбке и снова потянулся за стаканом.

— Никогда бы не подумал, что простые слова смогут так помочь мне, — признался он. — Спасибо, Джей, признаться честно, я тронут. И вам, парни, спасибо. Спасибо, что не осуждаете.

Немец похлопал себя по карманам, вздохнул и сказал:

— Теперь я страшно хочу курить.

— Кури, если это сможет тебя утешить, — разрешил я. — Только будь добр, открой окно.

Кендалл распахнул окно и, достав из нагрудного кармана пачку сигарет, взял одну в рот. Закурив, он вновь уселся за стол и посмотрел на меня.

— В ту ночь я сказал тебе, что мы поссорились с Кайли, — тихо начал он и выпустил дым в потолок. — В какой-то степени я солгал, понимаешь? За это прости. Я не захотел рассказывать обо всём так сразу, потому что я приехал к тебе сразу после Дорси. Именно поэтому я был тогда в стельку пьяный. И поэтому был такой растерянный…

Я молча кивнул, давая понять, что не держу зла на друга. Джеймс взял пустую бутылку из-под коньяка, которая решала, кто из нас будет рассказывать секрет, и отодвинул её в сторону.

— Думаю, с нас хватит, — сказал Маслоу. — Лично мне больше не хочется знать ничьих секретов.

Мы с парнями согласились и выпили ещё. Я по-прежнему наливал себе колу.

— На выходных мы с Алексой хотим устроить вечеринку, — сказал Карлос, наблюдая за дымящейся сигаретой Шмидта. — Осенью океан особенно прекрасен, правда? Вечеринку устроим на палубе большого корабля, потому что я до безумия люблю океан! Можете прийти с друзьями или девушками, если пожелаете. Мы будем не против.

— Звучит круто! — поддержал идею я. — А в честь чего вечеринка?

— Ну, мы с женой закончили работу над фильмом, к тому же наша группа выпускает четвёртый альбом. Это разве не повод? И мы должны попрощаться с друзьями перед мировым туром. После нескольких концертов в Южной Америке мы, конечно, ещё вернёмся, но потом нас долго не будет дома. А разлука с родными местами просто невыносима.

Вспомнив родной Даллас, я печально улыбнулся и согласился с Карлито. С местами нас связывают люди, а когда эти люди покидают нашу жизнь, мы начинаем скучать — не только по местам, но и по людям. Воспоминания порой действительно причиняют боль.

Коньяк кончился только под утро. Никому никуда ехать уже не хотелось, а потому парни единогласно решили проспаться у меня. А я сопротивляться не стал.

Россыпь серебряных звёзд на тёмно-синем небе, отдающих ледяным белым светом; призрачные волны океана, бьющие о стенки гигантского корабля; луна, смотрящая на нашу планету мёртвым взглядом. Душе моей было тесно в теле, она жаждала вырываться на свободу. Такое со мной происходило редко, чаще всего ночью. Вообще ночь — странное время суток. Это время самых откровенных разговоров, самых безумных идей и самой чистой любви. Ночью я всегда сожалею о прошлом, осуждаю настоящее и боязливо смотрю в будущее. Я поднял голову и слегка прищурился, встретив лёгкий, но не согревающий ветер. Ночное небо… Кто и когда говорил, что хочет стать звездой, исполняющей желания?..

— Логан, — позвал меня женский голос, прозвучавший за спиной. — Почему ты здесь?

Обернувшись, я увидел Маккензи, младшую сестру Алексы. Она слабо улыбалась и смотрела на меня проникновенным взглядом, ожидая ответа на вопрос.

— Там душно, — ответил я, оперевшись на перегородку. — Я решил немного побыть здесь и подышать свежим воздухом.

— Мне тоже надоело находиться там, среди пьяных танцующих людей. — Она встала рядом со мной и, прищурив глаза, устремила свой взгляд вдаль. — Но там весело. Они собираются танцевать мазурку.

— Мазурку? Там уже и до вальса недалеко.

Какое-то время мы молча стояли рядом. Мне было странно снова разговаривать с Маккензи после того, что между нами было. Нет, ничего серьёзного, но… Я думаю, нас друг к другу тянуло, и мы действительно испытывали искреннюю симпатию. Ни во что серьёзное и долговременное это не переросло, и меня это даже радовало. Я был с Маккензи на паре свиданий, нас часто можно было увидеть рядом, но в развитии наших отношений я не видел смысла. Как, наверное, и она. Маккензи была одной из тех девушек, к которой я испытывал что-то неопределённое, что-то, что не давало мне забыть о ней. Но чувства к ней, как, впрочем, и ко всем остальным девушкам, я не мог сравнить с моими чувствами к Чарис. Наверное, моя любовь к ней была потолком моих чувств, и это поднимало в душе волну беспрерывной тоски.

— Как поживаешь? — спросила Маккензи. За эту ночь нам ни разу не удалось и слова сказать друг другу, при встрече мы обошлись лишь сухими кивками.

— Неплохо, — пожал плечами я, не смотря на свою собеседницу. — Совмещаю личную жизнь с работой, но пока не очень получается.

— Что же мешает?

— Не знаю. Наверное, полное отсутствие личной жизни.

Я заметил, что Маккензи посмотрела на меня, но даже не повернул к ней головы.

— Ты не обязан говорить мне об этом…

— Нет, всё в порядке, мне это даже нравится. В последнее время для меня стало очевиднее, что я поклонник одиночества. Мне нравится не страдать и не тосковать о любви и дружбе. А что насчёт тебя?

— А что насчёт меня? — как попугай, повторила она мой вопрос. — Кое-кто есть на примете.

Я улыбнулся, услышав это от Маккензи.

— Кое-кто? То есть уточнять ты не собираешься?

— В этом нет большой надобности, Логан. Главное — этот кое-кто свободен.

В мою голову закралась смутная догадка, но вслух я её не высказал.

— Мы ведь не собираемся всю ночь провести на палубе? — спросила Маккензи через некоторое время. — Может, вернёмся к остальным?

— И потанцуем?

— Я бы не отказалась.

Когда мы вновь оказались в просторном светлом зале, все уже танцевали медленный танец. Я пригласил Маккензи, и, пока мы плавно двигались в такт звучавшей музыке, я размышлял о наших с ней отношениях.

Говоря о «кое-ком», Маккензи имела в виду меня. По крайней мере, мне так казалось. Я не знал наверняка, остались ли у неё ещё чувства ко мне, но также не мог понять, чувствую ли я сам к ней хоть что-нибудь? За время такой долгой разлуки я успел остыть к ней, и было неизвестно, смогут ли в моей душе снова заискриться чувства к этой девушке. Я не гнался за бешеным течением жизни, пытаясь найти свою любовь, и никогда не силился заставить себя полюбить кого-то. Я пропускал мимо себя множество девушек, с которыми у меня могло что-то получиться, но для чего я делал это? Может, глубоко в душе я всё же понимал, что моя истинная любовь ходит где-то рядом? Более того, может, она танцует со мной? ..

В конце концов, никто не знает, что будет с этим миром завтра. Возможно, мне больше никогда не представится возможности встретить девушку, которой я захочу посвятить всего себя. Вместо того чтобы пройти мимо, не заметив её, я должен остановиться и убедиться, что сделал это не зря. И, раз уж такая возможность мне сегодня представилась, может, это судьба? ..