========== Глава 18. Черная опера. ==========

Жизнь после смерти не стала проще, как это могло показаться со стороны. Ему оставалось просто сидеть сложа руки, глядя на происходящее совершенно под другим углом.

Сейчас он понимал, насколько глупыми были его сказочные иллюзии. Прялки, хрустальные гробы, усыпляющие яблоки, пропитанные ядом. Эл представил, что есть человек, который пишет эту сказку. Сидит за столом перед открытой тетрадью и пишет, пишет.

Кто-то же решил вернуть его к жизни? Вытащил из могилы, чтобы он смог продолжить свою историю. Историю, полную боли и страдания. Историю, в которой он научился любить и поплатился за это. Кровавая трагедия о любви героя к своему потенциальному убийце.

Эл вспомнил, как Лайт однажды заметил, что он слишком все драматизирует. Может, он прав. Но все это так странно и необычно.

Эл подумал о Лайте. На самом ли деле он такой жестокий, или он просто стал жертвой обстоятельств?

Так или иначе, Лайт был Кирой, а он — L, и их история вряд ли может считаться какой-то особенной. Такое могло произойти с кем угодно.

Для такой трагедии достаточно всего два героя, один из которых страстно любит, а другой способен на убийство.

Раньше он этого не понимал, но сейчас, когда он мог рассуждать здраво, все казалось очень просто. Их история была одной из тысячи, и в ней нет ничего особенного.

Погрузившись в прошлое, Эл вспомнил, как был увлечен той погоней. Он гонялся за Кирой, а затем потерял бдительность и проиграл. Как интересна человеческая природа. Как всё циклично.

Преступники совершают преступления, Кира карает их, а Эл ловит. И во многих отношениях Кира был таким же преступником, как и его жертвы, но упорно это отрицал. Единственное, в чем Кира и L были похожи — они хотели сделать мир лучше, но один не побрезговал опустить руки по локоть в кровь, а второй не мог с этим смириться.

Но они нуждались друг в друге. Им нужна была связь, и не важно профессиональная или более личная, но они были нужны друг другу. Они соперничали, ненавидели, боялись, подозревали, хотели, любили…

Но это не сказка. Слишком много в этой истории человеческих факторов, в отличие от идеализированных сказочных сюжетов. Они держались друг за друга, потому что были людьми, и расстались по этой же причине. Memento Mori (Помни, что ты смертен).

Эл помнил. Потому что смерть стала одним из самых больших напоминаний о том, насколько хрупок человеческий мир. Эл умер, и его сказочные мечты разбились вместе с его сердцем.

Эл пришел к выводу, что сейчас, будучи мертвым, он всячески превосходит Лайта, потому что больше не считается человеком. Ему было проще видеть все недостатки, которые ослепляли его в прошлом, но не потому, что он был глуп, а потому что был человеком.

В те последние минуты, когда он лежал в объятиях Лайта, его сердце остановилось до того, как он умер. В последние секунды в голове билась настойчивая мысль, что он был идиотом и всего этого можно было избежать, если бы он не позволил Лайту разбить его хрустальный гроб и вытащить оттуда свое сердце.

Тогда он подумал, что Лайт был бесчеловечным ублюдком, но сейчас, после смерти, он понял, что Лайт как раз таки самый настоящий человек. Эл помнил, что такое быть человеком.

Ты можешь любить.

Ты можешь умереть.

Сейчас он уже не мог ни того, ни другого.

И он прекрасно знал, почему оказался здесь.

Их история не дописана. Казалось, будто писатель давным-давно поставил точку, но спустя много лет снова взялся за перо, посчитав, что все было недостаточно трагично.

Эл наконец понял, что Ягами Лайт на самом деле не был самым жестоким человеком из всех.

Человечество само по себе поистине жестоко.

***

Эл сидел на подоконнике в гостиной. Черные мертвые глаза застыли на городском пейзаже огромного Токио, покрытого слоем первого снега, сверкающем в лунном свете, как глазурь на торте.

Эл не обернулся, когда Лайт вошел в комнату, снимая пальто.

— Ты все еще здесь? — безразлично спросил парень.

Эл даже не пошевелился.

Тогда Лайт, бросив пальто на спинку кресла, подошел ближе и, остановившись у подоконника, начал чем-то шелестеть. Любопытство взяло верх, и детектив повернул голову, заметив в руках Лайта бумажный пакет, который тот протягивал ему.

— Что это, Лайт-кун? — заинтересованно спросил Эл.

— Твое яблоко, — сердито бросил парень. — Берешь или нет?!

Эл послушно протянул руку и взял у него пакет. Лайт ждал, пока он его откроет, но Эл продолжал сидеть и смотреть на него. Тогда, закатив глаза, Лайт развернулся и пошел к двери, ожидая, что Эл может бросить это яблоко ему в голову.

Однако, когда удара не последовало, он остановился на пороге и обернулся, взглянув на Эла. Тот смял пакет, бросив его на пол, и поднял яблоко на уровне глаз, так, что в лунном свете оно буквально переливалось рубиновым блеском.

Раньше, когда он по пути домой заходил в фруктовую лавку за яблоками для Рюка, то брал первые попавшиеся, потому что знал, что шинигами все равно. Но сегодня он потратил какое-то время, выбирая самое красивое и большое яблоко.

Он не знал, зачем, ведь Эл все равно выбросит его или запустит им в Лайта, но он не ушел из магазина, пока не выбрал самое лучшее.

Может, подсознательно он не хотел разочаровывать Эла, зная, что тот учитывает каждую деталь и раздражается, если ему что-то не нравится.

Долгое время прохаживаясь меж корзин с фруктами, он нашел то, что искал. Гладкое, безупречное яблоко глубокого рубинового оттенка, отполированное до совершенства.

Эл держал его за веточку, с подозрением разглядывая со всех сторон.

Это напомнило ему старого Эла, который разглядывал все едва ли не до мелочей. Затем, удовлетворенно кивнув, он взял яблоко двумя руками и прижал его к груди.

— Ты выбирал это яблоко с любовью, Лайт-кун? — безучастно спросил Эл, снова переводя взгляд на Токио.

— Думай как знаешь, — ответил Лайт и вышел, направившись в свою спальню.

Он слышал, что Эл пошел за ним, но изо всех сил делал вид, что игнорирует его, переодеваясь у шкафа. Хотелось принять душ, но он решил отложить это дело до утра.

— Что тебе еще? — раздраженно спросил парень, глядя на детектива через зеркало в дверце шкафа. Он стоял в стороне, перебирая в руках яблоко. Он выглядел как настоящая Белоснежка, особенно с нынешней мертвенно-бледной кожей.

— Ничего, — ответил Эл, разглядывая яблоко.

Закатив глаза, Лайт стянул с себя рубашку и бросил ее на кровать.

— Хватит с ним играть, — рявкнул он, натягивая домашнюю футболку. — Это не игрушка. Господи, просто съешь его уже.

— Ты хотел откупиться им?

— Чего? — Лайт даже обернулся от удивления.

— Ничего, — Эл обхватил яблоко двумя руками и поднес его к губам, снова невероятно напоминая Белоснежку. В глазах что-то мелькнуло, словно в них заблестел легкий намек на то, что они могут ожить.

После недолгой паузы он добавил:

— Может, Лайт-кун отравил его? — прошептал он и усмехнулся, а потом вдруг вовсе рассмеялся своим злым, жутким смехом.

Лайт сначала нахмурился, а затем почувствовал, как его губы медленно расползаются в злобной улыбке:

— Может быть, — согласился он, одергивая футболку. — Может и отравил. Хотя вряд ли яд может тебе навредить.

— Действительно, — мягко сказал Эл. — Отравленное яблоко было бы пустой тратой времени, — он снова сделал паузу, покрутив яблоко в руке, а затем спокойно добавил: — …Яд больше на меня не действует.

Лайт почувствовал, как улыбка сползла с лица. Поджав губы, он наблюдал, как Эл, все еще держа в руках ненадкусанное яблоко, остановился у его кровати.

В комнате стояла полная тишина. Эл забрался на постель и, подтянув к себе все подушки, обложился ими со всех сторон, создав подобие гнезда.

Лайт смотрел на него, решая, что же он придумал на этот раз.

Эл оккупировал его постель, чтобы Лайт не смог спать этой ночью? Или он задумал что-то жестокое и коварное?