— Эй! — Лайт пошел следом, обходя лужи, чтобы не промочить ноги. — Ты должен переодеться, слышишь? Ты промок.

Эл даже не остановился:

— Нет, спасибо, Лайт-кун. Я предпочту остаться в этой одежде.

Лайт возмущенно задохнулся и, потеряв самообладание, бросился вперед, хватая детектива за край мокрой белой футболки:

— Я не хочу, чтобы ты ходил по моей квартире в насквозь промокшей одежде!

Эл повернул голову и, без всяких эмоций, бросил:

— Ты вообще не хочешь, чтобы я ходил по твоей квартире, Лайт-кун.

Не выдержав, парень схватил Эла за плечи и рывком повернул к себе лицом:

— Я одолжу тебе свою одежду, пока твоя высохнет снаружи, — начал он, утягивая детектива за собой, но тот вдруг дернулся и, оттолкнув от себя Лайта, вжался в противоположную стену узкого коридора:

— Не трогай меня! — закричал он и что-то шевельнулось в черных неживых глазах. Он попятился, держась за подол своей футболки и оттягивая ее вниз.

Лайт потрясенно смотрел на него, потирая ушибленные ребра. Гордость все же взяла верх, потому Лайт, сдержанно кивнув, прошел мимо него на кухню.

Ему было плевать, идет Эл следом или нет, но тем не менее поставил на стол две тарелки и две пары палочек. Лайт чувствовал, как внутри разгорается обида. Эл и раньше был раздражительным, мстительным, непредсказуемым и временами опасным, но в то время он был управляемым и контролировал себя, но этот Эл был воистину жестоким. Лайт поймал себя на мысли, что скучает по старому Элу.

Он не разбивал зеркала, не сидел в ледяной воде, не кричал на Лайта, когда тот прикасался к нему, и не смотрел такими страшными, мистическими глазами.

В отражении чайника Лайт заметил, что Эл прошел на кухню и направился к зеркальцу, которое Лайт собрал по кусочкам.

— Отойди от него, — прошипел парень. Эл только ухмыльнулся, но направление сменил. Вместо этого, он сел за стол, пренебрегая своей странной позой, которая добавляла детективу особое очарование.

Вдруг Лайт заметил, что его одежда абсолютно сухая, но не стал ничего говорить. Кто знает, сколько в нем еще загадок.

— Держи, — Лайт поставил перед ним чашку с чаем, затем открыл картонную коробку с китайской едой и принялся выкладывать ее на тарелку. Лапша, жареный рис, кисло-сладкая свинина и обжаренные овощи. Небрежно бросив Элу его палочки, он сел на другую сторону стола: — Ешь.

Эл, не шевелясь и даже не мигая, наблюдал, как Лайт принимается за ужин.

Стараясь глотать как можно быстрее, чтобы не тревожить ободранное горло, Лайт заметил, что Эл продолжает сидеть как мраморное изваяние. Только черные глаза двигались на бледном лице.

— Это мой дом и мои правила, так что ешь то, что дают, — прищурился парень. — Я не собираюсь кормить тебя шоколадом.

Эл моргнул, словно оживая, затем протянул руку и взял одну из палочек, покрутив ее меж пальцев, а затем бросил ее обратно на стол.

— Ах, да, — Лайт глубоко вздохнул и, отложив свои палочки, поднялся из-за стола, — забыл…

Он подошел к выдвижному ящику и, пошарив там, вернулся к столу с вилкой.

— Вот, теперь, ради Бога, поешь, — пробормотал он, возвращаясь на свое место.

Эл снова застыл. Лайт демонстративно проигнорировал его, а когда почти доел свою порцию и поднял глаза, то заметил, что тарелка детектива по-прежнему полная.

— Почему ты не ешь? — как можно спокойнее спросил Лайт, отпивая чай из своей кружки.

Эл только молча пожал плечами.

Лайт отвел взгляд и заканчивал ужин уже в молчании. Он знал, что Эл предпочитал сладости, но Лайт принципиально не собирался кормить его тортами и чизкейками. Да кто он вообще такой?..

Поднявшись, чтобы вымыть посуду, он остановился около Эла и холодно спросил:

— Ты собираешься есть или нет? — казалось, будто он разговаривает с упрямым маленьким ребенком, который отказывается есть овощи.

— Нет, — коротко ответил детектив.

Лайт сердито забрал у него тарелку, выбрасывая содержимое в мусорку:

— Голодай, если тебе угодно, — проворчал он.

Бросив посуду в раковину, Лайт закрыл коробки с оставшейся едой и поставил их в холодильник. Вдруг в глаза бросился прозрачный пластиковый контейнер. Лайт помедлил, раздумывая, стоит ли оно того, затем, поджав губы, вытащил коробку из холодильника и, открыв ее, пододвинул к детективу:

— Вот, — угрюмо сказал он. — Это ведь то, чего ты хочешь, верно?

Эл опустил глаза, взглянув на порцию клубничного чизкейка. Лайт запомнил, что когда-то это было его любимым лакомством. Подняв голову, Эл встретился с выжидательным взглядом Лайта.

Одним резким движением он сбросил коробку со стола, и свежий чизкейк упал на пол, запачкав кафель. Он встал, читая на лице Лайта выражение глубокого шока, обиды и поражения.

— Мне не нужно есть, — сказал он ледяным тоном. — И мне не нужно пить. Потому что я мертв. Ты должен об этом знать.

Он перешагнул через размазанное по полу пирожное и остановился на пороге, услышав тихий, грустный голос парня:

— Откуда мне было знать…

Эл обернулся через плечо, прежде чем выйти из кухни:

— Потому что, — шелестящий голос вызывал мурашки, — ты убил меня.

***

Присутствие Эла щекотало нервы, хотя он знал, что мертвый детектив не мог ему ничего предъявить, даже будучи уверенным, что Лайт — Кира, но тем не менее парень все чаще ловил себя на мысли, что не может сосредоточиться. С тех пор, как Эл вышел из кухни, Лайт его не видел. Включив новости на небольшом телевизоре, он держал на коленях Тетрадь Смерти, думая о чем-то своем.

Почему Эл заточен в своем бескровном холодном теле? Почему он находится в его квартире и наблюдает за Лайтом? Сейчас Лайт свободен, он может спокойно продолжать убийства как Кира, ведь препятствий пока нет.

Но почему нервы подводили его? Почему он смог написать всего два имени этими трясущимися руками? Покачав головой, Лайт выключил телевизор и квартира снова погрузилась в гробовую давящую тишину.

Почему Лайт так себя чувствует?

Что это? Раскаяние? Или…

Или беспокойство за Эла, который вдруг ушел и не возвращался? Если Эл продолжает следить за ним из коридора, то почему молчит, видя, как Лайт записывает имена? Почему не требует, чтобы он остановился?

Если бы он только что-нибудь сказал, Лайт почувствовал бы себя увереннее и продолжил бы убивать чисто из вредности.

Но Эла не было.

Лайт бросил Тетрадь Смерти в ящик и вместо этого принялся за курсовую из университетского курса на 7000 слов.

Может, в Лайте говорила гордость, но ему не нравилось, что Эл так себя ведет. Лайт не мог чувствовать себя победителем, когда его поверженный враг так безразлично все воспринимает. У Эла больше не было интереса с ним сражаться, не было азарта победить и вывести Киру на чистую воду. Квартиру наполняла только звенящая тишина.

Иногда Лайту казалось, что Эл просто пытается использовать на нем сложную психологию, чтобы морально давить на его совесть, заставляя самостоятельно сдаться, но тут же парень ловил себя на мысли, что Эл никогда не может быть таким спокойным, когда дело касается справедливости. Только не тот Эл, которого он знал.

Вся суть заключалась в том, что Эл больше не придет, чтобы остановить его. Лайт не понимал, почему, и это сводило его с ума, заставляя переключаться от Тетради на что-то более обыденное.

Тишину нарушал только мерный стук длинных пальцев по клавиатуре. Лайт полностью погрузился в курсовую, сидя за кухонным столом, наклонившись вперед к ноутбуку.

Краем глаза он заметил в дверях какое-то движение и пальцы замерли.

Детектив привалился плечом к дверному косяку, будто у него не было сил держаться на ногах. Решив игнорировать его, Лайт снова вернулся к работе.

Старый Эл непременно подошел бы к нему, сел бы напротив, склонив голову, и, прикоснувшись большим пальцем к бледным губам, спросил, что он делает. Новый же Эл продолжал стоять на пороге, наблюдая за ним этими холодными, черными глазами, будто ожидая приглашения.