И в эту жизнь.

Эл знал намного больше о смерти, чем Лайт. Он чертовски изменился. Это больше не высокомерный детектив, блестяще распутывающий сложные дела, чтобы потешить свое самолюбие. В нем больше не было азарта, и огонь в глазах давно потух. Он был похож на ветерана, который повидал на своем веку слишком много боли и разочаровался в мире, смирившись с суровыми реалиями.

Но больше всего Лайта беспокоило поведение Эла. Он молчал, что было странно, ведь этот чудак любил трещать без умолку, постоянно что-то вычисляя и выдавая четкие проценты. Эл стоял, даже не думая пройти к стулу и забраться на него с ногами и устроиться в своей любимой позе. И он не ел, даже не обращая внимания на вазу, полную конфет для гостей.

Лайт ждал, что он попросит хотя бы кружку сладкого чая, но в квартире уже много часов стояла гробовая тишина.

Жизнь, которой Лайт жил до смерти, изменилась.

Опустив глаза, Лайт взял ближайший к нему осколок, тут же узнав его по следам крови на острие. Эл прижимал этот осколок к его лицу, спрашивая, видит ли тот в его отражении Бога.

Вздрогнув, Лайт вытер его кухонным полотенцем и вставил в мозаику.

— Этот осколок не оттуда, Лайт-кун.

Холодный бесстрастный голос Эла прорезал тишину. Лайт почувствовал, как участился пульс и чаще забилось сердце. Да, ему было страшно. Он вытащил осколок, но руки так дрожали, что он выпал, разбившись еще на две части.

Лайт поднял голову, уставившись на темный дверной проем, в котором виднелась бледная фигура. Эл встретил его горящий, раздраженный взгляд пустыми черными глазами и просто пожал плечами:

— Ты пытался склеить его с осколком, который не состыковывается, — сказал он мягко и слегка склонил голову, как в старые времена. — Я хочу выпить чаю.

— Возьми и сделай сам, — отрезал Лайт, подбирая с пола два осколка.

— Нет, — Эл, наконец, перешагнул порог кухни и подошел к Лайту, остановившись у него за спиной. — Я хочу, чтобы ты сделал его для меня.

Лайт тут же бросил осколки на стол и поднялся со стула, отступая от детектива на пару шагов назад. Мертвый Эл в самом деле внушал ужас.

— Я уже предлагал тебе чай, — прошипел он, создавая между ними приличное расстояние.

— Тогда я не хотел, — сказал Эл и сел за стол, пренебрегая своей старой позой. Он сидел, держа спину чертовски прямо. «Горбатого могила исправила», — подумал Лайт и поежился.

— Ты что, собрался заменить мной Ватари? — проворчал Лайт, наливая в стакан кипящую воду, несмотря на свои протесты.

— Лайт, — позвал Эл, без привычного суффикса.

Лайт обернулся через плечо и едва было не разразился гневной тирадой. Эл передвигал по столу осколки зеркала, которые Лайт так долго и кропотливо собирал, чтобы склеить.

— Чего тебе? — спросил он, стиснув зубы.

Эл посмотрел на него снизу вверх и, после небольшой паузы, вздохнул:

— Не упоминай больше Ватари, — он сделал небольшую паузу, прежде чем добавить: — Я так давно не слышал его имени и не хотел бы слышать от его убийцы.

Лайт не знал, что на это ответить. Смысла лгать уже не было, Эл давно знает правду.

— Ты слышал меня? — спросил его детектив голосом, по-прежнему лишенным эмоций. Лайт повернулся к нему с чашкой в руках:

— Да, — бросил он, небрежно поставив перед Элом его чай и сев напротив, — слышал.

Он снова занялся осколками, которые Эл вернул на свои места.

Эл кивнул, глядя на чашку, но не прикасаясь к ней.

— Это нужно пить, гений, — проворчал Лайт, глядя на него исподлобья.

— Что ты сделаешь, если я не стану пить? — спросил Эл, запрокидывая голову и безразлично глядя в потолок.

Лайт вздохнул и закатил глаза:

— Почему ты не сидишь как раньше? — спросил парень, меняя тему разговора, чтобы заполнить неловкое молчание. Он вообще хотел, чтобы Эла здесь не было. Ни в его квартире, ни в его жизни.

— Та поза способствовала моим дедуктивным способностям. Сидя таким образом, было проще высчитывать процент твоей причастности к делу Киры. Сейчас же я точно знаю, что ты — Кира, поэтому мне не нужно стимулировать свои способности.

— Думаешь, что все обо мне знаешь?.. — мрачно пробормотал парень, снова поднимая глаза на детектива. Его ужасно раздражал тон Эла. Он говорил неоспоримые факты абсолютно без эмоций.

Эл вяло пожал плечом:

— Что я должен знать о высокомерном, эгоистичном засранце, который мнит себя Богом? Просто ребенок с опасной игрушкой.

— Ну, по крайней мере, я не проигравший высокомерный, эгоистичный засранец, мнящий себя Богом! — огрызнулся парень.

— Но ты ведь проиграл, — мягко сказал Эл.

А затем улыбнулся.

Медово-карие глаза презрительно прищурились:

— Ниа, — процедил он, в надежде расстроить Эла.

Конечно, всё это было из-за Ниа. Преемник Эла, которому чертовски повезло победить Киру. Хотя, сейчас Лайт даже не мог вспомнить, как выглядел этот Ниа — ни лица, ни поведения, ничего. Он помнил только старый склад, пропитанный кровью и полный боли. Но ведь сейчас у Лайта есть преимущество. Сейчас он знал, что есть Ниа, и знал, что от него возможно ожидать. А вот Ниа ничего о нем не знал.

Словом, Эл оставался невозмутимым. Его не задело упоминание о преемнике. Может, смерть сделала его таким черствым и безразличным, так как он просто пожал плечами и поднял чашку, прижимая ее к губам и не отрывая мертвых глаз от парня.

Лайт отвернулся от него и потянулся за клеем, чтобы склеить осколки прежде, чем Эл снова их разберет.

— Ты напоминаешь мне снежную королеву, Лайт-кун, — вдруг сказал Эл, опуская чашку на стол.

— Правда? — устало спросил юноша, не глядя на детектива.

— Да. Ты знаешь эту историю?

— Помню, но смутно.

«Спящая красавица, красавица и чудовище, теперь еще и снежная королева. Зачем ты вернулся, Эл? Чтобы снова мешать мне спать по ночам? Чтобы давить на совесть, пока я не почувствую вины? Ты мертвый, ты злой и до ужаса безразличный… Почему ты не можешь просто оставить меня в одиночестве?!»

— У снежной королевы было зеркало, — монотонно сказал Эл, — и когда оно разбилось на тысячи осколков, она была одержима тем, чтобы склеить его, скрупулезно восстанавливая каждый кусочек. Последний осколок оказался в глазу мальчика и исказил его восприятие мира, заставляя мальчика видеть все вокруг в уродливом свете.

— Да, точно, — отстранено сказал Лайт. Он знал, к чему Эл клонит, сравнивая его не только с королевой, но и с тем мальчиком, который не видел ничего, кроме прогнившей, испорченной стороны этого мира, не обращая внимания на красоту.

— Интересно, — Эл снова запрокинул голову, — только ли в сказках существуют спящие красавицы, зачарованные принцы, темные леса, отравленные яблоки… Вроде это все выдумки, но если подумать, как близки они к реальности, — он посмотрел на Лайта и перевел взгляд на тонкие пальцы, соединяющие осколки. — У тебя есть любимый сказочный персонаж, Лайт-кун? — голос Эла звучал немного теплее, чем раньше.

Лайт пожал плечами, не поднимая глаз:

— Белоснежка, наверное, — пробормотал он.

— Разумеется, — Эл склонил голову набок. — Интересно… Боги смерти так же сильно любят яблоки, как Белоснежка?..

Лайт стиснул зубы. Не нужно быть гением, чтобы заметить намеки детектива.

— Ну, а какой твой любимый персонаж? — спросил Лайт, просто чтобы поддержать беседу.

— У него нет имени, — сказал Эл, заставив Лайта поднять на него глаза. — Он довольно известный. Некоторые люди даже считают, что он существует на самом деле. Ты должен его знать.

— Как это? Нет имени, но его все знают? — нахмурился Лайт, продолжая склеивать зеркало.

— Когда-то давным давно жил принц, — тихо начал Эл. — Он был одарен необычайной красотой и несравнимым интеллектом, но принц считал, что помимо этого у него был еще один подарок небес. Конечно, он ошибался, поскольку то, что он считал подарком, было ничем иным, как опасным проклятьем. Он не мог понять, что человеческие жизни способна отбирать только темная магия. Именно она затуманила ему разум, подобно зеркальному осколку. Считая, что ему досталась великая сила, принц объявил себя Богом. В конце концов, сердце, которое изначально было преисполнено добрых намерений, было поглощено мраком. Он убивал всех и каждого, кто становился ему на пути. Даже тех, кто его по-настоящему любил. Принц радовался, когда люди, которые ему не нравились, умирали. Царство, которым он правил, жило в страхе. Но однажды появился смелый рыцарь, которому удалось очень близко подобраться к жестокому принцу, однако, ему пришлось поплатиться за это жизнью. Излишне говорить, что жизнь принца не была долгой и счастливой, поскольку тех, кто мог осветить его черную душу, уже не было в живых. Принц умер в полном одиночестве, покинутый и презираемый всеми, кого он знал.