– Я нашел его! Вдуг осенило, стал искать, и…

– Китайца?! – подался вперед Ветер, забыв, что ничего не говорил помощнику про Ван Мыня.

– Почему китайца? Какого китайца? Я нашел убийцу!

– Где?

Мика потыкал себя в лоб:

– Здесь, в глубинах интеллекта. Мне пишло в голову пеешестить кандидатов в клиенты.

– Перешерстить? – не сразу сообразил Карл. – Каких еще кандидатов?

– Я собиаю данные на людей, котоые пока еще ничего на натвоили, но обатили на себя внимание Системы и были отпавлены на дополнительное обследование. Я сидел всю ночь, посматъивал матеиалы. Погляди, что я нашел…

Мика торжествующе повел Карла внутрь, где в проектор уже была вставлена визозапись. С неподвижного кадра смотрел юноша или, может быть, молодой мужчина с нервным лицом и воспаленным взглядом.

– Некто Данко Сен-Жюст. Откуда имя «Данко» не знаю, а Сен-Жюст, если ты помнишь, был одним из самых молодых вождей Фанцузской Еволюции. Возаст тут имеет значение, сейчас поймешь… Записан азгово с психологом. Слушай…

Он нажал кнопку.

Ровный, приятный голос (психологам такой ставят специально) спросил:

– Так все-таки, чем тебя не устраивает меритократия, Данко?

Лицо молодого человека пришло в движение.

– Потому что это обман! Красивый термин! На самом деле у нас в стране не меритократия, а геронтократия! У кого больше бюлей, тот всё и решает! А больше бюлей у тех, кто дольше живет! Вот и выходит, что обществом распоряжаются старики!

– Не старики, а сеньоры. Зрелые люди.

– Перезрелые! В них уже иссякли все жизненные соки! Они ничего не хотят, ничего не могут! Ты посмотри, какого возраста все наши министры и депутаты! Ни одного, кому меньше девяноста лет! А ужасней всего, что мы заложники полудохлого Совета Старейшин! Ни одно важное решение не принимается без согласия этих мафусаилов, этих сушеных мумий! Меня трясет, когда я вижу по радиовизору эти морщинистые рожи!

– Старики были раньше, пока человек не научился правильно жить, – спокойно возразил психолог. – Тогда у дряхлеющего человека ослабевала мозговая деятельность, сейчас же она с возрастом только развивается. Чем ты старше, тем ты мудрее. Обществом и государством должен управлять не тестостерон, а разум и опыт.

Мика поднял палец: внимание!

– Да ты знаешь, сколько лет самой древней из этих мумий, Львовичу-Старицкому? – выкрикнул Данко. – Он родился в середине XX века. Двад-ца-того! У него от старости башка задеревенела! Деревянная башка решает, чего мне делать и чего не делать!

Тут Дельфин затряс пальцем: сейчас, сейчас!

– …Пилой отпилить такую башку! Топором оттяпать! Вместе с ее фальшивыми зубами и синтетическими глазами!

Нажав на кнопку, Мика остановил запись.

– Дальше он п’о дугое, неинтеесно. Но обати внимание на дату. Эта беседа состоялась за месяц до сме’ти Стаицкого.

Дельфин покровительственно похлопал начальника по плечу.

– Только не говои, что я гений. П’осто поклонись в пояс, этого будет достаточно.

Карл смотрел на юное, без единой морщины лицо геронтофоба, застывшее на экране.

– Сколько ему лет?

– Сейчас посмотъю… Двадцать семь. Двенадцатый класс лицея. А что?

– Идиот ты, а не гений! Сколько ему было лет во время убийства академика Томберга? Твой Робеспьер еще под стол пешком ходил!

Мика сник.

– Да… Я так обадовался, что совсем забыл п’о Томбега… Но согласись, этот тоже очень подоз’ительный.

– Сам ты подозрительный! Шерлок Холмс из тебя, как из какашки звездолет!

Помощник обиделся:

– Сам ты! Хоошего человека Калом не назовут.

Открылась дверь.

На пороге стояла Каролина.

В первый миг Ветер просто обрадовался – тому, что видит ее. Потом понял: она что-то выяснила, что-то очень важное. Каролина никогда раньше к нему на работу не заезжала.

– Поговорим, – сказала она, выразительно покосившись на Мику. – Вдвоем.

Тот с любопытством пялился на неожиданную гостью и, конечно, выходить не собирался.

– Мика Дельфин, гений, – сказал он. – Очень пиятно. А ты кто, пекасная незнакомка?

Каролина молча показала ему направление движения: в коридор.

– Иди, иди, – подтолкнул приятеля Ветер. – Потом познакомитесь. Дай нам поговорить.

От двери, из-за Каролининой спины Мика показал большой палец, закатил глаза, облизнулся и лишь после этого удалился.

– Что-то срочное? – спросил Карл, сдерживая волнение.

– Да.

– Почему не позвонила?

– Сам поймешь.

Она подошла к проектору. Вынула Микину пластинку, вставила другую – ту, которую вчера ей дал Ветер.

Он встал рядом.

– Получилось?!

– Да.

– И что отражается в зрачке Томберга?

– Не что, а кто. Смотри. Я сняла для тебя процесс увеличения и фокусировки…

Лицо лежащего Тобмерга сначала расплылось зернистым пятном, потом из точек образовался большой круг – зрачок. Внутри него, бликуя, темнел силуэт. Изображение опять замутилось, экран потемнел. Вдруг проступил контур: человеческая голова, плечи. Картинка закачалась, выравниваясь.

– Убираю искажение за счет выпуклости, – пояснила Каролина.

– Это не Ван Мынь! – воскликнул Ветер, жадно наблюдая за тем, как проступают черты. – Это вообще не китаец… Глаза не раскосые… Погоди… Это же… – Он схватился за ворот и не договорил.

С экрана, опустив взгляд, будто сверху вниз, на него смотрел Степан Ножик, только не бритый, а с гладко расчесанными волосами.

Карл вспомнил, что брить голову регулятор начал во время своего второго срока, а тринадцать лет назад щеголял черной, без единого седого волоска шевелюрой, подчеркивая свою молодость.

– Что это значит? – растерянно оглянулся Ветер на Каролину.

Она была невозмутима.

– Думай.

– Тобмерга убил… Ножик? Но… зачем?

– Думай, – повторила Каролина. – Я уже. Разжевывать не бу.

Тринадцать лет назад Ножик был директором СПАСа, где Томберг состоял на должности главного конструктора. Потом Степан какое-то время совмещал оба поста. Пока СПАС не выбрал его регулятором…

Ветер ахнул.

– Понял? Тогда ответь мне на технический вопрос. Возможно ли манипулировать Системой? В случае, если она находится под твоим единоличным контролем?

– Я не знаю… – прошептал Карл. – Такая возможность никогда никому… Главное – зачем?

– Не будь идиотом, Ветрило. СПАС дважды, подряд, выбрал Ножика регулятором. И очень возможно, выберет еще. Теперь ведь ограничение двумя сроками снято.

– Я не знаю, – повторил Карл. – Никто не разбирается в СПАСе так, как Ножик… Он и сейчас курирует разработку «Ангела», не вылезает из инженерного центра… – И вскрикнул: – Черт! Максим Львович единственный в Совете возражал против «Ангела»! И единственный, кто мог остановить проект!

Каролина подняла ладонь, что означало: успокойся и сосредоточься.

– Смотри, что получается. Тогда, тринадцать лет назад, на пути Ножика к полному контролю над Системой стоял Томберг. Сейчас препятствием являлся Савицкий.

– Но… зачем отрезать голову?

– Понятия не имею. Кажется, «Ангел» каким-то образом имитирует или даже использует структуру человеческого мозга? Может быть, не только методологически, но и, не знаю, биологически? Я совсем в этом не разбира.

– А… зачем? – тупо повторил Ветер всё тот же вопрос. – Ради чего совершать такие ужасные вещи?

– Ты книжки в детстве читал? Исторические? Про то, как честолюбие и жажда власти толкали всяких там Наполеонов и Сталиных (!!!) на злодейства. Почему мы так уверены, что, сделав жизнь удобнее и приятнее, мы до конца изменили человеческую натуру?

Карл вдруг вспомнил выражение лица Ножика, когда тот сказал: «Лично я собираюсь жить вечно».

И вдруг увидел мир, совсем не похожий на нынешний.

Мир, в котором СПАС раз за разом выбирает одного и того же регулятора. И никто в стране не возражает. Потому что у каждого сотрудника и каждой сотрудницы в голове сидит добрый ангел и убеждает, что это хорошо и правильно. Черт знает этого ангела, что он будет нашептывать еще. И о чем будет докладывать в Систему. Может быть, читать мысли и доносить о них? Один Ножик знает, какими возможностями на самом деле будет обладать его изобретение…