Фантом бесплотный, образ бестелесный,

Питаясь вами, тело обретет.

Чем больше вам он станет интересен,

Тем лярва проще в души к вам войдет.

То значит – вы эгрегора создали,

И обратилось семя в страшный плод.

Он обретет, живя в астрале силу,

Своих адептов поведя вперед.

Себе вы сами вырыли могилу,

Вы смертны, а эгрегор не умрет.

Он в ваших детях, внуках возродится,

Эгрегор станет воплощеньем зла.

Я, сочинив его, могу гордиться,

Лярв создавать – нет лучше ремесла…

– Специфические стихи, – сказал я. – Больше похоже на колдовское заклинание. Он был писателем?

– Кем он только не был, – сказала мисс Вселенной. – Вернее, он был никем. Больше всего баламутом. Сеял вокруг себя хаос. И умер нелепо – пьяным замёрз в сугробе.

– А вы, простите, ему кем доводитесь?

– Вдовой, – сказала мисс Вселенной. – Мы были оригинальная пара.

«Уж действительно, – подумал я. – Просто красавица и чудовище. Какие только фортели матушка природа не выкидывает».

– Ну, что, Лёша, поехали в гостиницу? – сказала мисс Вселенной.

– Откуда вы знаете моё имя? – сказал я.

– Мне приснился сон, что я должна стать твоей любовницей, – сказала мисс Вселенной. – Почему бы и нет? У меня уже неделю не было секса. Да ты не волнуйся, мы Машке ничего не расскажем.

– Мы это кто? – спросил я.

– Я и ты, – ответила мисс Вселенной. – Если вместе, то мы. А кто ещё?

– Ну, ладно, поехали, – сказал я.

Мы вышли из кладбища и сели в её машину. Автомобиль был шикарный, немного напоминающий Бентли, но со спортивным уклоном.

– Что за марка? – спросил я. – Я такую не видел.

– Фирма-производитель называется «Тетраграмматон», – сказала мисс Вселенной. – Почти неизвестна широкой публике. Индивидуальная сборка, ну и всё такое.

– Круто! – сказал я.

– Меня зовут Лена, – мисс Вселенной тронулась с места. – Раньше была Караулова, теперь, естественно, Моржеретто, жена швейцарского банкира.

– Понятно, – сказал я. – А здесь ты чего делаешь?

– Вообще-то я здесь выросла. А потом я тебе уже сказала, мне приснился сон. Вот я и приехала. Разве этого недостаточно?

– Курить можно? – спросил я.

– Пожалуйста, – сказала Лена. – Любой каприз, мой милый.

«Если это сумасшествие, – подумал я, – то протекает оно вполне комфортно. Пока, во всяком случае».

Гостиница, куда меня привезла жена банкира и вдова Васька, выглядела как небольшое ранчо, стилизованное под деревенскую простоту, но всеми удобствами. С широкого балкона открывался вид на искусственный пруд с толпой водоплавающих и скотный двор, по которому лениво прогуливались два птеродактиля, прикованных массивными цепями к столбу.

– Любопытные птички, – сказал я. – Я полагал, что они давно вымерли.

– А эти… – равнодушно ответила Лена. – Что мы на самом деле знаем об эволюции, мой милый. Точнее, о её законах. Птички, между прочим, невзирая на свирепый вид, питаются исключительно растительной пищей. И очень шумные. Я попросила вырвать им язык, чтобы не беспокоили ночью.

– В Гринпис тебя на работу не возьмут, – сказал я.

– Это ужасно, – сказала Лена. – Я буду рыдать всю ночь. Если хочешь, им утром обратно вставят язык. Если хочешь, даже два.

– Ты дружишь с волшебниками?

– С кем я только не дружу, – уклончиво ответила Лена. – Мой покойный рогатик разбудил во мне чрезмерное любопытство. Согласись, человеческое мышление очень странный механизм. Например, человек легко воображает себе то, чего никогда не будет.

– Это называется мечта, – сказал я. – А в некоторых случаях – надежда.

– Возможно, – сказала Лена. – Но с таким же успехом то, чего не может быть, может воплотиться в плоть и кровь. Логика, конечно, противоестественная, но она не перестает быть логикой. Вот как, например, объяснить значение слова. Слово само по себе значение. Значение слова уже тавтология. Объяснение и значение – синонимы, значит уже тройная тавтология. Не слишком ли много повторов для одного слова?

– Есть же многозначные слова, – возразил я. – Зависит от интонации и подтекста.

– То есть от того, какой смысл вкладывает человек в сочетание букв, – сказала мисс Вселенной. – Любой факт есть вольная интерпретация фантазии, которая крепко засела в голове. Или от того, с какой стороны зеркала он смотрит на вещи – изнутри или снаружи?

– Ты хочешь сказать, что по двору бегают курицы, а птеродактили мне мерещатся?

– Проверять всё же не стоит, – улыбнулась Лена. – Займи самую живучую позицию – воспринимай мир так, как тебе удобнее.

– Не ожидал, что фотомодели склонны к философствованию, – сказал я.

– Во-первых, я не фотомодель. А потом, ты что, много общался с моделями?

– Мы вроде собирались сексом заняться, – сказал я. – Планы переменились?

– Нет, не изменились, – сказала Лена. – Но хочу, чтобы всё было по-людски: ужин при свечах, развлекательная программа в виде местного шоу.

– Может, обойдёмся без шоу, – насторожился я.

– Я уже оплатила. Перед артистами неудобно. Побудь немного один, я скоро вернусь, – Лена лёгкой походкой выскользнула из комнаты.

Я вышел на балкон, закурил и уставился на птеродактиля. Как же курицы, похоже, меня держат за полного кретина. По сюжету развития сумасшествия эта тварь должна сейчас со мной заговорить, хотя бы телепатически.

– Привет из Миоцена! – сказал я тому, который стоял ближе ко мне. – Или из какой ты там геологической эпохи. Скажи что-нибудь, подлюга, например «салам алейкум!».

Птеродактиль смотрел на меня злорадно, но молча. Затем разинул клюв, обнажив острые, большие зубы.

– Необщительный, сука! – я метко бросил ему в зев окурок. – Станет скучно, позвони!

– Милый, я готова! – Лена вернулась в комнату, одетая как советская пионерка. – Тебе нравится такой прикид?

– Что-то есть, – сказал я. – А я кем буду – грозным учителем математики?

– Лучше самим собой, – сказала Лена. – Ты ведь нечасто об этом задумываешься?

Предательское желание бежать из этого бедлама шевельнулось во мне, но проклятое любопытство пересилило.

– Думать это вообще не моя стихия, – нагло ответил я.

– Как приятно! – Лена взяла меня под руку. – Пойдёмте ужинать, мой профессор!

Стол был накрыт на нижнем этаже, плотно задвинутые шторы и зажжённые свечи создавали полное ощущение вечера. В углу располагался бар.

– Что будем пить? – я подошёл к стойке.

– Ты не поверишь, – сказала мисс Вселенной. – Я предпочитаю водку. Иногда я представляю, что пьяная как свинья валяюсь в грязи. Такой кайф!

– Оригинально! – сказал я. – Уже воплощала фантазию?

– Пока нет, – сказала Лена. – Но будем соответствовать приличиям. Открой красное «Мутон-Ротшильд», урожай шестьдесят девятого года. Четвертая бутылка слева в седьмом ряду.

Мы чокнулись и выпили.

– Как ты думаешь? – сказала Лена. – Он был прав?

– Он это кто?

– Философ Лосев, – сказала Лена, – который в своей «Диалектике мифа» утверждал, что всех сказочных персонажей – чертей, домовых, летающих на метле ведьм, надо воспринимать как такую же реальность, как и нашу человеческую. Они самым обычным образом живут рядом с нами.

– Я, конечно, понимаю, – сказал я, – что необходимо поддерживать светскую беседу. Но я парень простой, всего-навсего закончил Горный институт в Питере, с высотами метафизики незнаком. Давай поговорим о чём-нибудь земном.

– Например, о бабах, – Лена хлопнула в ладоши. – Тогда смотрим танец живота.

Под звуки восточной музыки перед столом появились две, практически обнаженные танцовщицы с пёсьими головами.

– Какие интересные у них маски, – сказал я.

– Это не маски, – пожала плечами Лена. – Это настоящие песьи головы. Они же глумницы, что им стоит. Или ты предпочитаешь каких-нибудь узкоголовых певуний?

– В самом деле, какой пустяк, – сказал я. – Нет-нет, меня всё устраивает.

– А вот теперь можно и водки выпить, – Лена пересела ко мне на колени. – Стопку за стопкой, с короткими передышками.