Последним гвоздем в "крышку гроба" карьеры князя Бюлова, как Имперского канцлера, стала его робкая попытка отобрать у Вильгельма часть любимых больших игрушек и, договорившись с англичанами об окончании бесконтрольной гонки линейных килей, скорректировать Закон о флоте в сторону увеличения в его составе легких сил.
Но все тщетно. Политический дилетантизм, недоговороспособность и тщеславное упрямство кайзера, помноженные на затаенный хронический страх нового "Копенгагена", загнали-таки Рейх за точку невозврата. В МИДе воцарился самоуверенный авантюризм Ягова, покрываемый внешнеполитическим дилетантизмом канцлера Бетмана и всеобщим низкопоклонством перед Экселенцем. Катастрофа стала неотвратимой...
Кстати. Маленькая ремарка. Ведь никто в Германии тогда, ни кайзер, ни Тирпиц, ни Бетман, ни Ягов, так и не осознали, что те времена, когда британский адмирал мог по обстоятельствам, собственноручно запалить войну, канули в Лету вместе с последним вздохом отходящего в Мир иной лорда Нельсона. С той самой минуты британский политический истэблишмент держал своих флотских в железной узде. А политические резоны не позволяли Лондону лезть в драку первым.
Безусловно, роль Вильгельма II в развязывании мировой войны - главная. Германия первой формально объявила ее России и Франции. И все ссылки на русскую мобилизацию и т.п. - аргументы "в пользу бедных". Поэтому, как тогда, так и сейчас, некоторые немцы, склонные упрощать ситуацию в поисках смягчающих вину нации обстоятельств, лукаво называют своего кайзера душевнобольным человеком. Враньё! При всех его срывах, депресиях и шокирующих выходках, ни сумасшедшим, ни слабоумным он не был.
Конечно, две главных прискорбных черты его характера - необузданная гордыня и подспудная трусливость - порождали не менее уродливые производные. С которыми теперь предстояло считаться нашим героям, Государю и всей российской государственной машине. Но тут уж ничего не поделаешь: ведь выбирали-то, в итоге, не билеты в рай, а меньшее из зол. Ибо иудины поцелуи англосаксов и ротшильдовской "семибанкирщины", - это куда страшнее. Тут вам и ипатьевский подвал, и еще десятки миллионов смертей.
***
- Так что, полный порядок, Ваше величество. Со слухом у Вас все замечательно, - Вадим сдержанно улыбнулся, - Могу ли я считать на этом мою миссию исполненной?
- Не спешите, мой дорогой. И... поставьте ЭТО еще раз, будьте добры, - Вильгельм задумчиво и грустно вглядываясь в туманную дымку, смазывавшую проплывающие за стеклом сады, хутора и шпили кирх варшавских предместий, кивнул в сторону смолкшего в углу салона "Берлинера"...
И вновь, властно и печально, плавно сплетаясь в текучем ритме со сдержанным перестуком вагонных колес, единовременно осеняя их и величием Небесной вечности, и напоминая о кратости земного бытия, полились в самую душу арганные аккорды...
Фа минор. Бессмертная Прелюдия... "Солярис"... Тарковский не знал Баха. А Лем не понял Тарковского. Но ведь возвышенный русский гений не просто экранизировал умную польскую космическую фантастику. Вовсе нет. С помощью гения немецкого он трепетно искал... искал свой путь к Богу! Путь подлинного нравственного очищения и уврачевания кающейся души. И не едино для себя, а для всех! Ибо понял, что исскуство - это Долг...
- Боже, как это прекрасно... - Император, прервав затянувшееся молчание, оторвал Вадима от накатившего очередного приступа "воспоминаний о потерянном будущем", - Согласитесь: Бах воистину велик.
- С этим не поспоришь. Гений - есть величина постоянная.
- Да уж... это Вам не мой бедняга Бюркнер. Будто он вам с адмиралом Рудневым чем-то лично не угодил.
- Вовсе нет, Экселенц. Вовсе нет... герр доктор Бюркнер - бесспорно грамотный и рациональный, я бы даже сказал, без преувеличения, - выдающийся кораблестроитель. Способный технически реализовать тот или иной вариант проектного облика в наиболее оптимальном типе корабля. Это редкостный дар. Германии и Вам с ним очень повезло. Именно так, кстати, однажды высказался о нем мой адмирал. Но ведь Вы согласитесь, что реализация техпроекта и генерация самой его идеи, которая должна нести в себе мощный заряд новизны, опережающий мысль визави из чертежной Портсмута, не одно и то же...
- Или, может быть, новизны, опережающей идеи его коллег из чертежной в Санкт-Петербурге? - Вильгельм внимательно посмотрел Вадиму прямо в глаза, - Михаэль... вот Вы лично не опасаетесь, что моя германская военная и военно-морская, в частности, мощь, может быть повернута против вас? Против России?
Я уже полгода раздумываю над вопросом, почему вдруг так резко и решительно изменилось отношение Николая Александровича к сближению двух наших Держав. В чем тут первопричина? Не Вы ли, прибыв к его Двору с идеями адмирала Руднева стали той последней каплей, что источила, наконец, камень его постоянных страхов, недоверия и унаследованных предубеждений, который я силился раздробить целое десятилетие?
- Все может быть, Ваше величество. Только я не ясновидящий, чтобы заглядывать в души. Но, скорее всего, это вся совокупность обстоятельств повлияла на решения моего Государя. Война... Ваша твердая и решительная позиция. Двусмысленные игры Парижа. И, таки, - да, в чем-то, наверное, и скромный вклад моего адмирала...
- Ничего так себе, скромный! - Вильгельм лукаво усмехнулся, - Клянусь Святым распятием, я бы многое отдал за то, чтобы Всеволод Федорович был МОИМ адмиралом и другом... Вы ведь не забудите передать ему эти мои слова?
- Как предложение дружбы? Конечно, передам.
Что же до страхов... то, - нет. Не боюсь, Ваше величество. По одной лишь причине: во главе обеих наших империй стоят вполне разумные и прагматичные Государи. А разум и прагматизм в унисон говорят, что русско-германский конфликт способен не только принести страшные бедствия нашим народам, но и наверняка уничтожит сами империи. На радость англосаксам и ростовщикам - хозяевам их кошельков, рассматривающим войны, как повод для наживы. В то же время наш союз способен кардинально изменить и Европу, и весь Мир, даровав им путь процветания и культурного развития.
- Спасибо за откровенность, мой дорогой. Спасибо!
Итак, Ваши рецептуры моим эскулапам Вы передадите, они будут ждать. По патентам в Германии задержек не возникнет. В отношении же миссии, порученной Вам Николаем Александровичем, можете быть спокойны. На будущее рецепт от адмирала Руднева я запомнил. "Никаких недомерков, пушки "на вырост" и только в диаметральной плоскости, турбины и нефть". Будьте любезны кланяться от моего имени господину Нобелю. Будет прекрасно, если Эммануил Людвигович в ближайшее время сможет лично посетить Потсдам.
Но, что касается идеи по трехорудийным башням главного калибра, заложенным по настоянию Всеволода Федоровича в проект вашего нового большого крейсера, я все-таки остаюсь при своем мнении. Три ствола в одном барбете, это весьма сложно технически, но главное, - увеличивает риск вывода из строя одним-единственным снарядом большой части артиллерийской силы корабля. В вашем проекте - сразу на треть. Слишком много. Поэтому, в моем флоте таковых пока не будет. В будущем, может быть. Посмотрим.
Оружейников и инженеров в Эссене я потороплю с разработкой для вас и нового 12-дюймового орудия, и такой башни. Самому интересно, что из этого получится...
А сейчас нам предстоит еще одно маленькое, но приятное дельце, ибо сказано: "Не оставляй ни одного доброго деяния безнаказанным", - с этими словами Вильгельм явно демонстративно, с нелетом театральной лености, нажал кнопку стенного звонка. Только каково было удивление Вадика, когда вместо резонно ожидаемой им "отходной" бутылки в руках у щелкнувшего каблуками адъютанта, оказалась некая темно-синяя коробочка, содержимое которой вскоре оказалось на лацкане его пиджака. Vom Fels zum Meer. "От суши к морю" - гласил девиз Королевского прусского ордена Дома Гогенцоллернов.
